Нина ДЬЯКОВА. МАЛЕНЬКОЕ СЛОВО ПИКНИК... Рассказ

 

Нина ДЬЯКОВА

МАЛЕНЬКОЕ СЛОВО ПИКНИК...

Рассказ

 

Дождливые размышления Шарентия

 

Шарентий – пёс деревенский, рослый, лохматый. По чёрной шкуре у него вполне заслуженные с годами седые шерстинки. Сам-то он породы – не опознаваемой, но поведением – явный дворянин-аристократ. Натура незлобивая, характер меланхолично-романтический, потому как – за долгий собачий век много повидал и немало для себя понял.

Например, что такой серьёзный и вроде не совместимый с его главной должностью сторожа недостаток, как полная глухота, можно легко пережить и даже оборотить на свою пользу. Ну, или по крайней мере, нисколько не чувствовать себя ущербным.

«Ущербность – вредная штука», – думал пёс, сидя в дождливый августовский день в сухой будке и время от времени провожая взглядом потоки воды, бегущей по садовой дорожке прямо рядом с его вольером.

«Ничего не слышу, мне же и хорошо. Так-то, вроде – ущербность. Но с другого боку зайти: как раз всё наоборот. К чему слышать, что ни попадя? Вот ливень, к примеру. Гремит же по железной крыше сейчас, небось, невыносимо! Днём и ночью спать мешает. А я его не слышу. И мне – хорошо!

Или вот ещё… эти… фей-р-р-в-вер-ки. Как я их боялся! Когда всё слышал! Никто ж не знает! И не спрятаться от них, ну – никак, не убежать и не спастись. И страшно, аж в животе ноет, сердце выпрыгивает, и делается одиноко-одиноко. Хоть вой.

А люди кругом беснуются, радуются – Новый год у них! Из-за этих… фей-р-р-в-вер-ков – не люблю я людские праздники. Новый год – изо всех наихудший...».

Размышляя, Шарентий сладко позёвывал и почти засыпал от тихих своих и правильных для него самого мыслей. Но сон на сей раз не сморил. Наоборот! Вдруг встрепенулся: уши – торчком, глаза ясные, даже хвост у Шарентия столбиком стал. Стоп!

Почему же все-то невзлюбил, праздники-то? Нетушки! Не все-е. А вот эти... человеки называют их совсем чудно – пикники!.. Эти он даже очень уважает. Только жаль, что сызмальства не знал. И не праздновал! В его прошлой, совсем детской, жизни пикников не было…

Дождь не унимался. Вода в ручейках играла и пузырилась.

«На весь день зарядило», – резюмировал, глядя на пузыри, опытный хвостатый сторож. И решил: дождь надолго, потому и вспоминать лучше начать издаля, то есть – с самого детства. Так слаще получится.

Шарентий потянулся, положил голову на лапу, зажмурился. «Детство – оно у всех сладкое и мягкое, как… детство!» – подумал он.

 

Везунчик

 

Мамочку свою он помнил плохо… Бабушка, её мать, была чистокровной овчаркой, которую в её собачьем счастье судьба бессовестно обделила. Или – точнее – обошлась круто со старой и воспитанной в лучших традициях, аристократичной собачьей леди. Альфа – немка с многоколенной родословной и крутыми предками – тихо умерла, с трудом разрешившись напоследок полдюжиной ладненьких щенков цвета первосортного антрацита.

Среди тех шестерых мордастых щенят благополучно явилась на свет и мамуля Шарентия, тогда ещё будущая – разумеется. Как звали матушку, он не знал отродясь, потому что потерял её и всех своих собратьев в далёком и невесёлом отрочестве. Взрослые псы, как и подобает настоящим мужчинам, про его мамочку ничего не поведали, а только улыбались, вспоминая. Она была добрая – решил для себя щен. Потому что больше о мамочке он ничего не знал, а стал быть, и размышлять тут не о чем. Жизнь закрутила, и в зажимах была куда щедрее на горести, чем на радости. Детство, слепое и сытое, сменилось у Шарентия смертельно холодным и голодным отрочеством.

Из той поры Шарентий вынес одно и главное: у собачьей смерти есть имя: Зима… Это она, Зима, забрала всех маминых чадушек, забрала бы и его – бедолагу, если б не мужик в толстых валенках, за которым увязался псёныш ещё малышом, несмотря на то что мужик неприветливо брыкался – сильно не хотел принимать кого-нито в свою жилуху. Дом строил себе тот мужик. Зимой жил в будке, немного больше той, которая у Шарентия теперь… Если бы щен не юркнул тогда в тепло секундой раньше домостроителя, не узнал бы много чего. И главное – пикник… И своих друзей: собак и человеков.

 

Чуча

 

В собачьей троице Чуча – полноправная подружка старичка Шарентия и молоденького ушастого шустрика Чарли. Шарентий, ясное дело – предводитель по праву старшего и многоопытного, к тому же – самая крупная и самая сильная из трёх собак. Они – команда.

Чуча – как и полагается каждой нормальной девочке – существо субтильное, эмоциональное и очень-очень говорливое. Но – и не пустомеля. Лаять начинает, независимо от серьёзности повода, одинаково часто, сразу же создавая вокруг себя пространство, плотно занятое звонкими, чистыми и переливчатыми меццо-сопрано с короткими паузами на вдох. Она же, Чуча, обычно и ведёт своих товарищей по бандёжке за собой: берёзовая палочка в зубах, хвост напоминает мягкий рыжий веничек для обмётывания пыли с фортепиано – Чуча всегда знает, куда надо бежать, и не сомневается ни секунды. Ни в чём и никогда. Помехи разгоняет лаем. При этом, тормознувшись на бегу, сперва палочку положит под передние лапы – на «мальчиков» особо не полагается, недоверие, как видно, обосновано опытом многих поколений – на генном уровне. Девочкам надо всегда быть начеку!

…Раздражающей Чучу фигурой с некоторых пор стал новенький щенок – чистокровный ариец, европейский овчар Грэй, которого совсем недавно приобрели соседи Хозяйки старины Шарентия. Пока Грэй маленький был, Чучка его не видела – малому карантин полагался, прививки, то да сё. Обычная история.

А ближе к лету любознательный шебутяжка в Шарентьевом дворе и нарисовался. И полугода ему от роду нет, а больше Чучи втрое! Какая девчачья душа выдержит эдакую несправедливость? Правильно – никакая. Ну, вот и Чучина тоже – нет! Первым делом облаяла – предупредила при взаимном ознакомительном обнюхе. Смотри, мол…

По осени Чуча уже открыто показала, что этот может убираться, покуда цел. И показала зубки. Милейшее породистое собачье дитятко и в мыслях никакого криминала не затевало. Всего-то – мир, дружба, жвачка?.. То есть – поиграем?.. Грэй добродушно улыбался и только поворачивал свою лобастую мордаху вверх-вниз, вправо-влево. Большой, добрый такой щенячий пенёк.

Но Чуча, как истинная девушка, смотрела на несколько ходов вперёд. «Это сейчас Грэй – дитятко. Пусть – милое. Пусть – добродушное. А через год? Улавливаете, пацаны, кто во всей красе нам скоро станет помехой? То-то же… Значь, так, мальчики! Гнать. Взашей гнать – безо всякой пощады. Шарентий! Ты самый большой – давай, действуй!»

…Вспомнив о том Чучкином взбрыке, Шарентий в будке улыбнулся, повёл носом в сторону разбушевавшейся за стенками стихии, но не поднялся. А напротив – свернулся потуже в прежнее колечко и продолжил свои тихие думки… про пикник.

…В тот раз он, оттеснив Чучку, поравнялся с Грэем, от которого за версту пахло щенятиной, попыхтел ему в ухо: мол, не связывайся, малыш. Псюха нервная, и ни в каком поколении не аристократка – что с неё взять? Ты ж мужик, хоть ещё и пацан. А пацаны… Правильно! Настоящие пацаны с девчонками не воюют!

И двинул к своему вольеру, увлекая за собой банду. Грэй, как нормальный щен, потоптавшись, повернулся и, было, почапал восвояси. Казалось, конфликт самоисчерпался. Но… Шарентий, вспоминая, вновь улыбнулся.

…Кто же мог предвидеть, что Чуча рванёт за Грэем? И не просто рванёт – в смысле с лаем бросится гнать недопёска прочь – нет! Что хватком вцепится в «штаны» Грэю, да трепанёт за эти роскошные, тёмно-шоколадного цвета «гачи» так, что овчарёнышу останется лишь с диким визгом ретироваться к своей подворотне.

Шарентий вспоминал этот Чучкин взбрык с нежной улыбкой… Всё-таки романтичная она особа – эта беспородная Чуча…

 

Чарли

 

Чарли в команду-троицу попал… из зоомагазина.

А было так. Мальчик семи лет по имени Стёпа с мамой Олей поехал в воскресенье в зоомагазин покупать специальный корм для попугайчика. Известно же: для того, чтобы попугайчик был здоров и упитан, а также – чтобы легче обучался попугайничать – то есть говорить человеческим языком полновесные фразы, – ему нужен сбалансированный питательный набор еды с витаминами, микроэлементами и нужными добавками для ума. И для голоса. И чтобы пёрышки блестели. Но что-то пошло не так. В этом зоомагазине нужного набора для пернатого не оказалось, и мама заторопила Стёпу на выход.

– Мальчик, а мальчик! – Поскольку больше в торговом зале никаких мальчиков не наблюдалось, Стёпа обернулся. Девушка-продавец кивнула: – Да, малыш, это я тебе!

– Нашёлся корм для попугайчика? – обрадовался Стёпа.

– Нет. Но… у нас есть совсем маленький щеночек. Хочешь посмотреть? Нам принесли, а мы животных не продаём. Можем отдать в хорошие руки. Хочешь посмотреть?

– Хочу!

– Он совсем маленький! Недавно глазки прорезались. Но из соски молочко пьёт. – Продавщица осторожно взял щеночка за шкирку: – Вот, глянь!

Мальчик Стёпа подставил ладони и подхватил щеночка, резко повернувшись к маме Оле:

– Ма-а-м, это Чарли!

– Стёпа, мы не собирались покупать щенка. И почему – Чарли? Может, его хозяин по-другому назовёт?

– Мама, ты не поняла! Его не продают, а отдают в хорошие руки! У нас как раз и есть хорошие руки. Мы тебя берём, Чарли! – Стёпа засунул малыша под куртку и направился к выходу из магазина.

– Коробку! Возьмите коробку! – засуетилась, было, продавщица вслед.

– Не уверена, что коробка нам понадобится... – мама Оля от неожиданного поворота событий растерянно махнула рукой и пошла за Стёпой, озабоченно прокручивая в голове мысли о мере ответственности за нового домашнего питомца, об устройстве на проживание, о выгуливании и кормежке...

Чарли подрос и стал третьим в компании, возглавляемой Шарентием.

Парень получился упитанный, очень умный, с ярко выраженным задиристым мужским норовом и обострённым чувством справедливости. Однако – и с неуёмной страстью к бродяжничеству, сдобренному невероятной, исключительной верностью хозяину. Спать определился самостоятельно рядом со Стёпиной кроватью: на брошенном на пол старом ватном матрасе. Свернётся калачиком, обязательно при этом уткнув черную пуговицу носа в загодя вытянутую им же из бельевой корзины Стёпину майку, или рубашку. И уже войти в комнату с той минуты кому бы то ни было становится невозможно: сон и покой Стёпы Чарли охранял истово, рычал, без стеснения обнажая крепенькие клыки. Для Чарли эта территория стала служебным объектом, а для мамы, папы и других родственников – вход на ночь строго воспрещён.

Пост сдали? Чарли пост принял! Какие тут могут быть претензии…

 

Утро накануне пикника

 

Сколько их перебывало, тех пикников, Шарентий, конечно, не считал, но помнил, как они все прекрасны, все до одного!

Обычно утро накануне, вроде, ничего такого не предвещало. Хозяйка, набросив на плечи немало повидавшую «гулятельную» куртку-джинсовку, запихивала в карман «мобилу» и негромко напоминала Шарентию, что пора бы и нос проветрить:

– Подъём, граф Шарентий! Нас ждут великие дела! Сегодня и твои гости будут. Банда твоя в полном сборе. И моя – тоже.

Шарентий сладко потягивался навстречу хозяйке-кормилице, яростно наматывая спирали лохматым, в старых многолетних репьях, хвостом, который не позволял даже ей, бесконечно обожаемой, ни вычёсывать, ни тем более – мыть. Морду – пожалуйста! Бока и спину – если так уж надо… Даже грудь и немножко пуза – хоть мой, хоть чеши – зачешись… А вот хвост – ни под каким видом! Чуть только посягнёт, тут же – хвать за щётку. А сам – бряк – и сядет на хвост, всем видом возмущаясь: «Не, ну – сколько ж можно чесанье хвоста терпеть? Не люблю же! Ща вот эту чесалку!..». И давай щётку рвать, мусолить, изводить…

Утро на сей раз выдалось многообещающее. Душа Шарентия мигом возликовала: так бы и спросил, если б мог, про всех своих и хозяйкиных гостеней. Дети, ясное дело, – во-первых! И ясное дело: в-главных. Урраааа!

Шарентий бодренько сквозанул в открытую хозяйкой дверь застеклённой веранды, крутанулся, подставив тёплой руке «для за ухом потрепать» лобастую, чёрную с проседью мордаху, на террасе обернулся. Так было всякий раз: он, словно убедиться хотел, что хозяйка не отстала. Аха! Вышла, закрыла дверь. А пёс уже мчался с террасы прямиком по натоптанной тропинке в начинающий желтеть и кое-где даже листопадить лес.

В этом доме Шарентий поселился лет семь тому назад – это по человеческим годам. По собачьим выходило – лет сорок с добрячим хвостиком… Раньше жил у того самого мужика в валенках, домостроителя. Дом через две улицы… Про то Шарентий вспоминать не любил. Уехали-переехали, семья рассыпалась, кто-то заболел… Да ладно, ну не сложилось, и – что теперь? Зато вот здесь – та-а-ак круто сложи-и-и-лось! Все соседские собаки, и даже бродячая «свадебная» кодла, – этот факт признали, потому и нечего худое помнить.

У Шарентия житьё – почти что рай… Или что-то совсем с ним рядом! Сегодня ещё и рай с пикником! Аха…

…В лесу тихо и солнечно. Трава после вчерашнего дождя холодит лапы, но это ж чепуха и мелочи собачьей жизни. Прогулка бодрит и настраивает на ожидание отличной погоды, встречи с друзьями. При этом Шарентий не разделял друзей на собак и человеков. Произнеси он это слово «человеки» вот так вслух, хозяйка бы точно сделала замечание. Грамоте не обучен, хоть и в графьях хозяйкой кличется. Имеет право на неправильные слова. А Шарентию именно так и нравилось: «человеков». Кто по жизни – друг, товарищ и всё вместе: просто хороший изо всех собак и человеков…

Развеселился, поднял свою черно-лобастую мордень, лизнул хозяйкину руку – просто так, от избытка нахлынувшей нежности. Хозяйка засмеялась и повернула к дому. Шарентий ломанулся по багуловым кустам подлеска, обогнал её и неторопливо потрусил на тропку, чтобы, стоя на террасе, подождать: уши торчком и улыбка во всю пасть. Погуляли…

 

Начало

 

…Первыми, как Шарентий и ожидал, приехала Хозяйкина Дочка с Чучкой. Так было заведено, и всякий раз общий семейный Праздник начинался со звонкого заливистого Чучкиного поздравления – радостного и казавшегося Шарентию просто чудесной музыкальной увертюрой к большому счастливому и вкусному Дню Веселья. Но ещё раньше Шарентий чуял приближение первых гостей: даже запах, по его мнению, у небольшого автомобиля, на котором ехали Чучка и Хозяйкина Дочка, был особенный – душевный какой-то и ласковый.

– Мы прибыли! Шарентий, принимай! А что, мы самые первые, что ли? Чучка, мы с тобой молодцы! И всё успели, и сами первые прибыли! Ура, Шарентий! Ты нас встречаешь? Молодец какой! А вот мы тебе гостинчик привезли, правда, Чучка!

Любил Шарентий эту славную минутку! У него даже дух перехватывало от избытка радостных эмоций. Рыжая пушистая Чучка улыбалась и легонько повизгивала, прыгала то к Шарентию, то к Хозяйкиной Дочке, то к Хозяйке, которая выбежала на террасу перехватить из рук Дочки многочисленные разномастные шелестящие пакеты с торчащей из них душистой зеленью, длинными бутылками с минералочкой, какими-то свёртками и бумажными кульками. Чучка явно хотела как можно скорее покончить со всякими официальными церемониями долгожданной встречи… Однако сама с удовольствием взяла протянутую и ей одновременно с Шарентием сосиску. Гостинчик!

– Маам, вот что они за этими сосисками про всё на свете забывают, не понимаю. Чучка всегда готова их лопать, сколько бы ни дали…

– Нууу, нам не понять, а им – нравится, пусть едят, всё равно шашлыки будут не скоро. Пока это наши мужички заявятся!.. – Хозяйка говорила тем довольным умиротворённым тоном, за который Шарентий любил до бесконечности всю эту гостевую канитель. Любил! И непроизносимое даже в собачьих мыслях иноязычное «пикник» с его непостижимым значением, и эти гостинцы в виде вкуснейшего из лакомств – сосиски, в коих ни Хозяйка, ни Хозяйкина Дочка, похоже, ничего не смыслят, и весь этот большой, с солнцем во всё синее небо, летний день. И рыжую красотку Чучку…

Мигом проглотив угощение, пока Шарентий расправлялся со своим, рыжая нетерпеливо маялась и переминалась всеми четырьмя лапами. Хвост-метёлка выдавал её маету с потрохами: то и дело вздрагивал и взмывался вверх пушистым веером.

– Побегать можно, – сказала Хозяйка, обращаясь к собакам. – Шарентий, ну, ты в курсе – строго по дорожкам, и далеко от дома не убегать. Чуча, не лайся, соседи ещё спят. Скоро Чарли со Стёпой пожалуют. А там и Батюшка с главным спецом по шашлыкам – Папой Виталиком. Не прозевайте, спецназ вы наш лопоухий!

«Спецназ лопоухий» уже во все восемь резвых лап рванул по знакомой на сто рядов тропинке к лесному окоёму. Шарентий чуть впереди, Чучка – на полкорпуса за ним. Бежать-то бежали, да оба то и дело оглядывались на вход во двор. Благо, открытый всегда и для всех.

«Хозяйка у Шарентия – или сильно храбрая, или просто сильная – у двора ворот нет, двери в доме нараспашку, вместо забора ровненькие ряды огромных коричневых вазонов с петуньями… Зимой – просто заснеженных вазонов, без петуний. Ну, никакого страха, ну – никакого!» – размышляла Чучка, красноречиво при этом останавливалась и вопросительно таращилась на Шарентия. Мол, непорядок же! Куда, мол, твои глаза смотрят, Шар?

«Во-от! Правильно, сударыня! Мои глаза и смотрят, чтобы ни Хозяйке, ни дому, ни двору никто никакого урону не нанёс. Моя это забота!.. Не тормозите, сударыня, нам ещё надо во-он туда смотаться, пока Чарли со Стёпой, Батей и Стёпиными старшаками добираются, аха…» – Шарентий устремился к толстой берёзе, водле которой на днях видел полосатого бурундука: Чучка страсть как любит гоняться за этими шустриками, а он, Шар, – забавляется, лишь только начинается их игра в салочки на молодой лесной полянке.

Чучка тут как тут: улыбка от уха до уха, глаза азартно сверкают, уши торчком, хвост – веером! Мол, я вот она! Что ли, поиграем? А нет, не успеем!.. Там уже Чарли? Вот же и машина – у входа, слышишь? Вот – уже!..

Шарентий на то и рассчитывает: на Чучкин отличный слух! Сам-то он и видит хорошо, и нюх – превосходный, а вот слышать стал глухо. Совсем глухо. Но обходиться в жизни можно. Что надо – слышит, а лишнее – ни к чему. Шарентий остановился, подождал пролетевшую по дорожке мимо пулей Чучку, у которой уши в разные стороны размотало от бега, и присоединился – встречать подъехавших главных спецов по шашлыкам и третьего участника собачьей компании – молодого смышлёного Чарли, уже протрусившего мимо высоких белых, рыжих, ало-конопатых лилий навстречу друзьям.

Урраааа! Все в сборе! Обнюхались, подставили человекам мордахи и ушки «для почесать и потрепать», как должно по собачьему кодексу приличных четвероногих, посуетились возле Бати, Стёпы, мамы Оли, папы Виталика – мол, все при деле, ну, дак: и нам можно покуда неподалёку быть. Не напрягаясь, и ушки держать на макушке.

Шарентий – под старым маньчжурским дубком в кружевной тени прилёг. Чучка – ближе к зелёной беседке калачиком угнездилась. Чарли в позе юного сфинкса – поближе к мелко нащипанной дровяной горке и уже потянувшему дымком мангалу. У каждой пары собачьих глаз – свой обзор, да такой, чтоб видеть всю картинку чудесного Праздника, понимать весь масштаб удачного выходного дня после успешной трудовой недели человеков и собак. Пикник, одним словом, пошёл своим чередом.

 

Маленькое слово Пикник…

 

…Шарентий, как обычно, держал ушки востро, наблюдая за приятной собачьему сердцу суетой человеков, за умиротворённым бездельем своих хвостатых друзей, за солнечными бликами в малюсеньком рукотворном прудике…

Приподнимая голову, осматривался, довольно жмурился, позёвывая: «Нормальный ход… Беспокоиться не о чем… Можно вздремнуть». И, перекинувшись взглядами с лопоухим босяком Чарли и утончённой красоткой Чучкой, вздрёмывал. У Чучки передние лапы рядышком, на них – рыжая остренькая, по-лисьи милая мордочка уложена так изящно, так невесомо, как только им, сударушкам, природой дадено. Женская натура, ничего не попишешь…

Дымок густел, наполняясь вкуснейшими ароматами жареного мяса. В синем тазу румяно поблёскивали вымытые помидоры, помехами в собачьем носу то и дело таяли пряные запахи зелени, которую на круглом подносе выложила подсушиться Хозяйка. Старина Шарентий тоже был не прочь иногда пощипать травку, что мягко стелилась вдоль соседского забора: особенно вкусны молодые стебельки ранней весной, да и полезны для здоровья, но по собачьему обонянию не бьют такой резкой пахучестью, как вот эти петрушки-базилики на столе в беседке. Особенно, если уже хорошо нагретый солнцем ветерок потягивался чуть сильнее в сторону разомлевших к полудню собак, не давая заснуть…

То дымок, то ароматы, то весёлая шебутня рядом с готовящимся обедом, то Стёпа, время от времени приносящий собакам какие-нибудь смачные обрезки колбаски, печеньки или разломленный на три части мясной пирожок… Это тоже было неплохой забавой для хвостатых, да и для самого пацанёнка в радость. Даже обычно строгая и очень серьёзно относящаяся к воспитанию приличных манер у сына, и заодно у всех членов лохматой банды, Стёпина мама Оля вполне к этому была благосклонна. Праздник ведь!

И когда уже всё семейство расселось вокруг широкого круглого стола в беседке, увитой лимонником с белыми ещё, незрелыми гроздьями целебной дальневосточной лианы, собаки неспешно приподнялись со своих налёжанных местечек и втроём двинулись поближе к стойкам дверного проёма, замерев прямо перед крылечком. Батя, Стёпа и Папа Виталик торжественно несли в беседку «букеты» из нашампуренных шашлыков. Собаки, приподняв между нижней и верхней ступеньками крыльца влажные мордахи, дружно облизнулись. Сели, как по команде, скромно отворачивая и мгновенно возвращая обратно на запах растопыренными ноздрями и блестящими чёрными «пуговками» носы. Знали: им самое вкусное дадут первым! И – да! Главное – не суетиться! Всё идёт своим чередом…

Через несколько минут вышел Стёпа и поставил одноразовые картонные тарелочки с невероятно вкусно пахнущими горками румяного, в нужной кондиции остывшего, мяса: сначала для Чучки, потом – для Чарли и Шарентия…

В беседке обедала семья: шутили и обменивались новостями взрослые, ёрзали, готовые уже выскочить из-за стола, нетерпеливые ребятишки, у которых уже приготовлены были сочные кусочки шашлыка и тёплые оладушки, завёрнутые в бумажные салфетки – для хвостатых любимцев. Подрёмывали в тени кружевных дубков сытые и довольные собаки в ожидании весёлой дружелюбной малышни, чтобы поиграть и порезвиться, да и от сладких оладушков никто из пёсиков отказываться не собирался. Такой уж особенный он – Пикник…

Потом в беседке неторопливо прибирали посуду хозяйки, собаки с детьми успели побегать в лесочке, старшие разгребли и закрыли для безопасности угасающие угли, пахнущие печёной картошкой и вкусным мясным дымком…

Шарентий уже понимал: скоро заворчат полусонные автомобили, детей – умытых и причёсанных, а также и гостей из пёсьей бандёжки позовут ехать. И любил эти суетливые минуты, и грустил, стоя у террасы. Грустил, дело ж ясное!.. А что любил… Любил он, когда, поочерёдно потрепав за ушами и нежно погладив, говорили ему ласковые слова взрослые и ребятишки, как помахивала у открытой дверцы синего авто рыжим своим хвостом-веером чудесная Чучка, как на руках у главного своего друга Стёпы – чтоб не вздумал удрать! – стеснительно и озоровато мотал головой лопоухий недоросль Чарли.

Все сейчас уедут, но ведь через неделю-другую… Волшебное слово Пикник снова оживёт и наполнит сердце старого Шарентия радостью.

Уехали. Хозяйка присела на террасе. Шарентий лизнул ей руку и пошёл выполнять им самим придуманные сторожевые обязанности: обойти по периметру весь сад, заглянуть за ворота у кромки леса, шугануть голубую сороку на компостной яме, постоять возле пруда, поглядывая на стрекоз…

«И никто никуда не спешил. Да и незачем – спешить, если все дома, всем хорошо и сытно, все в безопасности и под неусыпной охраной дружной команды из трёх верных защитников…» – думал старый и мудрый пёс Шарентий, в полудрёме слушая убаюкивающий шум разгулявшегося ливня и улыбаясь своим воспоминаниям о необычайно-прекрасном Празднике, который человеки называют Пикником.

Такое маленькое слово, а сколько в нём большого счастья!