Александр БАЛТИН. ОСТАЁТСЯ УЧИТЬСЯ У НЕГО… ЛЮБВИ. К 165-летию Антона Чехова

 

Александр БАЛТИН

ОСТАЁТСЯ УЧИТЬСЯ У НЕГО… ЛЮБВИ

К 165-летию Антона Чехова

 

Три сестры не увидят Москвы, как архиерей не сможет добиться, чтобы мама, милая старенькая мама воспринимала его просто сыночком, а не архиереем…

Ей потом не будут верить, что сын её был таким.

Грустные сумерки Чехова соответствуют грусти, разлитой в атмосфере жизни, и, перетекая в читательские сердца которое уже поколение, настраивают их на лад сострадания.

Всех жалко – всем умирать, хотя сам Чехов, похоже, относился к смерти стоически.

Он кажется закрытым человеком: раскрываясь в творениях своих, не видел смысла в излишней жизненной открытости.

Ткутся письма его: стилистически выверенные, будто, отработав с определённых лет собственную стилистику, уже не мог писать ниже…

Просто письма, повествующие о жизни, но часто они разворачиваются, как эссе, поражая интенсивностью мысли и энергией чувств.

 «Убийство» – не столь знаменитый рассказ, как, скажем, «Дама с собачкой», развернётся реестром тяжести, какую возможно вместить в человеческий состав.

Достоевского Чехов не любил – претил ему этот вихрь, скачкообразность действия; он стремился ту же глубину передавать с изяществом.

Фраза должна быть красива.

Она должна звучать музыкально.

Неважно – комедия ли «Налима», или драмы «Скучной истории» – которая не более скучна, нежели жизнь.

Её Чехов знал насквозь, до прослоек, до изнанки.

Все человеческие типы представлены, все возможные формы занятий известны…

Юристы и священники, мужики и помещики, проститутки и скучающие богачи.

Врачи, студенты.

Рассказ «Студент» Чехов называл своим любимым, и данный в грустно-светлых тонах, словно светился он изнутри, как волшебная раковина смысла.

Светлая грусть – всюду разлита.

Дама с собачкой, впрочем, уже и без, не поймёт, почему она замужем, а Дмитрий женат, зачем так сделано, для чего им сложно быть вместе.

Всё очень бытово, заурядно.

Всё возвышенно и волшебно, бьёт по сознанию, заставляя сострадать.

Сострадая, человек делает чище.

Выше.

Возможно, так…

Чехов хорошо слишком знал человека со сложнейшим его внутренним лабиринтом, чтобы ошибаться, заблуждаться.

Жизнь в тысячу лиц, представленная им, всегда волнует: в пьесах ли разорят «Вишнёвый сад», созидая неизвестное грядущее, или «Чайка» будет убита, да и молодой девушке, мечтавшей о сцене, не прославиться…

Бронза ли из «Скрипки Ротшильда» вспоминает беду свою, бедой, в общем, воспринимая жизнь.

Чехов принимал её: что остаётся?

Едва ли планировал переделать своими шедеврами: тонкими и точными, будто приборы неведомые для создания использовались.

Но он столь богато живописал её, что остаётся учиться у него… любви.