Дмитрий МИТРОФАНОВ. ВОЗВРАЩЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА. Поэзия
Дмитрий МИТРОФАНОВ
ВОЗВРАЩЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА
ПРОБУЖДЕНИЕ
Ночное небо таяло в руках,
стекало сквозь стекло под одеяло,
то ёжилось, то невпопад смеялось,
то холодком, забравшимся в рукав,
тянуло томно: «Мало-мало-мало...».
Стонал рассвет. Раздетая кровать
всё больше обретала форму всплеска.
По воздуху растянутые лески,
как право вето к слову «открывать»,
горели раной рваной в занавеске.
Май догорал — «Весна! Весна! Весна!»,
крутил фокстрот ромашек между сосен,
навязчиво. (На ум пришло: «Несносен!».)
А меж теней растаявшего сна
уютно притаилась чья-то осень.
* * *
Человек-пароход, парабеллум, парабола, блюз.
Человек-человек, я сегодня тебя не боюсь.
Не беги от меня, человек-человек, не беги!
Утро этого дня разделяю стежками ноги
то одной, то другой. Я и третьей бы также шагнул
через тернии, прижимая подошвами гул
автострад. Автостыд заставляет сбегать и сбегать
от меня по пустым автобанам уставшего дня.
Не беги человек, покажи человечье лицо.
Человек-две руки, две ноги, голова – колесо.
* * *
Ни ангелов, ни демонов – тоска.
С жужжанием простреливает воздух –
не пуля. Охлаждение виска
предупреждает: не зима, но поздно.
На улице наставил пирамид
неегиптянин, эфемерность впрочем
соблюдена и заоконный вид
к осеннему кубизму приурочен.
Мир кажется нелепым, словно кисть
пошла вразнос под судорогой тела.
Ты сам себе прошепчешь: «берегись»
удела и, наверное, предела.
Ты сам себе заваришь чай и сам
рецепт напишешь: хванчкара по двести.
Молчишь. А там глядишь и небеса
краснеют и становятся чудесней.
ЛОГИКА ВИНЫ
Это вторжение, извержение, жжение, жесть,
мимолётное зарево, странная царева милость.
Из растянутых нервом зрачков упирается в «шесть»
внесекундная стрелка гнетущего вектора силы.
Межсекундная пауза. Точкой на белом холсте –
внесистемно зачатый эмбрион горизонта событий;
отпечатки ладоней в плоскостях не(на)видимых стен
нарезают шагами пунктир. – Отрываю! Но выйти
не удастся ни мне, ни тому, кто стоит за спиной,
чьи шаги так легки, как плевки, как косая ухмылка.
Чьи глаза, если б были глаза, истекали б виной
вглубь по зрительным нервам, натертым до блеска обмылком,
расширяли поток, углубляли библейскую хлябь,
заполняли все трещины варом кипящего воска.
Словно ноту протеста, поднимали гудящее «Ля!»,
обдирая до синапсов зону бикини мозга.
До ну ля.
ПАМЯТЬ
Мой закат вычерпан полностью.
Фонари –
золотистые рыбки.
Мокрый туман волной
плещет на скалы.
Стонет гранитный риф
в маленьком парке.
Лавочка.
Спящий Ной.
«Каждой твари по паре» –
Смешок в ладонь.
Шаг. И ещё один.
Дальше –
здравствуй, дно.
Странно дышать
и говорить водой,
думать водой,
быть водой,
жить одной
памятью.
Или что там ещё внутри
костной коробки,
кроме нытья и рифм?
Бьюсь головой –
выпадает голодный крик,
из любовей скроенный
вкось
и вкривь.
ВСЁ ЗА ТЫСЯЧУ
Рас-стояние: версты, мили…
Нас рас-ставили, рас-садили.
Марина Цветаева
Метры, мили под рессорами –
рассорили на да рассорили –
развели по углам /на пряники/;
развезли, разнесли, как пьяненьких.
Под прицелами, под прищурами:
бирки с ценами. Мышцы щупают.
Миг – растащат, костей не сыщете.
Жаль – пропащее. Всё – за тысячу!
С-4
Я не разговариваю с тобой, а лаю.
Твой голос –
надрывный птичий крик.
Мои ощущения
(где-то одна вторая)
решительно утверждают,
что я – старик.
Стены криком
выдавливают из комнаты,
выталкивают из коридора
меня за дверь.
Чёрным
ледяным комом
в тыл
дикой бессонницы
врывается зверь.
Звёздами небо
смотрит в душу мне,
всю ночь лыбится
ртом лунным.
Мысли затвердели,
стали послушными,
кирпичными строками
сердечного Лувра.
Ворваться варваром бы,
вспышкой, взрывом,
слова целого
не оставить в мире
клетки грудной.
Идеальный выбор:
грамотно заложенная
Си-Четыре.
ВОЗВРАЩЕНЕ ЧЕЛОВЕКА
Стою,
улыбаюсь –
металлический, блестящий, красивый.
Детали промаркированы.
Движения –
исключительно по программе.
Разряд!
Провал.
И понеслось:
«К чёрту Юпитер – хочу в Россию,
к маме!
Я сказал: к МАМЕ!».
– Что?
Не понимаете?
Забыли?
Не помните?
Хватит лепетать про искусственность и плагины.
Шёпот мечется в маленькой, душной комнате:
– Господи,
помоги мне!
Помоги мне!
АПРЕЛЬ
Апрель был мокрым, но вилял хвостом, –
смешной щенок, нашкодивший на белом.
Неудержимо рвущийся восторг,
сбивая с ног, переполнял неспелым
весенним солнцем. Всхлюпывал башмак.
Быстрее шаг – догнать тамтамы пульса.
Один рывок. Руками резкий взмах.
И не вернуться...
г. Кострома
Поэт - настоящий. Мысль - нехилая, эмоция - юношеская, мелодия - жизнеутверждающая. Браво, Дмитрий из Костромы!