Дмитрий ЛЮБИМОВ
И НА СТАНЦИИ СПИТ ЧЕЛОВЕК…
КОСТЕР
Соскучился по запаху костра.
С утра жгут ветошь во дворе церковном:
Выходят на дорогу дыма комья
Бараньим стадом. И колокола
Молчат.
И я забыл слова.
Предательски щекочут где-то в горле.
Не хочется здесь быть ни «за», ни «против» –
А заново найти свои слова.
Молчат.
Молчит корявая, кривая,
Та улица у церкви небольшая.
И дышит всё вокруг едва-едва
В неясном предвкушенье.
Как дрова,
Которые томятся до растопки.
Пока все тихо.
И открылась Волга
Той раной, для которой срока нет.
Костёр горит, всё превращая в свет.
* * *
Небо волнуется раз.
Два, три.
Два. Три.
Не знаю, о чем сейчас мысли
твои.
Мои – нарочито видны:
Торчат
из холодной воды
плавники,
И близко они.
Однако
не хватит длины всей руки,
Чтоб тронуть сокрытого толщей воды.
Чернеющей
древней воды.
* * *
Синие-синие улицы,
Тёплый венок фонарей.
Под капюшоном, как устрица:
Павел, женат, водолей.
В бара засаленной трещине
Едко разлился неон.
В нём растворяется женщина:
Жанна, одна, скорпион.
Пусть в гороскопы не верю я,
Будь милосерден, мой чтец.
В общем, пишите, проверю я.
Дмитрий Любимов, близнец.
* * *
Сырой клубящийся восторг
над тротуарами повис:
Я жду твоих сигналов, как
ополоумевший связист!
Но день навалится на нас, как джапанистский сумоист, –
И не отыщут наших тел,
пока так гладок снег и чист.
Лежать, и солнце вспоминать на промерзающей земле.
Луна ползет по проводам
подобно глянцевой змее.
А я под снегом не дышу, боясь согнать твой сладкий сон.
Так мы замерзнем насовсем
в тиши снегов
у хвойных крон.
* * *
бежала кошка по тропе
клубились облака
она смотрела на конец
небесного клубка
у магазина курит дед
земное все постиг
уснул печальный армянин
прождав его в такси
драконы-горы разлеглись
спят непробудным сном
какой-то мальчик-дурачок
хватает дождик ртом
гром растревожил всех собак
уснувших у витрин
от лая, ветра и дождя
проснулся армянин
отметил дождь, отметил, что
все также дед стоит
а дед курил и все смотрел
как кошка вдаль бежит.
* * *
впустите, хрустальные воды.
я в осени сплю, одичалый.
и, если бы вышло так, чтобы
я рыбой вдруг стал прилипалой –
поймал бы меня спозаранку
зачахлый старик с сединою,
крючок протащив через ранку,
швырнул бы в ведро ледяное.
и пряча во рту ломтик хлеба,
и силясь закрыть рыбьи веки,
недвижно смотрел бы я в небо
и снова бы стал человеком.
САМОЛЕТ
Спускаемся размеренно в сады,
Где гор хребты заботливо рассажены.
В иллюминатор, словно в недра скважины,
Смотрю: там пустота и нет воды.
Упасть туда в объятия лесов.
В свободном небе не за что схватиться.
Тери́берка – звучит, как будто птица,
Поющая с сиянием в унисон.
* * *
Перемигиваясь клекотом,
Свистом и клювовым шепотом,
И подбрасывая пение
В воздух, будто оперение,
Птицы мучают ночь летнюю,
Мимолётную,
малолетнюю.
Точат когти об неё медные,
И спасенья нет –
будто ночь последняя.
* * *
Упирается поезд в тупик
Тихо падает ласковый снег
Мягкий свет фонарей чуть поник
И на станции спит человек
Он прошел от начала пути
Рельсы гнул и тянул провода.
Он не знал, что он хочет найти,
А теперь на нём тает вода.
г. Кострома
Поэт. Есть будущее. И хочется пожелать Спящему на станции, чтобы он познал, "что он хочет найти".