Роман БАШКАРДИН. Я ТЕБЕ НАПИШУ… Поэзия

 

Роман БАШКАРДИН

Я ТЕБЕ НАПИШУ…

 

* * *

Так близок март,
                            уже слабеют

нагие руки февраля,

температурные качели

с упрёком вынесла земля.

Но красноокий взгляд востока

ещё заснежен –
                                посмотри –

как витражей замёрзших окон

коснулся первый блик зари.

Прижался бережно
                                    и нежно –

синичкой к тёплому окну,

чтобы февральская мятежность

собою кликала весну.

 

И чтоб заря
                   предначертала,

лучом,
           что солнцем окрещён,

на стенах зимнего вокзала

Иероглифы твоих имён.

 

* * *

Март – это первый цветок,

Сумрак весенних дорог,

Пульс оживающих дней,

Их переменчивый ток,

Прикосновение строк,

Талого неба следы,

Кожа небесного льда

В омуте стылой воды.

Здесь, на краю пустоты,

Сонных,
                 обшарпанных крыш

Молятся небу коты,

Криком разорвана тишь.

Ты у окошка стоишь,

В обруче спутанных слов –  

Это ли мартовский дождь

Льёт темноту облаков?

Это ли к вешней земле

Тенью спадает вода,

Болью разверзнута брешь,

Тонкого неба слюда?

Это ль бездушная тьма

Сгорбила все фонари...

 

Или всего лишь конец

повести нашей любви.

 

* * *

Лунный серп, облачённый в облако,

спит у краешка
                             тёплых крыш.

Бирюзового моря мороком

ниспадает ночная тишь.

Память – лицами, фотолентами,

кольца камешков –
                                   в кулачке –

от Мартьяна до Фиолента

лето лентой лежит в руке.

 

Лето любит инжир
                                  и пряности,

солнцем созданных сосен – медь,

и закат тёмных волн
                                        касается,

чтоб в солёных углях сгореть.

Пахнет в воздухе абрикосами,

терпким мёдом,
                                густым вином,

пахлава, как златые волосы

той, в которую был влюблён.

 

Пять минут
                      и над морем кружево

белых звёзд на Большом Пути –

ты найди
                     заклинанья нужные

и на млечный простор клади.

Говори,
                 говори пророчеством,

спелый воздух
                             мешая с ним, –

 

я скучаю, твоё Высочество,

мой навеки любимый Крым!

 

* * *

Летний вечер пал брусничным платом

На реки витражное стекло.

В золотые сумерки заката

Опускалось звёздное крыло,

 

Нисходила млечная Осанна

На реки серебряную длань

И фатой белёсого тумана

Укрывала медленно бурьян.

 

Зацвели бриллиантовые росы

Травным разноцветием дорог –

Словно вмиг обманчивая россыпь

Сотен солнц раскинулась у ног,

 

Словно благодать самой природы,

Вышивая нитями судьбы,

Шьёт пространство звёздного порога

Из немой межзвёздной пустоты.

 

С сумерками августовской ночи –

Встречи и дороги впереди –

Как прекрасен омут многоточий

На рубашке Млечного пути.

 

Как обворожительно красивы

Берега в сиянии луны,

Там, где спят застенчивые ивы

В серебре туманной тишины.

 

* * *

Приходи ко мне в ночь,
                         в мой тобою забытый дом,

где повсюду стихи
                           тихо шепчутся о былом,

где на сумерках стен
                              бледной тенью
                                                   висит луна,

и звенящею бездной
                                 скребётся
                                                в квадрат окна.

 

Приходи ко мне в ночь,
                           приходи, когда дождь и снег,

когда время
                    безудержный свой
                                                       ускоряет бег,

когда где-то в груди –
                                      аритмией –
                                                      сердечный стук.

Приходи ко мне в ночь
                        на двоих разливать тоску.

 

Заходи ко мне в осень –
                                   в бокалы налить печаль.

Пусть виски серебрит
                                     пережитых имён печать.

Пусть на жизненных тропах –
                                              туман и идут дожди.

Просто выверни жизнь наизнанку.
                                                             И приходи.

 

* * *

Марево чёрного моря,
                             край бирюзовых дюн.

Дремлет у краешка неба –
                              тёплый, ночной июнь.

Линия берега лижет
                                 лики туманных гор,

Льётся небесным ковшиком
                                     звёздное молоко.

 

Кот у причала истово
                                 небо из лужи пьёт

В воздухе терпком – травные
                                      вина, смола и мёд,

Вереск, чабрец, акация,
                                     мята и розмарин –

Тёплые руки моря
                                  цвета аквамарин.

 

Чувствуй его биение,
                           шёпот прибрежных волн

Пусть говорит секундами
                               внутренний метроном.

Ветер инжирный, ласковый,
                                    песнь виноградных лоз,

Море корми монетками,
                                       чтобы оно сбылось.

 

АРЛЕКИН

Средь реликтовых сосен сочится небесный свод,

В их янтарных ветвях дремлет звёздная пустота,

Плачут зимние сумерки искрами этих звёзд,

Лунный камень горит с эбонитового холста.

Разливается Вечность поэзией тонких струн

И смычок января вторит музыке горних сфер,

Где-то в этом безвременье дремлет усталый шут

За тугими кулисами сшитых Зимой портьер.

Пусть меняются сцены, дороги и города –

Арлекин всё такой же – не в силах нутро предать.

За весёлою маской – печаль серебрит глаза,

И румянцем горит одиноких потерь печать.

Он выходит на сцену – ему рукоплещет зал,

Он смеётся и шутит, и радостью все пьяны.

И не знает никто, что на сердце девятый вал,

И какие к нему, среди ночи, приходят сны.

Он выходит из дома под маскою для людей.

Там, где осень в глазах, посторонние видят смех.

Он по жизни паяц, скоморох или лицедей, а под маской...

Под маской есть магия не для всех.

 

А под маской живая, ранимая соль земли.

А под ней накрахмалены крылья, чиста Душа.

Ждёт, когда светлый ангел прошепчет – они твои.

И пойдет примерять осторожно и не спеша.

А пока лишь седыми ветрами поёт Зима,

Обнимает холодными пальцами под пальто.

Чтобы душу и лик посторонним открыть сполна

Нужно твёрдо уверенным быть, что тогда никто

Не предаст, не отпустит, и крылья не оборвёт,

Не возьмёт беззащитную душу на свой прицел.

А без маски лишь видел, однажды, любимый кот –

Арлекин о жестокости мира тихонько пел.

 

Средь полночных кварталов безмолвная тишина.

Понедельник. Июнь. И за окнами ни души.

Души спят. У кроватей маски – им не до сна.

По будильнику будет опять продолжаться жизнь.

И проснутся усталые люди не с той ноги,

И наденут бесцельное действо иных личин…

 

Там, где чёрств и жесток обезличенный дивный мир,

Знает каждый из нас, что немножечко – Арлекин.

 

* * *

Посмотри на меня, пожалуйста,

И присядь в этот тихий вечер.

Данью чувственной нашей данности

Он оплачен. Он тих и вечен.

Он так хвойно вздыхает соснами

Под свирель твоего апреля,

И ступает ногами босыми

По истёртым ступеням веры.

 

Словоточи со мной,
                                        пожалуйста,

Прямо в сердце, легко, укромно,

Там, где пара шагов до старости,

Уже ждёт в окоёме комнат.

Говори, говори пророчеством,

Как весну прорицают птицы.

И спасай нас от одиночества

В той эпохе, где нам чуть тридцать.

Где ещё не темны печалями,

Неземны и иконны чувства,

Где и присно ещё не знали мы

Всю исконную цену грусти.

Где стою я всё тем же мальчиком

У окошка, в рассвет одетым.

И над небом, тобой означенным,

Так огромно восходит лето.

 

* * *

Я тебе напишу,
                     в золотой круговерти лет,

Как бывает, когда
                           обжигает ночами память,

Как на паперти чувств
                              языками танцует пламя, 

И по окнам его разливает
                                            сырой рассвет.

 

Я тебе расскажу,
                        как внутри прорастут снега,

Как ветрами февраль
                              заплетает метелям косы,

Как завьюжены горькие строфы
                                                немых вопросов,

И как пьяная ночь
                                обесцвечена и долга.

 

Я тебе напишу,
                             как бывает пустынен дом,

Как сжимаются стены
                         к бессонным краям кровати,

И как важно однажды решить,
                                     что наверно – хватит

Распинать свою душу
                                     сомненьями о былом.

 

Всё наладится, друг,
                             и как прежде, придёт июль,

Васильковой ладонью смахнёт
                                            с твоих плеч печали.

Я тебе расскажу,
                          как нам важно, чтоб нас прощали,

Чтоб друг друга хранить
                                    от нелепых житейских пуль.

 

Этот сумрачный город…
                                   Однажды он стал большим,

Поднимался и рос,
                                 и рассветы бросал в оконца.

Так и ты, друг, когда-нибудь станешь
                                                                белее Солнца,

Выше самых запретных
                                           и снежных земных вершин,

 

И нетленною вязью на белый листок прольётся

Откровение буковок боли живой души.

 

* * *

Любоваться тоской предзимья –
                              это искусство на грани фола.

Это – тёмные зимние сумерки,
                                 что касаются медленно пола,

Это скрип половиц.
                                       В прихожей ли?

Или где-то внутри,
                                       под сердцем?

Это клетка холодной кожи,

Где не спрятаться,
                                     не согреться

Ноябрём.
                      Вы как тень – похожие –

За душой лишь снега и вьюга,

Письменами пустого города
                      повествуете мир друг друга.

 

Ну а я тебе – лишь прохожий,

Призрак,
                    сотканный из тумана...

Где под клеткой холодной кожи

Вместо сердца зияет рана.