Юрий ЩЕРБАКОВ. У ВРЕМЕНИ – ОДИН ИСХОД. Поэзия
Юрий ЩЕРБАКОВ
У ВРЕМЕНИ – ОДИН ИСХОД
ХОЖДЕНИЕ ЗА СЧАСТЬЕМ
Саблями лучей казачье солнце
Разрубило облачный засов.
Пойманной жар-птицей ветер рвётся
Из холста узорных парусов
На степную ширь, где на просторе
Тает горизонта тетива.
– Волга-мать, неси в Хвалынско море! –
То моя гуляет родова!
Вольница души, ватажье племя,
Где на семь на бед – один ответ,
Занесло песком забвенья время
Счастья твоего разбойный след.
Волга летописные страницы
Берегов отмыла за века.
Только до сих пор мне это снится:
Утро. Струги. Парус. И река.
Пусть земные гибельные страсти
Оставляет вечно за кормой
Этот путь хождения за счастьем –
И неуловимый, и прямой…
Для чего живу на белом свете?
Пращур мой, сомненья размети.
Может, жизни суть в простом ответе:
В обретеньи этого пути?
Астрахань, души моей столица,
Видишь, как меж волжских берегов
Ветер рвётся пойманной жар-птицей
Из холста узорных парусов...
ПОЭТУ-РОВЕСНИКУ
Кончается время застолий
И пустопорожних речей.
Язык, что и впрямь без мозолей,
Ленивей стал и тяжелей.
Уходит моё поколенье
В пределы, где времени нет,
Нарушив былое равненье
На знамя отцовских побед.
Не то чтобы предков забыли,
За сладким куском колеся.
Родной поклониться могиле –
Не вся ещё память, не вся…
Становится прошлое зыбким,
Прозренья рождая ручьи:
Отечества злые ошибки,
Ровесник, – мои и твои.
Стираются краски и звуки,
Но с каждой минутой ясней,
Что главное в том, чтобы внуки
Родили горластых детей.
Им – наши последние силы
И наши закатные дни,
И вера, что нашу Россию
Должны полюбить и они...
* * *
Одна из улиц Астрахани носит имя
капитана Всеволода Ширяева,
направившего свой горящий штурмовик
на вражеские танки в бою
под Хулхутой в Калмыкии в 1942-м.
Калмыцкий друг, ты помнишь этот миг,
Когда в июльский зной под Хулхутою
Ты вдруг сказал: «Я вижу штурмовик,
Горящий штурмовик над полем боя...».
Бесцветным было небо от жары
Над нашими с тобою головами.
«Он падает, и раздаётся взрыв,
А дальше только пламя, только пламя...».
Наверно, время разомкнуло круг –
Иного объясненья просто нету,
Как мог увидеть ты, старинный друг,
Сорок второго огненное лето.
Буддисты знают, что душа живёт,
Телесное обличие теряя.
На вражьи танки бросил самолёт
Военный лётчик Всеволод Ширяев.
И вздрогнула в испуге Хулхута
В далёкий день от жертвенного взрыва.
Тот, у кого своя душа пуста,
Не понимает этого порыва.
«О, Будда, да не будет воскрешён
Такой делец твоею волей скорой,
Когда умрёт за свой автосалон,
На улице Ширяева который…».
Мой мудрый друг, не зря в твоей судьбе
Тогда случилось вещее виденье.
По воле Будды, может быть, в тебе –
Души героя нынче воплощенье…
* * *
Страна неотвратимых потрясений,
Полузабытых, проданных побед,
Страна неокончательных решений,
Страна былых надежд, страна Совет…
Страна, где становиться на колени –
И мода, и обычай, и завет,
И грех, и крест для новых поколений,
И на вопрос единственный ответ:
Что впереди, за чередой мгновений,
Где борются за душу тьма и свет?
Страна моих падений и прозрений,
Другой не будет, не было и нет.
* * *
Идиллия: ночная Волга,
Жарой измученная, спит.
Луна – батыр на шкуре волка –
Лениво возлежит в степи.
Ждёт, что кумысом с небосклона
Польётся в глотку звёздный дар.
Но комариным роем дроны
Там пролетают на Кап.Яр*.
Чьей удовольствуются кровью?
Не отмахнёшься просто так.
Война пришла и в Понизовье.
Ночь самой первой из атак.
----------------------------------------
*Кап.Яр – Капустин Яр – город и ракетный полигон
в Астраханской области.
* * *
Кто это первым сказал:
«Ох, до чего же не любы
Эти пустые глаза,
Эти надутые губы!
Ненастоящее всё!
Гляньте, кругом фотошопы!
Кто наших девок спасёт
От подражанья Европе?
Чувства у них – суррогат,
Дети – и те – из пробирки!».
...Что им до тех, кто брюзжат!
Что им замшелых придирки!
Новая жизнь на Руси,
Смех без причин до упаду.
Телетусовка, паси
Ржущее истово стадо!
Но в одночасье гроза
Вторглась и властно, и грубо.
Стали пустые глаза
Полными слёз. Ну, а губы
Снова искусаны в кровь,
Как у прабабок-солдаток.
Господи, только не вдовь
Наших прекрасных девчаток!
Не повернётся язык
На откровения злые.
Пусть очищается лик
Нашей любимой России…
22 ИЮНЯ В ЖЕЛЕЗНОВОДСКЕ
И снова день – на загляденье!
Наверно, лучше нет поры,
Чем это время лип цветенья
Здесь, у Железной у горы.
Но, будто взрывом, аромата
Встряхнуло сладкую струю…
«Враги сожгли родную хату,
Сгубили всю его семью...» –
Над заповедной благодатью
Тем, в ком душа ещё жива,
Открыли горькие объятья
Непозабытые слова.
А с ними в небесах незримо
Плывут минувшие года.
И льётся не в стаканы – мимо
Вдруг минеральная вода.
Ах, стать бы ей живой водою,
Чтоб наконец-то заросли
Те, что оставлены войною,
Раненья в памяти земли!
Притихли дети и старушки,
Умолк толпы курортной гам.
«И пил солдат из медной кружки
Вино с печалью пополам...».
* * *
Марии Алексеевне Пушкиной-Ганнибал,
бабушке Пушкина, который до трёх лет
умел говорить только по-французски
О, как же мы порой самонадеянны!
О Пушкине всё знаем! Хвастовство!
Не бабушка ль Мария Алексеевна
Поэтом русским сделала его,
Когда внучонка папеньку и маменьку
Она взяла сурово в оборот:
«Не в том беда, что смуглый да курчавенькой,
А в том, что Сашка нерусью растёт!
По-нашему – ни слова! Что ж, вы, ироды,
Из пострелёнка лепите мусью?
Клоповью дурь из вас я всю повыведу!
Французничать охоту отобью!
Ах, деточки, за тучами дремучими
Не проглядите русскую зарю.
А чтоб вконец мальчонку не замучили,
Арину в няньки чадушке дарю!
Пускай играет с ним по-русски в ладушки,
Пускай по-русски говорят вокруг!».
...Кто знает, если бы не воля бабушки,
Кем стал бы непоседливый барчук…
Как просто всё: не пахано – не сеяно,
Не знаешь слов – не прочитаешь строк.
Дражайшая Мария Алексеевна,
Спаси Вас Бог за давний тот урок
Всем нынешним родителям и бабушкам,
Которые, как много лет назад,
Своим любимым ненаглядным чадушкам
По-русски говорить и жить велят!
Чтобы гордились Пушкинской Державою –
Страной добра, основой из основ
И тем, кто русской памятью и славою
Пребудет до скончания веков!
ИЗ «ВЕНКА ЛЕРМОНТОВУ»
1.
Дуб, по преданию, посаженный Лермонтовым в Тарханах,
погиб от урагана 11 июня 1995 года.
Дубовый кряж покоится в Тарханах –
То Лермонтова дерево. Оно
Повалено когда-то ураганом.
Хоть пережить поэта суждено
Ему на полтора столетья было,
А всё ж судьба его не сберегла.
Табличкою означена могила
Могучего покойного ствола…
С лёгкой руки великого поэта
Здесь саженец за годом год взрослел.
Одна беда: как прежде, без ответа
Гуляют ураганы по земле
И с корнем выворачивают годы,
Спеша переиначить, умертвить,
Маня народы призраком свободы,
Меж временами обрывая нить.
Чтобы прорехи в памяти зияли,
И бывшей плоти мёртвые куски
Лежали на музейном пьедестале –
Обрубки, кряжи, кости, черепки…
Но мёртвою водой их поливая,
Какой же русский в сердце не сберёг,
Что есть ещё у нас вода живая –
Бессмертная душа заветных строк!
Родовичи мои, ещё нас много
На том пути, где вечность впереди,
Где «выхожу один я на дорогу»,
И понимаю: вовсе не один!
О, как же эту истину не просто
Постичь от мирозданья сквозь года:
По Лермонтову братья мы и сёстры.
Вчера. Сегодня. Завтра. Навсегда.
2.
На терренкуровой тропе
Железноводского портала
Дивлюсь: «Как много он успел!
Ах, Боже мой, как это мало!».
Навстречу радостно спешат,
Как старые знакомцы, стелы:
«Бородино» и «Маскарад».
Что впереди: «Три пальмы»? «Бэла»?
Синицы мне наперебой
Щебечут имя по секрету.
Ах, милые, сейчас с собой
Ни семечек, ни крошек нету.
Мы завтра свидимся опять,
Забывчивость простите другу.
Как вы, летать бы – не шагать
По этому святому кругу!
За поворотом поворот.
Ночные отступают тени.
И щедро золотит восход
Созвездье слов – «Наш современник».
3.
Решение ехать в Пятигорск
Михаил Лермонтов принял,
бросив монету на жребий.
Он сдвинул исписанный лист.
«Прощай, глинобитный мой терем!
А, впрочем, я кто? Фаталист!
Куда подаваться? Проверим!
О, жребия звонкий пятак,
Решенье сейчас за тобою:
Отправиться в полк или так
И плыть пятигорской судьбою.
Орёл или решка? Опять
Сраженья иль эта рутина,
Где только одно – наблюдать,
Как злится от шуток Мартынов.
Приелось уже и оно –
Невинное то развлеченье.
Увы, но сарказма вино
Давно не даёт наслажденья…
А тут ещё эта жара –
Июля дурная примета.
Ну, Лермонтов, право, пора!».
...И гений подбросил монету.
4.
Как деловито обсуждали
Три говорящих головы
Дуэли памятной детали
В телеэкране.
– Быть живым, –
Сказал хозяин первой глотки, –
Никак не дали бы ему!
Заказ на Лермонтова чёткий
Проплачен. Только не пойму,
Зачем какого-то кретина
К дуэли пристегнули?
– Ну, –
вступил второй, –
Стреляли б в спину!
И на абреков – всю вину!
А третий – ласковый мужчина –
Сочувственно причмокнул:
– Да!
Мне, кажется, что был Мартынов
Несчастной жертвой, господа!
– А мне, – то первый снова, – ясно,
Как дважды два, таков расклад:
Что в гибели своей напрасной
Сам убиенный виноват!
– Когда на властные вершины, –
Второй поддакнул, – прёт поэт,
Всегда отыщется Мартынов,
Верней, послушный пистолет…
– О, как же тяжко слыть убийцей! –
Вмешался третий в разговор, –
Из-за того, в ком зло амбиций,
Носить пожизненный позор!
Я слушал этот спор лукавый,
Где лишь неискренность в цене,
Взывая молча: «Боже правый,
Скажи, что это снится мне!
Что бесы здесь случайно вместе,
Что грянет снова над Москвой:
«Погиб поэт, невольник чести.
Пал, оклеветанный молвой...».
Что зло вселенское осилив
В своём неведомом пути,
Моя «немытая Россия»
Поэта гибель не простит…
Что в пробудившейся державе
У времени – один исход:
Лишь тот народом будет править,
В ком Лермонтова дух живёт!
ВЫСОЧАЙШЕГО КЛАССА СТИХОТВОРЕНИЕ!
* * *
Страна неотвратимых потрясений,
Полузабытых, проданных побед,
Страна неокончательных решений,
Страна былых надежд, страна Совет…
Страна, где становиться на колени –
И мода, и обычай, и завет,
И грех, и крест для новых поколений,
И на вопрос единственный ответ:
Что впереди, за чередой мгновений,
Где борются за душу тьма и свет?
Страна моих падений и прозрений,
Другой не будет, не было и нет.
Юра, с новым годом, с новыми замечательными стихами! Любо, брат!