Нина ИЩЕНКО. ПОЭЗИЯ ВО ИМЯ ЖИЗНИ. «Книга павших» – антология к юбилею Великой войны

 

Нина ИЩЕНКО

ПОЭЗИЯ ВО ИМЯ ЖИЗНИ

«Книга павших» – антология к юбилею Великой войны

 

Военные события, идущие на Украине после 2022 года, могут перерасти в мировую войну. Поскольку помимо России и Украины в конфликте участвуют многие страны мира, такой прогноз вполне возможен. Военные действия, в которые вовлечена Россия, уже вызвали появление поэзии о войне, получившей название Z-поэзия. Эта поэзия имеет общие темы и образы с поэзией Великой Отечественной войны, но в то же время некоторыми критиками соотносится и с Первой мировой, начавшейся в 1914 году. Попробуем разобраться, существует ли это сходство и что нам может дать опыт поэтов Первой мировой.

 

Антология к юбилею Великой войны

К юбилею начала Первой мировой войны, которая в западных культурах называется Великой, в Санкт-Петербурге опубликована «Книга павших» – сборник стихов поэтов, погибших на этой войне. Редактор, составитель и переводчик стихотворений – петербургский писатель и критик Евгений Лукин. Все стихи приводятся не только на русском, но и на языке оригинала, и в большинстве случаев перевод Евгения Лукина – первый перевод на русский. Стихи подбирались по принципу последнего стихотворения перед боем. Краткие биографии поэтов, приводимые в книге, показывают, что каждый понимал войну как свой долг, человеческий, патриотический и поэтический.

В «Книге павших» собраны произведения 32 авторов из тринадцати стран. В сборнике представлены страны с обеих сторон фронта, и существовавшие к началу Первой мировой, как Россия, Англия, Франция, Германия, и появившиеся в результате распада империй после войны, как Болгария, Австрия, Сербия, Польша, Молдавия.

Поэты, представленные в книге, оказались на фронте по разным причинам: кто-то был мобилизован, кто-то пошел добровольцем. Меньшинство составляют профессиональные военные: Джулиан Гренфелл из Великобритании, Эрнст Лотц из Германии, русские авторы князь Олег Романов и Фёдор Тютчев, сын поэта и сам поэт.

Также были среди поэтов Первой мировой профессиональные литераторы, состоявшиеся писатели, люди из литературных кругов Берлина, Вены, Парижа, Лондона: Георг Тракль (Австрия), Димчо Дебелянов (Болгария), Руперт Брук, Исаак Розенберг, Чарльз Сорлей, Эдвард Томас, Уильям Ходжсон (Великобритания), Питер Баум, Рихард Демель, Густав Зак, Альфред Лихтенштейн, Август Штрамм (Германия), Алан Сигер (США), Гийом Аполлинер и Шарль Пеги (Франция). На фронтах Первой мировой оказались люди свободных профессий: репортер Лесли Коулсон (Великобритания), журналист Тадеуш Мичинский (Польша), художник Геррит Энгельке (Германия).

Среди поэтов сборника есть преподаватель немецкой литературы Эрнст Штадлер, который ушел на фронт, прочитав лекцию «История немецкой лирики новейшего времени», канадский преподаватель медицины Джон Маккрей, сельский учитель, таможенник и журналист Владислав Петкович из Сербии, учитель начальной школы Карл Штамм из Швейцарии, а также студент Вильгельм Рунге из Германии, ушедший добровольцем на фронт в 1914-м, и по всей вероятности, расстрелянный за попытку дезертировать в 1918-м.

Сражались и писали стихи пастор Уилфред Оуэн из Великобритании и православный священник Алексей Матвеевич из Молдавии, фермер Эллис Эванс из Уэльса, писавший под бардовским псевдонимом Хедд Вин, кузнец Генрих Лерш из Германии, шахтер и профсоюзный деятель, ирландский националист Френсис Ледвидж.

Одним из самых ярких и глубоких мыслителей среди поэтов антологии является английский поэт Уилфред Оуэн, соединивший в своих стихах тему войны и прогресса.

 

Уилфред Оуэн: диалектика войны и прогресса

Примечательно, что советский переводчик Михаил Зенкевич, работая в 1937 году над переводом стихотворения Уилфреда Оуэна «Странная встреча», отказался употреблять слово «прогресс» и переложил этот текст так:

И будут разрушеньями довольны

Иль выжмут кровь из них, как сок давильни.

Ведь люди станут быстры, как тигрица,

В строю, когда народы будут грызться.

 

Для сравнения подлинник:

Now men will go content with what we spoiled.

Or, discontent, boil bloody, and be spilled.

They will be swift with swiftness of the tigress,

None will break ranks, though nations trek from progress.

 

Перевод Евгения Лукина:

Найдутся те, кто любит пир крикливый,

Но не выносит кипяток кровавый,

Кто верует, что с быстротой тигриной

Придет к прогрессу по дороге бранной.

Осторожность Зенкевича понятна: в 1937 году понятие прогресса не подлежало никакой негативной интерпретации, поскольку СССР считался самым прогрессивным обществом, осуществившим переход от капитализма к коммунизму согласно теории общественного развития Карла Маркса. Как же связаны прогресс и война в европейских культурах, породивших эту концепцию?

 

Великая война: конец эпохи прогресса

Первая мировая война занимает особое место в европейской истории идей. Она означает конец длинного девятнадцатого века, который начался в 1789 году, с торжества идеалов модерна во время Великой Французской революции. В этот век появилась теория прогресса, очень эффектно описанная известным исследователем античности Михаилом Гаспаровым:

«Мы представляем себе время движущимся вперед – как стрела, летящая из прошлого в будущее… Для нас прогресс – что-то само собою разумеющееся: 1097, 1316, 1548 годы – даже если мы не помним ни одного события, происходившего в эти годы, мы не сомневаемся, что в 1548 году люди жили хоть немного лучше и были хоть немного умнее, а может быть, и добрее, чем в 1097 году».

После 1914 года прогресс перестает быть чем-то само собой разумеющимся. Дольше всего вера в прогресс сохранилась в заповеднике модерна, в СССР, где Гаспаров и описал её, но рациональных оснований для этого после Великой войны становилось всё меньше. Нравственный прогресс в этой теории обеспечивается развитием науки, но во время Первой мировой впервые стало особенно ясно, что прогресс науки и прогресс морали не совпадают. Винтовки, пулеметы, танки, боевая авиация, отравляющие газы – все эти достижения науки привели к тому, что в одной только битве при Сомме, длившейся пять месяцев в 1916 году, погибло и было ранено около миллиона человек. Народы менее прогрессивные, у которых наука развивалась плохо, физически не смогли бы устроить такого торжества ума и доброты своими несовершенными средствами. Великая война поставила перед пережившим её поколением вопросы о том, существует ли социальное и нравственное развитие в истории, может ли человеческий разум решить задачи по изменению общества в сторону добра, способно ли человечество контролировать науку и технику, становится ли человек хоть немного умнее, а может быть, и добрее с ходом прогресса.

 

Поэзия отвечает на экзистенциальные вопросы

Первыми в своем поколении дали ответы на эти вопросы поэты, погибшие на войне. Они мыслили образами и воплощали свои интуитивные открытия в поэтических строках.

Отношение поэтов к войне менялось от горячего патриотизма и военной романтики до бунта против бессмысленной гибели и стоического приятия нечеловеческих условий жизни на войне. Каждый из поэтов предчувствовал свою смерть, и каждый с ней встретился, оказавшись по ту сторону мира: погиб в бою, умер от сепсиса в военной экспедиции, покончил с собой, убит осколком снаряда в живот или в голову, погиб в битве на Сомме, попал под смертельный пулеметный огонь, убит после ночного патрулирования, убит воздушной волной, умер в госпитале после ранения, после трепанации, от воспаления плевры, от воспаления легких, от тифа, от испанского гриппа, погиб при штурме французского окопа, при атаке на немецкие позиции, при атаке на русские позиции, от газовой атаки под Ипром, утонул в лодке, которую затянуло в громадную воронку от уходящего под воду судна, расстрелянного немецкой торпедой, за месяц до конца войны ранен под французским городком Камбре и умер в плену.

 

Живые и мёртвые

Поэт, публицист, литературный критик Александр Мелихов, главный редактор журнала «Нева», заметил резкое различие между русским восприятием мертвых на войне, проявленном в литературе о Великой Отечественной, и в европейской военной прозе, порожденной Первой мировой. Сравнивая романы Константина Симонова и Эриха Ремарка, Мелихов пишет, что в советской прозе «у живых нет физиологических отправлений (секса тоже нет), а у мертвых нет отталкивающих травм». В то же время в европейской литературе живые озабочены в первую очередь телесными потребностями, а мертвые показаны как разорванные в клочья, искореженные обломки тел, в которых не осталось ничего человеческого. В советской литературе о Великой Отечественной живые и мертвые объединены героизмом, преображающим плоть и душу, выбрасывающим за грань обыденности и физиологии. В западной прозе не существует единой общности живых и мертвых. Живые – это тесный круг товарищей по несчастью, противостоящих жестокому внешнему миру, а мертвые – мертвы во всех смыслах и отрезаны от мира живых.

Анализ «Книги павших» показывает, что поэзия Первой мировой ближе к русской парадигме. В творчестве большинства поэтов сборника с обеих сторон фронта реализуется принцип Уилфреда Оуэна «мертвые нравственнее живых». Единство живых и мертвых становится реальностью, проступающей сквозь боль, ужас, бессмысленность и смерть.

Каждый из поэтов оказался в ситуации экзистенциального выбора, когда перед лицом смерти нужно найти смысл, чтобы сделать эту смерть не напрасной. В такой момент происходит прорыв, выход за пределы ужасной реальности. К кому обращаются поэты на пороге смерти, куда направлен их взгляд?

 

Три адресата поэтического послания

Направлений движения духа в книге представлено три: к Богу, к своим товарищам по обе стороны фронта и в пространство памяти – в будущее.

Когда «прогресса небеса разодраны во мгле», как написал Уилфред Оуэн, человек остается один на один с Богом. Социальные трансформации, улучшение условий жизни и труда, прогресс науки и морали – все эти вещи исчезают как миражи, ни один из поэтов не пишет об этом. Остаются непоколебимы среди мрака, ужаса и смерти только Бог и поэзия.

В стихах поэтов Перовой мировой ужасы войны предстают как тяжелая доля солдата, страдания и боль парней, падающих на землю, чтобы с неё не подняться, никогда не стать отцами, не увидеть свою любовь. В смерти открывается родство людей без различия флага и страны. Как пишет Руперт Брук, «есть только смерть – наш худший друг и враг». «Кто убит – уже не враг. А враги – пока живые», развивает эту мысль Димчо Дебелянов. Эту идею чеканно формулирует Уилфред Оуэна:

Мой друг, я враг, тобой вчера убитый.

О, как ты страшен в стычке был минутной,

Меня штыком вколачивая в снег.

Я ж так замерз, что выстрелить не смог.

Уснем же вместе…

В наши дни, когда главным средством для достижения победы многие считают ненависть и дегуманизацию противника, строки поэтов, испытавших войну и смерть сто лет назад, показывают, что остаться человеком на войне можно только увидев людей по ту сторону прицела.

К памяти своей страны, народа, земли обращаются многие поэты сборника. В «Книге павших» есть стихи, написанные о памяти и вошедшие в культурную память народов. Так, в сборнике можно прочитать стихотворение канадца Джона Маккрея «На полях Фландрии», написанное в разгар битвы на Ипре. В декабре 1915 года оно было опубликовано в Лондоне и обрело невероятную популярность как знак солдатского героизма. Благодаря этому стихотворению красный мак стал обозначать погибших в Первой мировой в Европе. Стремясь в Европу, Украина после государственного переворота в 2014 году стала внедрять красный мак как символ украинцев, погибших во Второй мировой в 1941-1945 гг., вместо георгиевской ленточки, принятой в России. Переименование Великой Отечественной и смена символа стали способом уничтожения памяти о пережитом, забвения своих павших ради чужой культуры.

В политических баталиях современности кажется, что мертвые молчат, у них нет голоса, их смерть необратима, поэтому можно стереть из памяти чужую смерть, выбрать любой символ и навязать живым любые представления о мире. Но это не так. Погибшие сто лет назад живут в памяти народа. Попытка Украины стереть память, уничтожить погибших еще раз, вызвала противодействие и на Украине, и в России, привела к новым битвам за живые смыслы, к новой войне сто лет спустя после Первой мировой.

 

Сила памяти

Эта книга важна и своевременна для России, воюющей сейчас. Но еще важнее она для тех стран, которые втягивают свои народы в новую большую войну против России. Опыт участия в Первой мировой не был пережит должным образом, поскольку европейская пропаганда продвигает стереотипы о том, что русские – не люди, и к ним неприменимы законы войны и памяти, купленные дорогой ценой. Каждый шаг в сторону расширения общего братства людей, включение в него новых народов, чрезвычайно важен для всех участников процесса. Поэзия Первой мировой снова актуальна в ситуации, когда цена недопонимания – человеческая жизнь, и нельзя пренебрегать никакой помощью ни живых, ни мертвых.

«Книга павших» – яркое, тревожное, сложное чтение, открывающее дверь в иной мир, мир мертвых, но всё равно живых, которые успели нам сказать, как важно жить, думать, творить, любить. На страницах книги каждый поэт Великой войны протягивает руку нам, живым, позволяет еще раз взглянуть на мир его глазами, почувствовать боль и красоту этого мира, сделать шаг внутрь, к себе, и вперед, сквозь прогрессивные технологии смерти навстречу людям, жизни и любви.