Николай БЕСЕДИН. МЫ ЕЩЁ ПОЛЕТАЕМ С ТОБОЙ. Стихи разных лет

 

Николай БЕСЕДИН

МЫ ЕЩЁ ПОЛЕТАЕМ С ТОБОЙ

Стихи разных лет

 

* * *

С куста на куст перелетая,

Синичья маленькая стая

Щебечет, радуясь тому,

Что день настал широк и светел,

Что пахнет ягодами ветер,

Что мир и лад у них в дому.

А я брожу по сухотравью

Меж снами прошлого и явью

И с каждым шагом мне грустней,

Что горек ветер, день тревожен,

Что лето кончилось, быть может,

Что лада нет в душе моей.

 

* * *

Крыло стрекозы на вечернем луче

Дрожит и блаженно плавится.

Обняв берега в изумрудной парче,

Дремлет усладно старица.

Ни шепота трав, ни листвы говорка,

Во всем колдовская истома.

Тают изнеженно облака

В купели небесного дома.

Забвенье ненастья и буйства грозы

Царит в безмятежном покое.

Но вздрогнуло, взмыло крыло стрекозы,

И ожило все живое.

 

* * *

Чудо-радуга повисла

Над лесами, над Угрой.

Семицветье коромысла,

Как ворота в рай земной.

И душа заторопилась –

Вот он рядом, в двух шагах.

Не успел я.
                        Растворилась

Сказка в светлых небесах.

 

* * *

Прежде дух, а потом уже плоть.

Вот нехитрая формула вечности.

Остальные рецепты от нечисти,

Чтоб от нас отвернулся Господь.

 

Прежде слово, а дело потом.

Неотрывно одно от другого.

Но когда только слово да слово –

Гибнет вера в пространстве пустом.

 

Прежде дух, а потом уже плоть.

Но они, разделенные, мертвы.

Их связуют высокие жертвы,

И на небе венчает Господь.

 

* * *

За окном кричат вороны,

Сердце грустью надрывая.

На стене висят иконы –

Вера Родины живая.

Эти крики, эти крики

Что-нибудь наверно значат.

Эти лики, эти лики

На меня глядят и плачут.

 

* * *

Как пусто всё.
                              Идут снега,

И утонуло поле в сини,

И крутобокие стога

Плывут, как сытые гусыни.

Дома развесили дымы,

Как поднебесные качели.

И прячут лето от зимы

За пазухой густые ели.

Всё переменится опять

И станет чистым изначально.

Снега идут.
                         И не понять

Откуда столько в них печали?

 

* * *

А жизнь слепа.
                                Она не знает

Что создаёт в кромешной мгле.

И нас наощупь осязает,

Как всё живое на земле.

То лба, то щёк она коснется,

То губ, святая простота.

А след всё глубже остаётся

От любопытного перста.

 

* * *

Ещё невестилась трава,

Листва усладно зоревала,

А осень робкие права

Земле безропотно сдавала.

На теплохладные поля

Снега ложились по-хозяйски,

Всё погребая.
                              И земля

Не вспомнила заветов майских.

Не растопила, не сожгла

Опустошительную силу,

Лишь в белый саван убрала

Свою холодную могилу.

 

* * *

То дождь, то снова сероватый снег.

Природа колебалась на распутье:

Чем встретить надвигающийся век,

Последний век истории, по сути?

Что станет как бы символом его –

Вода? Огонь? Иная ли стихия?

Наш дом не уподобится ль Арго?

Спасет ли мир распятие России?

Снег липнет на деревьях, на стекле,

Как бинт на ранах.

Гуляет век двадцатый на земле

До медяка последнего в карманах.

 

НИЩИЙ

Таких я не встречал

Ещё ни разу нищих.

Он у метро стоял

Всех на голову выше.

Обрита голова,

Бушлат был от спецназа

И на ремне слова

Военного приказа.

Он молча вдаль смотрел,

Где голубели кроны,

И крик у ног алел:

– Подайте на патроны.

 

* * *

Порой по пустякам
                                     не избегал я ссор,

И обижал друзей
                             и не любил упёртых…

Но никогда не шел душе наперекор,

Чтоб всё прощать живым
                      и чтобы лгать о мёртвых.

 

* * *

Какая зябкость, пасмурность какая!

Пропахло небо горечью полей.

Уходит осень, тихо окликая

Простор гортанным криком журавлей.

Уходит осень по лесным дорогам,

Продрогнув до последнего листка.

И с каждым днем седеет понемногу

От холодов предутренних река.

Проглянет сквозь дожди кусочек сини,

Смешает краски, бросит их вразлёт…

Но проступает строгость четких линий

Во всем, что вслед за осенью грядёт.

 

* * *

Не новость – говорить о «я» втором.

Он в каждом человеке существует.

Его не купишь звонким серебром,

И «чародей» его не околдует.

Но есть одна в нем слабость.

И она
             достоинства с лихвой перекрывает:

Чтоб пробудить второе «я» от сна

Порой всей жизни нашей не хватает.

 

* * *

Который век, однако, миновал

С минуты той, когда привстав на ложе

Сократ великий горестно сказал:

– Платон мне друг. Но истина дороже.

О, правды свет!
                               Его предать нельзя.

А дружбу человек ценил издревле.

Пусть истина дороже.
                                           Но друзья

Не могут быть той истины дешевле.

 

* * *

Середина лета. Пять утра.

Голоса опробывают птицы.

Словно раскрасавица-царица

В молоке купается Угра.

Ветерок погладит чуть листы,

И опять затихнет в полудрёме.

Все ясней в небесном окоёме

Рощицы знакомые черты.

Будто встарь привольно на Руси.

Недалече фыркнул конь стреноженный.

Волшебством рассвета завороженный,

Не уходит месяц с небеси.

 

* * *

Выбрасывают книги на помойку.

Наверно завершают перестройку.

Иль может быть готовит человек

Себя к отплытью в XXI век?

А там все будет круто и толково,

Обузой станет человеку слово,

Не будет ни сонета, ни романа,

А будут только кнопки и экраны.

И все заменит – шепот, стон и крик

Компьютерно-рассудочный язык.

И будут петь и плакать – всё на нём.

Но, слава Богу, мы не доживем.

 

* * *

Ну что же, разве это внове –

Молитву чуду из чудес,

Чтоб за любовь платить любовью,

За зло – возмездием небес?

Но разум – всемогущий циник

Нас приручил к другой мольбе:

Зло лишь в крови отмщенья сгинет,

Любовь бессмертна лишь в борьбе.

 

* * *

Я ранен в сердце.
                            Что ж, добейте.

О, люди добрые, меня!

Как звери зверя не жалейте,

Себя за это не виня.

И, как на пир, на запах крови

Спешите, вилками бренча.

Я, насмерть раненый любовью,

Жду без щита вас и меча.

 

* * *

Сколько грозного оружия

У тебя, земная женщина:

От грудей полуокружия

До очей, бровями венчанных,

Наповал разят повадочки.

Но всего сильнее мучает

Смех твой нежный и загадочный,

Твои слёзы негорючие.

 

* * *

Улетели зеленя,

Улетели.

Пели рощи да поля

На свирели.

Ай да, дудочка была

Стоголоса.

Обнимала да ушла

Чернокоса.

 

* * *

Пришла и села.
                                Взгляд издалека.

И вспомнил я отчётливо и живо

Доверчивость весеннего листка

На берегу у Кольского залива.

К любой руке готов он был прильнуть,

К любой руке, протянутой навстречу…

Как поздно захотелось мне вернуть

Ту беззащитно нежную доверчивость.

Осенний сумрак поглощает взгляд.

Бульвар людьми, машинами запружен.

И листья, листья…
                                    Кружатся, летят.

И ни они, ни им никто не нужен.

 

ВЕНЧАНИЕ ПУШКИНА

Тот день по-зимнему пресветлый

Не только в памяти людской.

Он в этом снеге, в этом ветре,

В главе, склонённой на Тверской.

В неторопливости прохожих,

В парящем куполе вдали

И в русской девушке, похожей

На пушкинскую Натали.

 

ЯБЛОНЯ

От марта месяца теплом повеяло,

Как будто впрямь уже зиме конец.

Зачем, ты, яблоня, ему поверила,

Фату накинула, как под венец.

Уйдешь ли, белая, рука с ним об руку,

Или озябшую укроет снег,

И ты останешься с молвой недоброю,

С печалью девичьей на долгий век.

Ведь не торопятся подруги милые,

А май посватает, уйдут с ним вдаль.

Но мне все кажется, что ты счастливее,

Любовью светится твоя печаль.

 

* * *

Ты говоришь, я грустное пишу,

Что даже в радости есть след печали,

Что я люблю, как будто бы прошу,

Чтобы меня в любви не замечали.

Кому нужны твои колокола?

И так весь мир в неудержимых звонах.

Ну а любовь – она всегда была

Счастливым поражением влюблённых.

 

* * *

Вы мне говорите, вы мне говорите:

– Любовь подарите!

И больше не надо, и больше не надо

Ни славы, ни злата.

А я-то поверил, а я-то поверил!

Любовью всё мерил.

Во имя любови, во имя любови

До мига, до крови.

Богатство и слава, богатство и слава –

Всё было забыто.

И вот моё сердце к ногам вашим пало.

А вы-то, а вы-то…

 

* * *

Прощанье. Прощайте. Простите.

Как шорох травы, как свеченье

Осеннего сада. Примите

За то, что любил, извиненье.

Живите. Влюбляйтесь. И смейтесь.

Как ветер, как утро, как лето.

И только совсем не жалейте

Того, кто любил безответно.

Молчите. Грустите. И плачьте.

Как дождь над полями, как звезды,

Что жизнь не сложилась иначе,

Что больно бывает. И поздно.

 

* * *

Пообтерлась душа, обтесалась

Об углы городов и дорог,

О кресты на погостах, о жалость

К тем, кого полюбить я не смог.

Отболела душа, примирилась,

Обрела свой начальный удел.

И, не помня обиды, простилась

С теми, кто полюбить не сумел.

 

* * *

От любви милосердных подачек

Улететь, уползти бы туда,

Где причалы верны по-собачьи

Кораблям, что ушли навсегда.

Положив, как на лапы, на сваи

Свои мокрые грустные лбы,

Смотрят в море они, ожидая,

Ничего не прося у судьбы.

И когда шум винтов донесётся,

Мне почудится, будто я сплю,

Что не море о морды их трётся,

А причалы ползут к кораблю.

 

* * *

Неужели вы не замечали

В гавани, где мокнут якоря,

Что корабль кормой к земле причален,

А форштевнем к выходу в моря,

Что скрипят швартовы от натуги,

Приручая палубу к земле,

Что тоскует, словно бы о друге,

Океан об этом корабле?

 

* * *

Птичья стая разбилась о наледь.

Сплоховал ли вожак в полумгле

Или весен зовущая память

Умерла в этот миг на земле.

Неестественно крылья лежали.

И смотрели глаза вожака,

Словно всё еще, всё ещё ждали,

Что отпустит их в небо река.

И сказал кто-то, глядя на стаю,

Нежный лоб прикрывая рукой:

– Не смотри!
                           Мы еще полетаем!

Мы еще полетаем с тобой.