Анатолий ТЕПЛЯШИН. ЧЕМ НОЧЬ ТЕМНЕЙ – ТЕМ ЗВЁЗДЫ ГУЩЕ. Поэзия

 

Анатолий ТЕПЛЯШИН

ЧЕМ НОЧЬ ТЕМНЕЙ – ТЕМ ЗВЁЗДЫ ГУЩЕ

 

* * *

Два подвига свершает человек,

день изо дня,
                        земному ритму вторя:

ложится спать,
                            быть может, и навек,

и утром просыпается –
                                            для горя.

 

ЮНОСТЬ МОЯ

Юность моя – это лунный свет

на волнах Атлантического океана.

Первый в жизни бездомный рассвет,

радостный, горький, немного пьяный.

 

Не дорога – а волны скатертью,

и Россия – мой вечный причал.

И не алый парус – ракетный катер

меня в синюю даль умчал.

 

Что я помнил? Картинки детства

и родимого дома свет.

Как в пучину – швырнули сердце,

и, казалось, возврата нет.

 

Степь ведь тоже на море похожа,

ну, а я – человек степной.

В этом мире я был прохожим,

а теперь – лечу над волной.

 

Та же даль – без конца и края,

волны шумные, как луга.

Даль степная и даль морская –   

не видать твои берега.

 

Там, где степь, там и воля.
                                         Урал или Дон –  

всюду с вольной стихией
                                          прямое родство.

И недаром мифический бог Посейдон

поначалу считался
                                  степным божеством.

 

Даже в том вы похожи дважды,

что в просторах степных и морских

так легко умереть от жажды,

так легко умереть от тоски.

 

Так куда же меня манило –  

от одной да к другой беде.

Что мне – шило менять на мыло 

и покоя не знать нигде.

 

Я давно уж вернулся в родимый край,

и не вижу большой перемены.

Только тянет порой заглянуть за край

нашей солнечной Ойкумены. 

 

С юных пор прошумело немало лет.

Но, когда, чуть качаясь, иду я пьяный,

снова вижу, как будто тот лунный свет

на волнах Атлантического океана.

 

НОЧЬ

Чем жарче пламя, тем быстрей

сгорит в ночи костёр слепящий,

и снова пляски пескарей

начнутся в темноте манящей.

 

На бархат ночи упадут,

как звёзды, яркие алмазы.

И лоси шумные пройдут

к реке, невидимые глазу.

 

А в небе яркая звезда

вдруг пролетит, дотла сгорая.

Вот так и сердце
                                без следа

сгорает, от любви пылая.

 

Погаснет всё – и жар любви,

и боль, и гнева страстный пламень.

Но бьются водные струи

всё также о подводный камень.

 

Моя любовь, как та звезда,

и недоступна, и близка мне,

но кажется, что иногда

я понимаю душу камня.

 

ПОЖАРИТЬ МНЕ ЧТО ЛИ КАРТОШКУ

Пожарить мне что ли картошку

и сала добавить кругом.

Её собирал мне Антошка,

кудрявый мой внук дорогой.

 

Старался внучок мой на славу:

собрал аж четыре ведра,

сынок мой добавил к ней сала,

и мне потрудиться пора.

 

Пожарить мне что ли картошку,

а после с тобой мы вдвоём

присядем и выпьем немножко

и снова немножко нальём.

 

И будем нахваливать ужин,

хоть вредная эта еда,

но каждому всё-таки нужно

поесть от души иногда.

 

Пожарить мне что ли картошку,

петрушку добавить и соль,

а после поплакать немножко,

что я это выдумал всё.

 

* * *

Может, были мечты – ни одна не сбылась,

цель у жизни была – ничего не достиг.

Ты по жизни моей лёгкой тенью прошлась

и в полёт сорвалась, как с качельной доски.

 

Всё ищу по судьбе твой оставшийся след,

словно сыщик, пытаюсь его отыскать.

Сколько в жизни следов – твоего только нет,

лишь тихонько дрожит у качелей доска.

 

* * *

Усилья малых вовсе не смешны,

порыв души напрасным не бывает:

пусть ласточка не делает весны,

но от надежды сердце оживает.

 

Не утешенье это, не обман

для тех, кто яркой метой не отмечен.

Из мелких капель создан океан,

а сколько звёзд
                вместил в себя Путь Млечный.

 

А в будущем –
                         шумит морской прибой,

а в прошлом – вечный бой
                                        и степь без края.

Но ласточка опять летит с весной,

и от надежды сердце оживает.

 

* * *

Свои богатства множа,

спасайся Божьей кары.

Порой всего дороже –

то, что даётся даром.

 

Рисунок от ребёнка,

колечко от любимой,

и первый для скворчонка

скворечник над рябиной.

 

С малиною лукошко,

что принесла ко мне ты

под самое окошко

в хрустальный час рассвета.

 

Счастливые мгновенья,

оставшиеся с нами,

и веточка сирени

в тетрадке со стихами.

 

КАМЕНЬ

– Мои силы всё те же, – сказал Насреддин. –

Видишь, камень лежит на развилке дорог?

Молод был я, поднять этот камень не мог,

и теперь не могу – значит, вывод один.

 

А ведь прав был, наверное, мудрый Молла.

Всё, что сделано в жизни, то было – дано.

Ну, а что не дано – не свершить всё равно:

тают наши мечты – остаются дела.  

 

Ах, какие надежды артист подавал!

А теперь подаёт в гардеробе пальто.

Этот мальчик когда-то как Моцарт играл,

но сегодня об этом не знает никто.

 

Но о тех, кто свой жизненный путь не прошёл,

с горькой нотой всегда будем мы вспоминать:

что бы Пушкин успел, если б прожил ещё,

что бы Лермонтов смог в долгой жизни создать?

 

Тот же камень лежит на развилке дорог.

Я всё также его стороной обхожу.

А глазами за птицами в небе слежу:

помню – в детстве летал…
                                  А сегодня бы – смог?

 

ЗИМНИЙ САД

Где-то там, на дальних берегах,

круглый год цветут сады в округе.

А у нас – сугробы, как стога,

а у нас ночами – песни вьюги.

 

Реки все закованы во льды,

чтоб воспрянуть к жизни лишь весною.

И укрыты зимние сады

снежною метельной пеленою.

 

И стоят деревья как во сне,

позабыв о том, что сердцу мило.

Сохраняя где-то в глубине

жизни нерастраченные силы.

 

Зимний сад – источник русских грёз,

крепости, надежды и терпенья,

из глубин – не выплаканных слёз,

из души – не выпетого пенья.

 

В данный час – когда укажет Бог –

он вернётся в зелени и цвете,

словно странник – на родной порог,

словно птицы – на родные ветви.

 

МОЙ ВЕРНЫЙ ДРУГ

Зимней ночи светлый лик.

Город тихо спит.

Одинокий снеговик

во дворе стоит.

 

Кем он вылеплен, когда –  

вряд ли помнит он.

В небесах горит звезда.

На планете – сон.

 

Я десятый раз уже

подхожу к окну,

словно чувствую в душе

некую вину.

 

Я ведь также одинок

в этой зимней мгле.

Светит в небе огонёк –   

пусто на земле.

 

Верный друг мой, снеговик,

не сочти за лесть:

хорошо, что в этот миг

у меня ты есть.

 

Пусть мы разные с тобой –  

вместе веселей.

Вроде бы полегче боль,

на душе светлей.

 

И теперь в ночи любой –  

стоит глянуть мне:

словно верный часовой,

ты в моём окне.

 

Растоплю глазок, дыша, –  

и светлеет ночь:

словно верная душа

мне спешит помочь.

 

Но, забывшись чутким сном

под метельный стон,

вдруг услышал за окном

я хрустальный звон.

 

Улеглась вчера метель,

унялся мороз,

и звенит, звенит капель,

не скрывая слёз…

 

И как будто вихрь вдруг

сдул остатки сна.

Снеговик, мой верный друг!

Ах, весна, весна... 

 

* * *

Для кого-то жизнь – борьба,

для кого-то жизнь – мольба,

для кого-то дни и ночи – 

неизменная гульба.

 

От борьбы – давно устал,

может быть, добрее стал,

от гульбы – чуть сердце дышит,

а мольбы – никто не слышит.

 

Ничего не изменить,

никого не обвинить,

что дано тебе от Бога –

то и надобно ценить.

 

Вечно будет жизнь – борьба,

вечно будет жизнь – мольба,

а хорошая гулянка –

это вовсе не гульба.

 

* * *

                  Чем ночь темней, тем ярче звёзды…
                                                        Аполлон Майков

Сижу в кругу настольной лампы,

а за окном черным-черно:

как будто встала ночь на лапы

и заслонила всё окно.

 

Погаснет свет. Через минуту

глаза привыкнут к темноте,

и я увижу сумрак смутный

и звёздный жемчуг в высоте.

 

Чем ночь темней – тем звёзды гуще.

Но в жизни всё не так, мой друг:

чем ярче свет звезды зовущей –

тем беспросветней ночь вокруг.

 

Темна земля под небом ясным.

Горят снега во тьме ночной.

Лишь тихий свет души прекрасной

пусть озарит твой путь земной.