Эдуард АНАШКИН. ЛЮБОВЬ НЕИЗЪЯСНИМАЯ. К 80-летию Владимира Скифа

 

Эдуард АНАШКИН

ЛЮБОВЬ НЕИЗЪЯСНИМАЯ

К 80-летию Владимира Скифа

 

Думаю, не ошибусь, сказав, что русские поэты творчески устроены на осóбинку. В чём отличие, спрóсите? А в том, что, как правило, самые «личные» стихи русских поэтов – они вовсе не о личном. Они о России. Русские поэты пишут о своей Родине так, словно это самая главная любовь в их жизни. И этим можно отличить русских поэтов от всех прочих. Конечно, на счету русских словотворцев прекрасные стихи о любви к женщинам, но на каких-то творческих высотах их любовь к России, как главной «женщине» своей судьбы, сплетается с любовью к Богу, и тем самым эта небесная любовь выводит стихи на уровень почти надмирный. Поют поэты по-разному, но вектор их творчества устремлён ввысь.

Вновь поют ручьи береговые,

Прилетели тысячи скворцов…

Вы неужто нынче неживые,

Передреев, Прасолов, Рубцов?

Вы же были певчие из певчих,

Открывали Родине глаза.

И, чем связь с землёю была крепче,

Тем сильней звучали голоса…

Владимир Скиф – один из тех, кто обладает мужеством сделать раз и навсегда выбор в сторону поэзии и остаться ему верным всю жизнь. Где бы ни был, кем бы ни работал – этот выбор остаётся неизменным. Это истинный мужской выбор. В «жизненном миру» любящий заботливый муж, отец, брат, сын, настоящий русский поэт всегда имеет главным ориентиром её – Россию. К сожалению, такие случаи взаимного выбора, когда не только поэт выбрал поэзию, но и она выбрала его, не такие уж частые, но Скиф один из таких немногих случаев, когда никакие земные перипетии не могут поколебать этого выбора. Пока многие пишущие люди оправдываются, что поэзия перестала быть главным выбором их жизни в силу нехватки денег, времени, в силу неблагоприятных обстоятельств, поэты, подобные Скифу, хранят верность поэзии в горе и радости, обретениях и потерях, словно венчанные с ней Свыше.

Это в наш сумбурный неромантичный век – почти подвижничество. Но поэзия даёт именно таким своим верным избранникам то самое вдохновение, которое помогает им создавать стихотворения, что переживут своих избранников надолго. Вот потому эти «певчие из певчих» обладают сокровенным правом говорить от имени тысяч современников, осмысливая выпавшее им на долю непростое время.

Уснул Байкал. Ночная пелена

Незримой цепью мир сковала.

Вселенская упала тишина

На воды тихие Байкала.

И в этом странном мире тишины

Едва ночное море дышит.

В его просторе волны не видны,

Их даже воздух не колышет…

Байкал для любого сибиряка, да и для любого живущего в России человека, не просто озеро или водоём. Это море и даже почти океан, это космос, упавший на землю. Огромным пространством наполнены стихотворения Владимира Скифа о Байкале, в дыхании Байкала слышится пульсация космоса. Неслучайно он написал в недавней книге о Байкале:

Он вечный! Вещий! Драгоценный!

Он место в космосе искал…

И если есть душа Вселенной,

То это, всё-таки, Байкал!

Это тот самый космизм, который присутствует в поэзии лучших поэтов, а в творчестве Скифа он наиболее ярко ощутим именно в стихах о Байкале.

Говоря о новой книге поэта – столь разнообразной тематически и творчески, нельзя обойти вниманием историчность мышления и творчества её автора. Историчность русской поэзии проистекает из сформулированного давным-давно выражения, что истинный поэт – это современник всех живших до него людей и земляк всех землян. Это то, что Достоевский называл «всемирной отзывчивостью русской души», ведь русский человек ощущает не только глубокое своё русское отличие от всех наций, но при этом каким-то чудесным образом, не противореча самому себе, чувствует свою всемирность. А у русского поэта всегда всё ярче – русские поэты живут размашисто, ощущая себя современниками и Пересвета, и Сергия Радонежского. Двести лет туда, двести лет сюда – таково оно, русское поэтическое летоисчисление, когда порой происходящее задолго до нас мы ощущаем как современность:

Где поднимался алый свет,

Над Куликовым полем рея,

Скакал на битву Пересвет,

Копьё вздымая сквозь рассвет

И сокрушая Челубея!

Нет, не исчезнет никогда

Ни память давняя, ни слово!

Горит полынная звезда,

И сгинет чёрная беда,

И слава возродится снова!..

Я давно вывел для себя одну характерную особенность: чтобы понять человеческую и творческую суть поэта – почитайте его стихи о русской деревне. Что мы читаем у Скифа? А читаем словно вырванные с кровью из души пронзительные слова, словно смотрит сын, как мать умирает, а ничего поделать не может, хоть сам умри вместе с ней:

Вот деревня. На пашне – солома.

И крапива стоит вдоль села

И, объята кромешною дрёмой,

Иван-чаем земля заросла.

Опустели земные хоромы,

Где упали осколки грозы.

У родного отцовского дома

Постою и не спрячу слезы,

А слеза проступает на сердце,

И чем дальше от глаз, тем сильней.

Гнёзда ласточек стынут на сенцах.

Вот калитка и школа за ней.

Там уже отшумели уроки.

Неужели уходят на слом

Этот мир, этот дом у дороги

И пустой зерносклад за углом?!

Разве это представить возможно?

Неужели забудет душа,

Как идёт по слезам подорожник,

На погосты родные спеша.

…Одной из жемчужин этой книги видится мне поэма «Валентин Распутин». Не просто, как уже упоминалось выше, автобиографическая тема для автора этой книги. При всей её наполненности фактами распутинского творческого и человеческого пути, эта поэма не только и даже не столько о Валентине Распутине. Это художественное осмысление небесной миссии русского человека и русского писателя в смутные времена падения небес на землю. Миссия атланта русского неба, которое надо держать вопреки непростым, а часто и трагическим обстоятельствам. Тому, кто несёт груз, некогда словоблудием заниматься, оттого и молчалив бывает русский человек. Атлант русского неба, чуждый гордыни, несмотря на свою высоту – личностную и духовную, ощущающий непререкаемую связь с тем земным устройством родного уклада.

Неужто этот русский голос

Уже навеки отзвучал…

Молчун Распутин, беспокоясь

О русской доле, не молчал.

В родной простор глядел с любовью

Неизъяснимою, живой.

Писал всей болью, всею кровью,

Не возвышая голос свой

Над русским домом, русским ладом,

Над светоносною рекой,

Но голос тот звучал набатом,

Как в битве на передовой.

Он сердцем собственным латает

Пробитую в России брешь,

Куда держава улетает

И с нею тысячи надежд.

Его над бездною проносит

Несчастий самых горьких вал,

Но он не мог Отчизну бросить,

Оставить без любви Байкал,

 

…Ему внимали грады, сёла,

Родная церковь, тёмный лес.

…Звучит его бессмертный голос,

Как голос совести, с небес.

Владимир Скиф наделяет реально живших рядом с ним людей воистину эпическими чертами характера былинных и библейских персонажей. Дочь Валентина Распутина, трагически погибшую в авиакатастрофе талантливую органистку, звали евангельским богородичным именем Мария.

В Царствие Божие дверь отворили…

Слушайте, слушайте – в тихом раю

Ангел поёт или Аve Maria

Слышится в горестном нашем краю.

Мечутся листья и ветки сырые,

В небе плывёт облаков караван.

Может, и вправду – услышит Мария,

Как безутешно рыдает орган.

Богу угодно, чтоб мы сотворили

Нашу молитву во имя её.

Шлёт нам с библейского неба Мария

Вместе с прощаньем – прощенье своё...

Сказанное относимо и к другой поэме – «Александр Вампилов». Хочется воздать должное писательскому и человеческому таланту Владимира Скифа увидеть в земном человеке из плоти и крови евангельский свет и божественное предназначение.

Откуда твой опыт? Из детства!

Из песен в родимом краю?

Наверно, Господь пригляделся

И высветил душу твою.

Ума вековое наследство

Ты принял и тайну постиг.

С Эвтерпою жил по соседству

В сибирском селе Кутулик.

Особого разговора заслуживает поэма «Николай Клюев». Думается, ключ к этой поэме лежит в стихотворении-посвящении современному выдающемуся литературоведу Сергею Куняеву, который осилил огромный труд изучения жизни и творчества Клюева и написал книгу о нём. Ведь без знания творчества Клюева вряд ли можно прочитать всё то глубинное исконное, что заложено в поэзии Есенина! Хотя оба эти великих поэта были очень разные, но их роднит новозаветность.

Клюев из «Нового» вышел «Завета».

Клюев над бездной вздымает крыла.

В нём воссияла История века,

В нём уместилась российская мгла…

Владимиру Скифу повезло: он живет в поэтическом мире, о котором пишет, который создал сам. В этом поэтическом мире мёртвых нет, несмотря на трагические моменты многих стихов. В этом поэтическом мире Владимира Скифа все поэты живы. Будь то Пушкин, Лермонтов, Есенин, Клюев, Цветаева… Все эти поэты – современники автора этой книги и с каждым из них у автора (а стало быть, и у читателя, эту книгу читающего) – живые отношения.

Мне пишется – и слава Богу!

Мне любится – и в добрый час!

Стучится в гости Такубоку,

И входит Пушкин, не стучась.

Всегда с цыганами, с друзьями,

С бутылкой крепкого вина,

В нём игры тигра с обезьяной

И слава доброго лгуна.

Азартней нету человека!

Стихами Пушкин упоён.

Здесь Лермонтов – легенда века

И всеми изгнанный Вийон.

Хохочет непоседа Пушкин

Среди поэтов всех времён.

Лорд Байрон здесь с горячим пуншем

И Саша Чёрный, и Бальмонт.

Печальный Блок с тоской осенней

Твердит: – Есть истина в вине!

Читает сумрачный Есенин:

– Дай, Джим, на счастье лапу мне!

Он том истрёпанный листает

И усмехается себе...

Заря бессмертия светает,

Где каждый выбрал по судьбе.

                                               (Поэма «Лермонтов»)

Читаешь и так хочется попасть в этот узкий круг, который на самом деле не узок, а распахнут настежь и готов принять каждого из нас, благодаря автору этой книги:

Великосветские пирушки,

Где знать столичная вилась

И смаковала: – Этот Пушкин –

И дуэлянт, и ловелас.

– Забавно, знаете, забавно

Его с женою лицезреть!

…В миру Наталья Николавна

Его отравой станет впредь.

Поэт пирушек не чурался

Среди гусар или цыган,

Зато бежать балов старался

И праздных, чопорных дворян.

Речами лживыми разгневан,

Вновь на балу горел огнём.

Считали все, что при царе он,

А оказалось – царь при нём...

                                                 (Поэма «Пушкин»)

И вместе с Пушкиным твой читательский круг общения расширяется за счёт современников Пушкина: Боратынский, Кюхельбекер, Дельвиг, Данзас, Василий Пушкин, Жуковский, художник Орест Кипренский, утаённая любовь Пушкина княгиня Волконская, легендарные Арина Родионовна и Анна Керн, Наталья Гончарова и даже… дочь, не к ночи будь помянут, Жоржа Дантеса, убийцы Пушкина. Дантеса, которого кара настигла спустя время после его выстрела на Чёрной речке. Эта кара воплотилась в родную дочь Дантеса Леонию-Шарлотту, для которой любовь к творчеству Пушкина стала отправной точкой ненависти к его убийце, отцу Леонии – Жоржу Дантесу:

Господняя кара бытует – я знаю!

Я кару Дантеса могу лицезреть:

А карою дочь оказалась родная:

Шарлотта-Леония, ставшая впредь

Его наказаньем, отмщеньем Поэта,

Который от Франции пал вдалеке.

И дочь наказала убийцу! За это

«Душевнобольной» умирала в тоске.

Она умерла во французской «психушке»,

Великий Господь ей грехи отпустил.

И с неба сошёл несгибаемый Пушкин,

И тихо племянницу перекрестил.

А закончить свои размышления о новой книге Владимира Скифа хотелось бы словами о поэме «Месяцеслов», то есть – поэме Скифа о России, которую я бы назвал объяснением в любви России, о нашем традиционном укладе и ладе. Очень светлая поэма, пронизанная неуклонной верой в лучшую долю Родины, несмотря на всё осознание трагичности судьбы нашего Отечества, которое в ХХ веке так кроваво полыхнуло октябрём 1993 года. Но, несмотря ни на что, звучит здравица-тост во славу России, здравица, которая сегодня, в пору испытаний, так нужна нашей стране:

Поднимем до краёв наполненный бокал

За воина Руси, за деву молодую,

И выпьем за Москву, за Волгу и Байкал,

За горлицу мою – за Родину святую!

У Родины нет большого и малого, как у матери нет детей любимых и нелюбимых. Всё вокруг своё и родное, всё о своём и о родном в этом книге, будь то венок сонетов «Байкал» или циклы стихотворений «Байкальские цветы» и «Пускай жучок живёт на свете». Родина и состоит из таких «малостей», как деревья, травы, цветы, жужелицы, шмели. Все мы дети России! Каждый из нас имеет свою судьбу, своё предназначение, свои переживания, свой пожар в груди… И потому каждый персонаж этой книги, будь то известный прозаик, великий поэт, зимний снегопад, полевой цветок – всё живое в этой удивительной книге, всё живёт своею жизнью и является частью России, рождается, умирает, страждет, воспевается поэтом, вызывая в душе чувство неизъяснимой родственности и любви, а потому в наше непростое время каждый персонаж этой книги и есть «Страдающий пламень». Пламенеть верой и любовью, несмотря на страдания – такова участь каждого из нас.