Алексей СМОЛЕНЦЕВ. «ВО ДНИ СОМНЕНИЙ…». Удельный вес любви к Родине

 

Алексей СМОЛЕНЦЕВ

«ВО ДНИ СОМНЕНИЙ…»

Удельный вес любви к Родине

 

«Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины – ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! Не будь тебя – как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома? Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!». (Июнь, 1882.)

Обычно цитируют только одну строку о русском языке, из этого высокого содержания стихотворения в прозе Ивана Тургенева.

Но почему?

Не будь великого отчаяния о сиюминутном, не было бы и великого прозрения о вечном!

Сомнений и тягостных раздумий… вот ведь Тургенев – «тягостных раздумий». Какой эпитет (!) – удивительно плотный по массе, по удельному весу, по силе тяготения земного – к земле, в землю (?), «В ту же землю» /?/ (название рассказа В.Г. Распутина).

И – «во дни».

Ах, то есть, всего лишь «дни», все-таки не месяцы, не годы.

Нет, не получается утешить, утишить себя: «дни» у Тургенева – это жизнь, земная жизнь. Жизнь человека, исполненная сомнений и тягостных раздумий о судьбах моей родины. Судьбы моей родины – вот откуда эта невыносимая, неподъемная тягость, этот удельный вес любви, любви к моей родине, к России. Так чувствует русский писатель. Так не может не чувствовать русский писатель. Только эта, общая с народом любовь (А.А. Блок, «Народ и интеллигенция», 1908), созидает миросозерцание русского писателя и его самого.

Что же это за любовь такая, которая стремит к земле, в землю? Нет, любовь не в стремлении к земле, в землю, а любовь – «поддержка и опора». Сомнения и тягостность (тяжесть) раздумий стремят к земле, в землю. Но есть «поддержка и опора» – общая с моим народом любовь к моей родине.

Удельный вес любви к Родине – высок (именно!), в небо, в высь, стремит человека, а не в землю!

Вот так – правильно, так раскрывается смысл: Русский язык удерживает русского писателя от того, чтобы «не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома». Ибо незыблема вера в то, что «такой» – «великий, могучий, правдивый и свободный» – русский язык дан великому народу. – Это прямое утверждение Тургенева.

Но почему же Тургенев так сложно являет этот очевидный смысл? Пойди продерись через два его последних предложения. Как не впасть в отчаянье – со знаком вопроса. И ответ: «Но…», а первое словосочетание парадоксально – «нельзя верить». Думал сначала, что это ошибка, надо бы сказать «нельзя не верить»; но нет, посмотрел в двух разных изданиях: «нельзя верить». Тоже погрузился в тягостные раздумья… Потом понял очевидное: нельзя верить в то, что «такой язык не был дан…». То есть, как бы доказательство «от противного»: нельзя верить в то, что не был дан; значит, необходимо верить в то, что был дан. Но как же не прямо, как же не просто сказано это Тургеневым.

Почему так?

А потому что это не фраза, не декларация, – это тягостные раздумья, это сомнения (еще и в момент самого сложения слова – раздумья и сомнения), это несовершенство человеческой мысли. Но несовершенство, способное любовью к моей родине постигнуть совершенство мироустроения, в котором – великий язык дан великому народу.

...Нет тех дум.

Что не думал народ.

Нет пути,

Что народу заказан,

Нет и тьмы,

Где тропу не пробьет

К свету дня

Его ищущий разум.

                                (Иван Смоленцев)

У народа нет сомнений и тягостных раздумий. – «Народ всегда знает правду» (В.М. Шукшин). Сомнения и тягостные раздумья – это удел интеллигенции. Но и у интеллигенции, при свободном выборе, есть общее поле с народом, это поле любви к России – «ценно то, что роднит Горького не с Луначарским, а с Гоголем; не с духом современной «интеллигенции», но с духом «народа». Это и есть любовь к России в целом (…) сердце же Горького тревожится и любит, не обожествляя, требовательно и сурово, по-народному, как можно любить мать, сестру и жену в едином лице родины – России. Это конкретная, если можно так выразиться, «ограниченная» любовь к родным лохмотьям, к тому, чего «не поймет и не заметит гордый взор иноплеменный». Любовь эту знали Лермонтов, Тютчев, Хомяков, Некрасов, Успенский, Полонский, Чехов» (А.А. Блок, «Народ и интеллигенция», 1908).

Не сомнения и тягостные раздумья, а – дума; у народа есть дума (хотел написать с большой и улыбнулся – подумают еще, что Государственная); жизнеутверждающая дума, направленная к тому, чтобы пробить тропу к свету дня. И чем гуще тьма вокруг, тем труднее, – но не тягостна, не ведет к отчаянью («Не народ еще время речет, – Если жизнью унылой живете» – Ив. Смоленцев) – эта дума. Народная дума выводит к свету дня.

Чувство народа, чувство народной думы выводит Тургенева из сомнений и тягостных раздумий к свету ясного откровения о великом языке великого народа.

Чем созидается Отечество?

В.И. Даль: «Отечество – Родная земля, отчизна, где кто родился, вырос; корень, земля народа, к коему кто, по рождению, языку и вере, принадлежит; государство, в отношении к подданным своим; родина в обширном смысле». – Земля народа, язык и вера. Все вместе – это Символ веры, это миросозерцание. Миросозерцание народа, с которым сроднено (оно и есть!) миросозерцание русского писателя, воспитанное от общей почвы, на общем поле любви к моей родине.

Отсюда и один из «Дней» сомнений и тягостных раздумий Ивана Сергеевича Тургенева («Мы ещё повоюем!»):

«Какая ничтожная малость может иногда перестроить всего человека! Полный раздумья, шел я однажды по большой дороге. Тяжкие предчувствия стесняли мою грудь; унылость овладевала мною. Я поднял голову... Передо мною, между двух рядов высоких тополей, стрелою уходила вдаль дорога. И через нее, через эту самую дорогу, в десяти шагах от меня, вся раззолоченная ярким летним солнцем, прыгала гуськом целая семейка воробьев, прыгала бойко, забавно, самонадеянно! Особенно один из них так и надсаживал бочком, бочком, выпуча зоб и дерзко чирикая, словно и чёрт ему не брат! Завоеватель — и полно! А между тем высоко на небе кружил ястреб, которому, быть может, суждено сожрать именно этого самого завоевателя.

Я поглядел, рассмеялся, встряхнулся – и грустные думы тотчас отлетели прочь: отвагу, удаль, охоту к жизни почувствовал я.

И пускай надо мной кружит мой ястреб...

– Мы еще повоюем, чёрт возьми!».