Эдуард ПЕТРЕНКО 
Эдуард ПЕТРЕНКО
ГРЕХОПАДЕНИЕ
Рассказ
Петра Хорошева всегда волновала проблема отношений между мужчиной и женщиной. Его любопытный, обострённый ум пытался понять, почему в любовной игре, старой, как мир, ещё со времен Адама и Евы продолжается незатихающий спор о причине первородного греха. Почему больше всего нареканий за человеческое грехопадение адресуется слабой половине человечества? Ведь запретный плод в райском саду наши библейские прародители вроде бы разделили поровну.
А склонность Валюхи к «грехопадению» Хорошев почувствовал месяц назад, когда неожиданно уловил на себе её какой-то странновато-обволакивающий взгляд. С тех пор между ним и обаятельной женой его закадычного дружка Витюши Марчука протянулась невидимая, наэлектризованная нить, которая вдруг объединяет мужчину и женщину волнующей и обжигающей перспективой ещё не состоявшихся интимных отношений.
Впрочем, Валюха своими внешними формами как будто и не прельщала Хорошева. В какой-то мере жена друга даже не отвечала утончённым понятиям Хорошева о женской красоте. Валюха как женщина, в его глазах, скорее всего, тянула на тот обыкновенный «стандарт», который в уличной толпе практически не замечаешь. Хотя в её стройной, в меру полной фигуре нельзя было найти тех «несуразностей», которые при первой же встрече коробят изысканный мужской взгляд.
Её несколько тонковатые, совсем не яркие, губы были всего лишь неброским дополнением к миловидному, округлому лицу, а русые, красиво остриженные волосы уложены в неизменную, ежедневную прическу. Да и свои серые, лучистые глаза Валюха почему-то стыдливо прятала за стеклами очков в изящно-золотистой оправе, которые она носила с детства по причине врожденной близорукости.
Валюха была на пять лет старше Хорошева. Может быть, поэтому она и позволяла себе по отношению к нему несколько снисходительно-игривый тон, переходящий иногда в дразнящее кокетство молодой, но достаточно опытной в амурных делах женщины.
В тот злополучный июльский день Хорошев нашел молодых супругов на даче, как всегда в огородно-садовых хлопотах. В их загородном уютном домике Хорошев всегда чувствовал себя удивительно комфортно. Его всегда манила возле их дачной усадьбы небольшая березовая роща, которая в начале лета серебрилась молодой, трепетной листвой. Он любил заходить сюда на закате дня, и, нежно прикоснувшись к розовато-белому стволу какого-нибудь деревца, вспоминать проникновенные есенинские строки о бесстыдном и сладострастном опьянении, которое может испытывать мужчина, обнимая березку, как «жену чужую».
...Солнце уже стояло в зените, и дабы укрыться от его палящих лучей, друзья перебрались в прохладную тень увитой густым плющом веранды.
– Ну что, детка, поможешь тёте Вале накрывать на стол, пока мой дражайший муженёк по магазинам шастает? – полушутливо ворковала Валюха, небрежно поправляя на ходу домашний халатик, из-под полы которого то и дело соблазнительно мелькало белое точёное колено.
Валюха не была занудой и всегда снисходительно относилась ко всем дружеским посиделкам мужа, которого уважала прежде всего за его доверчивый и хлебосольный характер.
Хорошев, следуя указаниям Валюхи, таскал тарелки с закусками, открывал банки с разносолами и консервами, уносил на стол кувшины с напитками и соками. Но вот однажды они столкнулись возле кухонной двери, и Хорошев, по-джентельменски пропуская Валюху, невольно прижался к её телу. Пытаясь сохранить равновесие, он невольно обхватил её за талию, и в то же мгновение его пронзило, как током, прикосновение к легкому ситцевому халатику, неожиданно распахнувшемуся и обнажившему ещё крепкую, ничем не прикрытую грудь.
Кровь бросилась Хорошеву в голову, жарко охватила всё тело. Валюха тоже на мгновение оцепенела, видимо, почувствовав горячее мужское волнение, и, слегка задыхаясь, как-то ласково и полуиспуганно прошептала:
– А ну, не балуй, детка... Смотри-ка, молодо-зелено, а туда же...
Тут же появился Витюша с огромным полиэтиленовым пакетом, и лицо Валюхи мгновенно преобразилось, приняв равнодушно-бесстрастное выражение непреклонной, замужней женщины.
Эта резкая метаморфоза в облике чужой жены как-то болезненно задела сознание Хорошева, который к своим двадцати пяти годам уже научился в какой-то мере понимать особенности загадочного женского характера.
А Витюша, как всегда щурясь светло-карими глазами, добродушно балагурил, подняв бокал с игристым, красным вином:
– Ну что, други мои, предлагаю выпить за любовь и верность в одном флаконе.
Валюха с лёгкой едва заметной насмешкой посмотрела на уже несколько потучневшего к тридцати пяти годам и начинающего лысеть супруга. Потом скользнула взглядом по крепкому тренированному торсу Хорошева, его светлой курчавившейся шевелюре, и молча, с какой-то загадочной улыбкой отпила из бокала.
Марчук вторично наполнил бокалы.
– А я хочу выпить за женскую преданность, – предложила Валюха, и как-то вызывающе посмотрела на мужа. А тот неожиданно, с ожесточенным сарказмом выдал:
– О, женщина – исчадие порока!..
Валюха оскорблено вспыхнула, презрительно зыркнув на мужа из-за стекол очков:
– Марчук, ты всегда принадлежал к породе толстокожих. Тебе никак не уловить тончайшие переливы женской души. Петенька, – обратилась она к Хорошеву, – лучше почитай свои стихи о любви, которые были недавно напечатаны в городской газете.
Хорошев заволновался, и с некоторым придыханием начал читать одно из последних своих стихотворений:
В губах смородиновый сок
И запах снега в волосах,
Ты помнишь? Я тогда бы мог
Качать от счастья небеса.
Но ликованье – миг не прочный,
Спешит на смену простота,
Теперь хотел бы, между прочим,
Чтоб ты была совсем не та.
А в той остылости упрямо
Забьётся вдруг горячий ток,
И вновь тот мучит запах пряный,
И губ смородиновый сок...
Возникла небольшая пауза, во время которой Витюша продолжал сосредоточенно ковыряться в тарелке с мясным салатом, а Валюха, сняв очки, задумчиво сидела с повлажневшими, видимо, под воздействием поэзии широко раскрытыми глазами:
– Хорошие, правильные стихи, – наконец проговорила Валюха. – В них есть что-то от Пушкина и Есенина. Да, любовь всегда проявляется в трёх ипостасях. Сначала пылкая влюбленность, потом – неизбежное охлаждение чувств и протрезвление от грёз, ну, а в итоге у нас остаются нежные и грустные воспоминания...
– Вот видишь, моя умница, – продолжал беззлобно ёрничать Витюша, – недаром же ты культпросвет закончила и уже более десяти лет библиотечную пыль глотаешь. Поэтому и головка забита красивыми сентиментальными мыслишками. А я вот как трезвый прагматик знаю, что супружеская неверность неизбежна, она, если хотите, тяготеет над любой семьёй, как рок. И в книжках по психологии семейных отношений я нашел однозначный ответ: мужская измена не приходит без помощи жён. Если ружьё любимого муженька выстрелило, то его, наверняка, зарядила сама жена...
– О, умнейший из умнейших! – не без ехидства парировала Валюха. – Не забывай, психолог, что женщина в глазах мужчины после пяти лет супружеской жизни чаще всего выглядит как кухарка и мать его детей. Устраивая быт семьи, женщина иногда превращается в невнимательную и чёрствую домохозяйку, у которой просто не хватает сил на любовные ласки в постели. А мужчинам нужно всегда получать подтверждение своей исключительности. Ты, Витюша, разве не из таких? Отработаешь на заводе, а потом, как оглашенный, бежишь в ВИА доказывать свою исключительную приверженность искусству. Как же, постоянные репетиции, концерты, молоденькие солистки! А семья будто проходной двор...
Витюша несколько стушевался и покраснел, видимо, за живое задетый доводами жены. Ведь как он ни скрывал, а недавняя его связь с солисткой из заводского вокально-инструментального ансамбля, в котором Марчук играл на саксофоне, стала предметом упорных и язвительных слухов.
А человеческая молва, как пожар в открытой степи: бежит по сухой траве огонь – не остановишь. Но Валюха как истинно мудрая женщина, узнав об измене и зная любвеобильный характер мужа, кажется, даже бровью не повела. Потому что всегда презрительно относилась к женщинам, унизительно жалующимся на неверность своих мужей.
– Взялся за гуж, не говори, что не дюж, – часто говорила Валюха коллегам по работе, когда они судачили о семейном житье-бытье. – Ведь женщина по своей природе – жертвенница. Ради своей любви и покоя в семье мы должны зачастую идти на компромисс с гордыней и тщеславием.
Наверное, поэтому после измены мужа Валюха прежде всего думала о пятилетней дочурке Олюшке, которая души не чаяла в отце. И это была, по мнению Валюхи, физиологическая закономерность: девочки всегда больше тянутся к мужчинам. И Валюха смирилась и не сетовала на свою судьбу женщины-матери. Поэтому и сделала вид, что якобы не заметила кобелиной выходки мужа, похоронив где-то в тайниках души оскорбленное женское самолюбие...
Однако неверность мужчины можно простить, но не так легко забыть. «Пусть тешит себя своей «непогрешимостью, – думала Валюха с потаённой, сладковатой мстительностью. – Ведь иногда мужикам невдомёк, что если они похотливо засматриваются на чужую женщину, то родная жена тоже может оказаться для кого-то соблазнительной ягодкой».
Может быть, в тот момент нелёгкого внутреннего противоборства Валюхи и уловил Хорошев её странновато-обволакивающий взгляд. А ведь давно известно, что даже обыкновенное женское любопытство к мужчине – всегда только первый шаг на скользкой и соблазнительной стезе грехопадения...
... Витюша резко поднялся из-за стола.
– Ладно, ребята, гуляйте, а я пойду часок подремлю, мне ведь ночная смена предстоит. А вообще, Петенька, ты мог бы у нас и заночевать. Дети, поди, ещё каши не просят. А с утра махнули бы к Олюшке в детско-оздоровительный лагерь. Там красивейшие места: речка, сосновый бор. По грибы сходим, шашлычками побалуемся.
– И правда, Петенька, соглашайся, – поддержала мужа Валюха, и опять Хорошев поймал её обволакивающий взгляд.
Марчук ушел в десять часов вечера. По привычке в прихожей наградил жену казенным, прощальным поцелуем в щёчку, и при этом небрежно, как бы шутя добавил:
– Ты, женуля, ужо.... тут не балуй...
За ним захлопнулась дверь. Валюха вошла в комнату, и Хорошев с новой силой почувствовал ту наэлектризованную нить, с недавних пор протянувшуюся между ними.
Валюха погасила люстру, включила торшер и музыку – комната сразу же наполнилась интимным полумраком.
– Налей вина, – попросила Валюха, а когда Хорошев наполнил бокалы, она кокетливо-дразнящим говорком предложила:
– Ну что, повторим за верность и любовь? Только давай теперь на брудершафт...
Они подняли бокалы, скрестили в локтях руки и, глядя друг другу в глаза, медленно выпили. Затем Хорошев с какой-то боязливой осторожностью вплотную приблизился к соблазнительно полураскрытому ротику Валюхи. А она, неожиданно скользнув языком по его губам, прильнула к нему в долгом, сладострастном поцелуе.
У Хорошева закружилась голова, он подхватил Валюху на руки, и, чувствуя трепетную дрожь её тела, уже ничего не видя перед собой, двинулся в спальню, при этом повторяя, как будто в горячке:
– Господи! Что же мы делаем с тобой?.. Ты ведь жена моего друга...
– Успокойся, малыш, – шептала Валюха угасающим голосом. – Ничего в жизни не может быть опаснее и сладостней запретной любви...
Потом он почувствовал её отчаянное, совсем непредвиденное сопротивление, а через несколько минут она затихла на его плече, и он услышал... легкий храп.
Хорошев сразу же обмяк, всё похотливое желание испарилось в мгновение ока. Ему стало противно и стыдно за себя, Валюху и своего друга. Почему же человек бывает так бессилен перед всепоглощающей стихией порока?
Хорошев осторожно отодвинул спящую Валюху, встал и плотно прикрыл за собой дверь спальни. Потом быстро оделся, и уже на крыльце услышал, как за спиной щелкнул кем-то управляемый дверной замок. И вдруг внезапная догадка пронизала его сознание: «Значит, Валюха не спала, а в постели лишь коварно разыграла его своим «храпом», тем самым отрезав пути к их обоюдному и подлому грехопадению...».
... После этого «прелюбодеяния» с чужой женой Хорошев больше никогда не появлялся у Марчуков. Потому что очень уважал Витюшу за его беспрекословную веру в порядочность людей. Только где-то через год они неожиданно столкнулись в автобусе. Бывший друг с холодной вежливостью поздоровался и вскоре сошел на своей остановке. А Хорошев, проводив его грустным взглядом, всё думал: "Ведь тогда в постели с Валюхой фактически и не было никакого «грехопадения». А если бы оно и случилось, то навряд ли Витюша понял бы его истинную причину. Да и можно ли назвать изменой невинный розыгрыш молодой, когда-то обманутой женщины? Может быть, Валюха тогда своим кокетством всего лишь хотела доказать исконное право женщины быть любимой"...
...Сегодня уже сорокалетний Хорошев стал более снисходительно относиться к женской неверности. Разве измена женщины лишает обманутого мужчину возможности обрести когда-нибудь настоящее человеческое счастье?.. Да и в любой супружеской неверности виноваты, как правило, оба. Но всё равно Хорошев навсегда сохранил к Валюхе чувство неподдельного уважения за ту далёкую ночь, когда она в нелёгкой борьбе сумела уберечь их от возможного, но так и не состоявшегося "грехопадения"...