Михаил ПОПОВ. АУ, БОЛЬВА! 165 лет Антону Павловичу Чехову

 

Михаил ПОПОВ

АУ, БОЛЬВА!

165 лет Антону Павловичу Чехову

 

Антон Павлович Чехов прожил жизнь, шутя. Даже когда жить было невыносимо. Смех его был мягкий, ироничный, иногда добрый, иногда язвительный, а порой горький.

«Увеличилось не число нервных болезней и нервных больных, а число врачей, способных наблюдать эти болезни». Это из записных книжек.

«Говорят: в конце концов правда восторжествует; но это неправда». Оттуда же.

И еще: «Праздновали юбилей скромного человека. Придрались к случаю, чтобы себя показать, похвалить друг друга. И только к концу обеда хватились: юбиляр не был приглашен, забыли...».

Сто двадцать лет назад Чехова не стало. Он ушел, оставив грядущему поколению свою грустную улыбку. Тепло этой улыбки нас согревает до сих пор. И в знак благодарности Антону Павловичу давайте перечитаем его лучшие рассказы и помянем нашего славного классика ответной улыбкой.

 

***

Все началось в Петров день, 29 июня, когда в Российской империи дозволялось начинать охоту. От усадьбы отставного гвардии корнета Егора Егоровича Обтемперанского отъехали в поле две тройки. В первом тарантасе, помимо хозяина, расположились маленький ростом генерал, его юный племянник Ваня Амфитеатров, преподаватель Ваниной гимназии, господин Манже, один молодой земский доктор, а еще архангельский мещанин Кузьма Больва. Да-да, именно так: «архангельский мещанин Кузьма Больва, старичок в сапогах без каблуков, в рыжем цилиндре, с двадцатипятифунтовой двустволкой и с желто-зелеными пятнами на шее».

Вообще-то мещанину, пусть даже архангельскому, по чину полагалось ехать не в первом тарантасе, а во втором, то есть там, где обретался народ поплоше, победнее – капитан Кардамонов, письмоводитель предводителя дворянства Некричихвостов и прочие, даже не упоминаемые по имени, лица. Но «господа помещики, из уважения к его преклонным летам... и уменью попадать в подброшенный двугривенный» плебейством Больвы не брезговали, а брали на охоту и даже позволяли сидеть рядом. Как началась и чем закончилась эта охота, стало известно из журнала «Будильник». История, напечатанная в N 26 за 1881 год, была озаглавлена «Двадцать девятое июня». А поведал её некий корреспондент по имени Антоша Чехонте.

Сим фактом заинтересовался становой пристав Козьмодемьянского уезда Семён Нечипухин. Сделав официальный запрос в редакцию «Будильника», пристав выяснил, что подлинное имя автора – Антон Чехов, что он студент-медик второго курса Московского университета, а проживает на Сретенке в доме господина Елецкого, что находится в Головином переулке. Вскоре по означенному адресу пришла депеша. Обращаясь к господину корреспонденту, становой пристав писал следующее. Прочитав историю охоты, он заключил, что место, где происходило описанное автором действие, находится в его, Козьмодемьянском уезде, а коли так, то он, ответственный полицейский чин, обязан принять надлежащие меры. Ведь там, на охоте, произошло чрезвычайное происшествие.

Антон Чехов, двадцатиоднолетний молодой человек, почесал затылок, потом пожал плечами и наконец снял с полки тот самый номер «Будильника». Бегло пробежав по страницам журнала, он пришел к неутешительному для себя заключению, что становой пристав Нечипухин прав. Все охотники, которые в начале истории отправились в поля, несмотря на обильные возлияния, вернулись по домам; и даже доктор, проспавший полночи в кустах, притопал на рассвете в земскую больницу. А тот самый архангельский мещанин как в воду (тьфу-тьфу-тьфу!) канул. Озадаченно крякнув, молодой автор потер переносицу, как бы приготовляя место для будущего пенсне, и в поисках исчезнувшего Больвы углубился в текст.
Когда оба тарантаса прикатили на крестьянский сенокос, находившийся в семи верстах от имения Егора Егоровича, охотники разделились на две партии: одна пошла налево, другая – направо. А Больва? Больва отстал и пошел сам по себе. На охоте он любил «тишину и молчание». Далее охота не задалась – почти все они промахивались. Зато архангельский мещанин, как и подобает, оказался в ударе. «Послышались два выстрела подряд: Больва уложил за курганом своей тяжелой двустволкой двух перепелов и положил их в карман». Прочие стрелки этого не видели. Незадавшаяся для большинства охота побудила их переехать на другое место. Немного посовещавшись, они сели в тарантасы и покатили на болота, где могли обитать бекасы и кулики. В пути обнаружилось, что Больвы в экипаже нет. Некоторые из седоков стали подумывать о возвращении. Но маленький генерал, привыкший до конца доводить план наступления, несмотря на потери в боевых порядках, решительно скомандовал «Вперед!», и тройки не повернули.

Так пропал из глаз компании архангельский мещанин Кузьма Больва. Исчезновение его не заметили ни автор рассказа, ни редактор журнала Н.А. Лейкин, ни читатели. А становой пристав, должностное лицо, заметил и принял меры. В запросе к господину писателю Нечипухин задавал несколько уточняющих вопросов, а ещё ставил его в известность, что послал донесение в полицейское управление губернского города Архангельска, где мог оказаться вышеисчезнувший мещанин Больва.

Из всего прочитанного и написанного Антон Чехов, студент-медик, сделал для себя два вывода. Первый – коли ружье появилось в действии, оно непременно должно выстрелить, даже если висит на стене. Второй – человека с ружьём бояться не надо, он сам иногда боится, а потому, возможно, прячется; а коли он потерялся, его непременно надо искать, ибо порох в пороховнице не бесконечен.
Эти мысли Антон Чехов изложил в письме, адресованном становому приставу, а ещё поклялся, что будет обязательно искать пропавшего охотника.

 

Антон Чехов был человек совестливый и добросовестный Искреннее жалея 90-летнего старика и сознавая, что двух перепелов хватит тому ненадолго, он все свободное от учебы время искал пропавшего. Отправляясь в окрестные от Москвы леса, он подолгу и на все лады аукал имя Больвы. Имя эхо назад возвращало, правда, иногда в недостаточно благозвучном виде, но самого Больву – никогда. Отчего это происходило, Антон Павлович понимал – Больва был туг на ухо, о чем он намекал («даже Больва заткнул уши»), но эхо-то этого не подозревало.

Уже окончив курс и став земским врачом, Антон Павлович совершил дальнюю поездку на юг. Перипетии её отразились в повести «Степь». Персонажи произведения – купец Иван Иванович, его племянник Егорушка, настоятель церкви отец Христофор да кучер Дениска – катят на бричке в поисках некоего степного промышленника Варламова. Однако проницательный читатель, безусловно, понимает, куда клонит автор – всю дорогу ведется поиск Кузьмы Больвы. О том свидетельствует фамилия купца – Кузьмичев, на то намекает и созвучная фамилия степного хуторянина Болтвы.

Не обнаружив свою пропажу на юге, Чехов почти тотчас же отправился на восток. К той поре возраст Кузьмы Больвы приблизился к столетию, и Антону Павловичу, конечно, хотелось первым поздравить заблудшего вековика. «Подумать только, – объезжая Сахалин и Дальний Восток, восклицал Антон Павлович Чехов на встречах с читателями, – Пушкин ещё только родился, а Кузьма Больва к той поре уже знал грамоту и читал в подлиннике Овидия!». Увы, Больвы на востоке не оказалось. Образ незабвенного стрелка мелькнул было на острове Цейлон, где Антон Павлович остановился на пути с Сахалина на родину. Это произошло в столице острова городе Коломбо. Антон Павлович по случаю тропического ливня сидел у себя в «Гранд ориентал отеле». Человек с большим ружьем мелькнул в окне номера. Но, увы, это оказался всего лишь мираж. Аборигены объяснили, что во время или сразу после ливня в этих местах появляется образ Балдео – охотника на бенгальских тигров.
Судьба архангельского мещанина не давала писателю покоя до конца жизни. В начале XX века Кузьме Больве должно было исполниться 110 лет, а он все еще не вышел из леса. Памятуя о своем любимом герое, Антон Павлович представил его в пьесе «Вишнёвый сад» в образе забытого всеми Фирса.

Как в действительности сложилась судьба Кузьмы Больвы, до сих пор неизвестно. Поговаривали, что он долго блуждал по лесам, пока однажды не вышел на Московский тракт и не отправился на Север. Говорят, умер он на родине – в Архангельске и был похоронен на городском кладбище, ныне называемом Вологодским. А ещё говорят, что его 10-килограммовое ружье положили ему в гроб, потому что, вися на стене, оно могло, чего доброго, выстрелить.

Как бы то ни было, архангельский мещанин Кузьма Больва сыграл выдающуюся роль в истории отечественной литературы, потому что, не будь его, русская словесность не обрела бы чеховских шедевров. Это очевидно!

Михаил Попов, член попечительского совета
по увековечению памяти Кузьмы Больвы,
г.Архангельск