Александр КАЛЬКО. ХОМЯЧОК САШКА. Из цикла «Невыдуманные рассказы о животных»

 

Александр КАЛЬКО

ХОМЯЧОК САШКА

Из цикла «Невыдуманные рассказы о животных»

 

СЕРЫЕ ВОРОНЫ

 

Придёт время, когда человек будет
 смотреть на убийство животного так же,
как сейчас он смотрит на убийство человека.
Леонардо да Винчи

 

«Вот те встреча! – мысленно проговорил я, заприметив на пешеходной дорожке одиноко разгуливающего пернатую кроху. – А вдруг из-за угла выскочит хулиган с рогаткой? Или прибежит презлющая собака!».

Я угрожающе шикнул на малютку, дабы заставить её отступить в тенистые кусты, однако крылатое дитя нисколечко не забоялось моего деланно устрашающего вида. Наоборот, махонькое существо задорно затопало в мою сторонку, безмолвно открывая клювик и по-детски трепыхая крылышками. Оно так спешило обрадовать меня своим существованием, что, распластав неокрепшие свои крылышки, шагнуло прямо мне в охапку. Я подхватил пернатого несмышлёныша в надежде закинуть его на ветку дерева повыше.

«До его колыбельки на верхушке высоченного дерева, – озабоченно прикидывал я в моей голове, – мне явно не вскарабкаться».

Мои самые доброжелательнейшие намерения пернатые родители расценили иначе: как наглое и неотвратимое желание двуногого похитить воронёнка. Ничего другого серые вороны не видели от людей. Истошно по-вороньи прокричав: «Кар! Кар! Кар! Кар!» – что означало: «Не трогай младенца – заклюём!» – они с яростью меня атаковали.

Бесспорно, я мог выпустить птенца на землю, чтобы отвести от себя беду. В крайнем случае, сподручней мне было замахнуться на ворон каменюкой или палкой. Но – в таком случае я обрёк бы малыша-глупыша на верную погибель. Серая ворона способна поднять с земли огромный кусок добычи, а вот схватить кровинушку мощным своим клювом она смертельно опасается.

Не выпуская малыша из рук, я проворно нырнул в непотревоженные раскидистые кусты, поудобней усадил найдёныша на недосягаемую для хулиганов высоту, сомкнул для надёжности отяжелевшие от молоденьких лепесточков ветви и вынырнул в почтительном от этого места отдалении.

Одна ворона тотчас уселась рядышком со своим ненаглядным малышом и завела с ним трогательный семейный разговор. Другая взволнованная птаха посылала мне вдогонку, как только я оборачивался или замедлял шаг, замысловатое и неисчерпаемое воронье проклятие. Для пущей убедительности она неустанно напоказ стучала клювом по ветке и неистово обрывала неповинные лепестки.

В течение двух недель я приходил спозаранку, чтобы проведать юного пернатого моего непоседу. И каждый раз заставал его на земле. Воронёнок безбоязненно разгуливал по пешеходной дорожке и с великим любопытством ощупывал клювом ветки кустов, пустые пластиковые бутылки, колёса припаркованных на газонах автомобилей. Настигнув прогуливающееся семейство голубей, крылатый «серый» проказник упрямо пытался ухватить кого-нибудь за хвост, чтобы поиграть. К счастью, коварные попытки малыша были настолько неуклюжи, что не могли причинить кому бы то ни было серьёзных огорчений. Сам пернатый забияка нисколечко от этого не огорчался и продолжал топать-потопывать за новыми впечатлениями.

Беспечность суетливого птенца позволяла мне преспокойно брать его в руки. Но как только неунывающий пернатый негодник подрос и окреп, он стал проявлять характер и горлопанил при одном моём приближении. Пернатые мамка и папка, безгранично обожавшие своё разлюбезное и ненаглядное чадо, задавали мне такую пренеприятнейшую трёпку, что приходилось улепётывать сломя голову, прикрываясь для надёжности дождевым зонтиком, который предусмотрительно я прихватывал с собою. Из надёжного укрытия я наблюдал, как ворониха терпеливо учила уму-разуму малыша, показывая, как нужно правильно добывать пищу. Правда, пройдёт ещё немало времени, прежде чем воронёнок уразумеет нехитрое мастерство самостоятельно отыскивать что-нибудь вкусненькое. Как только капризный мой горлопан самостоятельно научился взбираться на ветку дерева, я оставил семью врановых в покое.

Таким образом, я обрёл уникальный опыт общения с одной из премудрейших птиц на земле. Это позволило мне без труда подружиться с серыми воронами в Александровском саду, куда изначально я приходил скармливать крупу и нежареные подсолнечные семечки голубям. Среди них как-то я заприметил небольшую отощавшую серую ворону и понял, что если ворона склевывает перловку, значит, она страшно голодна.

На следующий день я пожаловал с мясными обрезками.

«Серая» приятельница сидела на ветке дерева и озабоченно перекликалась с невидимой своей подругой.

«Кар! Кар! Кар! Кар!» – четырёхкратно прокаркала моя ворона, что означало: «Скоро ко мне пожалует знакомый, который обещал кое-что принести».

Издали, метрах в ста, доносилось ответное трёхкратное карканье, что означало: «В случае чего – и меня позови!».

Как только я попал в поле зрения моей приятельницы, она звучно и протяжнее обычного пропела: «Кар-р! Кар-р!», что, по-видимому, означало: «Лети сюда, подруга! Да побыстрей! Он уже туточки!».

Серая ворона – птаха компанейская. Втихомолку она не будет уплетать дарственный кусок. Сначала оповестит со всех окольных мест сестричек и братиков, а затем в незлобной борьбе будет отстаивать свою долю.

Пока я скармливал голубям последние крупинки перловки, моя ворона подлетела ко мне поближе, глубоко вздохнула, невообразимо расфуфырившись, вытянула шею вперёд, точь-в-точь как взволнованная гусыня, издала длинный-предлинный бархатисто-грудной звук: «Кр-р-р-р-р!» – что означало в переводе на человеческий язык: «Здравствуй! Очень рада тебя видеть, надеюсь, ты кое-что принёс».

Таким манером серые вороны приветствуют самых желанных сородичей.

Вприпрыжку и бочком она подкралась ко мне ещё ближе, но замерла, едва послышался предостерегающе возбуждённый крик прилетевшей подруги.

«Кар-р! Кар-р!» – двукратно взволнованно каркнула её подруга, что означало: «Осторожно, сестрёнка! Перед тобою всё же человек!».

Люди беспощадно преследуют ворон, ожидая от них пренепременно какого-то злодеяния. Брезгливые людишки умудряются даже завести быстрокрылых ястребов-стервятников, чтобы побыстрее изничтожить всех ворон. Поэтому сметливые птахи не спешат сблизиться с человеком, предпочитая наверняка распознать его истинные намерения.

Засветло, когда город только-только просыпается, на крыше высотного дома или на ветвях высоких деревьев пернатые умницы проводят бурное собрание-заседание. На сотни метров по округе распространяется несмолкаемое разноголосое карканье: запоёт одна ворона высоким тенором, а ей вторит другая басом; тут же подхватит звучным и задорным карканьем третья; откликнется хрипло четвёртая. И так дальше и дальше.

На протяжении долгого времени я прихожу к Александровскому саду, чтобы покормить многочисленную неунывающую компанию серых ворон. Они же с радостью демонстрируют передо мною неистощимые свои уловки и чудачества: увидит одна торчащую верёвочку – и давай её тянуть что есть силы-мочи. Подлетит другая – упрямо потянет концы верёвки в свою сторонку. Обнаружат подруги пластиковый стаканчик – и айда поочерёдно подбрасывать его высоко-высоко: а я, дескать, всё ж повыше! Заприметят пробегающую мимо знакомую собаку – начнут над ней дурачиться: наперегонки перелетают с ветки на ветку на низком расстоянии прямо у неё под носом. Надоест водить разумное четвероногое существо за нос – разлетятся врозь для того, чтобы одна шалунья незаметно хватанула собаку за хвост, а другая баловница успешно стибрила у неё аппетитную краюху.

Согласитесь, разве жизнь серых ворон не напоминает бурную деятельность человека!

 

ГОЛУБИ

 

Животных надо жалеть
и нельзя убивать так же,
как и людей. Мы все знаем это,
если не заглушаем в себе совести.
Лев Толстой

 

Конечно же, вы никогда не задумывались, где ночуют голуби в городе?

Считаете – где-то на крыше, как обычно.

А вы поглядите внимательно вокруг: много ли вы найдёте крыш, приспособленных для проживания пернатым? Надобно заметить, в студёную зимнюю пору чердаки наглухо заколачивают. Негде укрыться птицам от холода.

Что вы улыбаетесь? Какая ж это нелепица? Спросите у дворника, сколько нынче утром он подобрал мёртвых комочков среди сугробов? А сколько голубей будет забито каменюками днём, когда беспечно они усядутся на обледеневшей корке земли, чтобы погреться на солнышке. Вон там сидит неказистая стайка с обречённым и травленым взором, продуваемая всеми четырьмя ветрами. У одного голубя скрюченные от обморожения лапки; у другого – ободранные перья. А третий – слепой и хромой. И все, как один, замызганные, измученные, больные, будто после военных действий или аномальных явлений. А ведь голубь – благородное создание, обожающее чистоту. Забавно наблюдать, как даже в холодное время года птаха с превеликим удовольствием барахтается в лужице, первоначально предусмотрительно окунув свой клювик в водицу, словно измеряя её температуру.

Тот, кто замахнулся каменюкой на эту птицу, задумывался ли когда-нибудь, что возжелал ударить Святой дух! Да-да, как записано в Новом Завете, именно Святой дух спустился с небес в облике голубя на Него – Иисуса Христа. А по древнезаветным библейским преданиям голубка принесла весточку Ною во время всемирного потопа, дескать, «недалеко суша». Ты же, разрумяненный от благосытости и довольства, бесконечно терзаешь этот символ мира, который даже дикари нижайшей ступени развития почитали как символ Плодородия. Чуешь, сколько достоинств у Голубя!

Существует ли в твоём сердце что-нибудь святое?

В предвечерний промозглый день я заприметил в невысокой пожелтевшей траве грязный живой комочек, который никак не реагировал на моё приближение. Он даже не упорхнул от меня, не соизволил, на всякий случай, попятиться, видимо, окончательно порешив: «Делайте со мною, что хотите».

Но я не ударил продрогшую раненую птаху. Наоборот, бережно взял бедолагу в свои руки и осторожно доставил к себе в жилище. В ванной комнате ополоснул порванное крыло и раздробленную лапку слабым раствором марганца, опустил его на пол, чтобы мало-мальски он пообвык. От ужаса голубь заметался по квартире, запищал что есть силы, распластал одно крыло, засунул голову в первый попавшийся тёмный угол и застыл. В тот день я к нему больше не притрагивался.

Спустя время порванное крыло кое-как зажило, а лапка слегка заросла, хотя осталась кривой. Крылатый мой приятель понемножку очухался от треволнений и потихонечку стал обследовать углы квартиры. В результате он перебрался на шкаф, чтобы поудобней обустроить себе постельку и понаблюдать за моими передвижениями. Когда я хотел похозяйничать у него наверху, он невообразимо лупасил по моим пальцам крылом, дескать, «не твоё – и не тронь!».

Подобным образом голуби выясняют отношения с друг-дружкой. Правда, крыло используют в крайних случаях. Обычно разборки заканчиваются напускным угрожающим грудным воркованием, напоминающим кваканье лягушки. Или – вцепляются клювом за пёрышки соперника, чтобы нравоучительно его потрепать.

Люди напрасно полагают, что голуби – чрезвычайно трусливые птахи. Считают – если птица не нападает на других животных, чтобы ими плотно закусить, значит – она слабак. Мне же посчастливилось воочию понаблюдать, как бесшабашный голубь-смельчак, воинственно поднимая и опуская голову, мужественно отгонял от куска хлеба серую ворону. И ему удалось отстоять свою добычу, не уступив грозному и сильному сопернику даже краюхи.

Мой пернатый друг был несговорчивого и необщительного нрава и мало общался со своими сородичами. Мир был ему неинтересен: слишком много негативного успел пережить. Однако – всякий раз любезно предлагал кому-нибудь из сородичей, томившихся на перилах моего балкона, погостить у него на шкафу. Для этого он несколько раз влетал и вылетал из комнаты на балкон. Но крылатые не спешили воспользоваться его гостеприимством, так как не очень доверяли человеческому жилью.

В уединенные часы нашего досуга он присоединялся ко мне, чтобы понаблюдать из окна квартиры за деликатными манерами какого-нибудь расфуфыренного голубя-щёголя, страстно выражающего пламенность своих чувств предмету любви. У-у, как пернатый жених-хлопотун непомерно надувался, старательно притоптывал ножками, шикарно распускал хвост, элегантно подпрыгивал, бархатисто ворковал, неустанно поворачивался вокруг своей оси то вправо, то влево, неутомимо бесконечно отдавая поклоны.

Казалось, голубка игнорировала ухаживания настойчивого воздыхателя, равнодушно и томно потягивая свою лапку, аккуратно расправляя крылышки, тщательно вычищая перышки, дескать, «и не такое повидали». На самом деле пернатая невестушка представлялась перед настойчивым кавалером во всей своей красе, внимательнейшим образом оценивая поведение и способности будущего отца её детишек.

Моя жилищная ситуация сложилась так, что пришлось немедленно выехать из квартиры. И я выпустил моего приятеля на свободу. Позже я специально наезжал под балкон, чтобы его поприветствовать.

Увы, так я его и не встретил. Интересно, где же теперь странствует мой пернатый друг?

 

ДВЕ СУДЬБЫ

 

Сострадание к животным так тесно
связано с добротой характера, что можно
с уверенностью утверждать:
кто жесток с животными,
тот не может быть добрым человеком.
Артур Шопенгауэр

 

Мой путь в библиотеку лежит дворами и закоулками. В этих хорошо знакомых мне местах малолюдно, и по пути-дороге я могу подумать и помечтать. А недавно моё одиночество нарушил беспокойный разноголосый крик пернатых. Сердце моё подсказывало, что случилось неладное. И я свернул за поликлинику, откуда доносился низкий горловой звук вперемешку с карканьем вороны.

У стены четырёхэтажного дома трепетали, трогательно прижимаясь к друг-дружке, семь пегих прелестных пуховых комочков, один из которых был перевёрнут и стремительно перебирал лапками. Рядом самоотверженно и бесстрашно оранжево-рыжие мамка и папка держали оборону от наседавших неприветливых двух серых ворон.

Я отогнал «серых» хулиганов, и утиное семейство целеустремлённо заторопилось в сторону Халтуринской улицы, где, очевидно, была вода. Бойкие и шустрые огорята верёвочкой живенько поспешали за мамкой, а шествие замыкал строгий огарь-папа, зорко посматривая по сторонам и грозя любому задать достойную и пренеприятнейшую трёпку.

С нескрываемым любопытством я следил за утиной идиллией, прикидывая в своей голове: неужели до сих пор в густонаселённом городе, несмотря на бездумное нещадное истребление разноязычными дворниками многоразличных дуплистых деревьев и нор, ещё сохранилось потайное место гнездования огарей. Даже чердаки на крышах домов, откуда огорята-парашютисты приземляются прямо на пешеходную дорожку или газон, ревностно вычищают дочиста от выводка голубей, а тут... просто-таки какое-то чудо чудное.

Пока я думал-соображал, внезапно набежала любопытствующая толпа и сдуру позарилась, праздной шутки ради, словить крошек-огорят.

Утиные мать и отец заволновались, суматошно засуетились и стали сбиваться с пути-дороги. Однако люди от этого нисколечко не запечалились. Наоборот, толпившиеся сделали попытку запихнуть пригоженьких малышей себе за пазуху и утащить. Когда некая сердобольная женщина попыталась по-настоящему помочь перепуганному насмерть огарёнку преодолеть непролазный бордюр, перед которым он забуксовал, долготерпеливый огарь-папа вконец потерял всякое терпение и отважно бросился в атаку.

От ужаса женщина замахала руками, затопала ногами. Однако разъярённый огарь неумолимо норовил её цапнуть, при этом правдоподобно делая вид, что смертельно ранен и не может взлететь. Другой родитель торопливо уводил крошек в нужном направлении.

Разыгравшийся трагикомизм пуще прежнего раззадорил разгулявшуюся непутёвую толпучку, которая не удосуживалась здраво и, казалось бы, само собой разумеющееся порассуждать, что одинокому многодетному родителю трудновато уследить за резвыми утятами на оживлённейших уличных просторах. Ведь огарь-папа наверняка может сложить буйную свою головушку в битве за родное семейство.

С невероятным усилием мне удалось руганью и угрозами разогнать скопище бесчинствующих зевак и помаленечку да полегонечку препроводить огарей до водоёма. Но не тут-то было.

Часть водоёма была изрыта, осушена и обезображена из-за ремонтных работ. Догадливая мамка завернула на ещё не испохабленный участок, но огорята-пуховики застряли в невылазной кисельной дряни. Благо, послышалось с неба беспокойное кряканье невредимого утиного папы, который и вызволил благонравную с детками из тупика. Воссоединившись без потерь, утиное семейство спустилось на голую гладь неглубокого водоёма и отплыло подальше от берега.

Тот день был бы для меня особенно достопамятным, если бы не послеполуденный недобрый случай. Недалеко от моего жилища я услыхал неистовый крик серых ворон. Малодушному и брезгливому досужему обывателю вороний крик покажется мерзким и пустым, оскорбляющим высокородный его слух. Для тонкой души и чуткого сердца карканье – это правдоподробнейшая информация о треволнениях пернатых.

К примеру, мне приходилось выручать голубя-бедолагу, попавшего в беспощадные когтистые лапы четвероногого усатого охотника. А на него как раз навели всевидящие серые вороны. Об этой роковой неурядице я доскажу в другом рассказе, а тогда на территории детсада я обнаружил крохотного беспомощного воронёнка. Подобрать малютку не было никакой возможности: вход в детсад был заколдован недетскими заржавелыми железными вратами. Подкараулить стражника-невидимку, чтобы порассказать ему о волнующей меня труднопоправимой проблеме, никак не получалось. Лишь спустя пару часов он вынырнул в облике неприкаянного садовода, слоняясь с резиновым шлангом в руках по неподметённой территории палисадника. Когда он остановился поколдовать над запущенной цветочной клумбой, я подвалил к нему и, к великому моему изумлению, выяснил, что милостиво мне дозволено закинуть воронёнка на крышу беседки.

Но день не хвалят, пока не стемнело, поэтому учтиво раскланявшись, я неспешна побрёл вкруговую, дабы аккурат до предзакатного часа возвернуться.

Как только я отвернулся, охранник тут же выбросил разнесчастного птенца за решётку забора.

Не мешкая, я смастерил воронёнку гнездо из картонной коробки. Зацепил его за сук на ветке дерева. И отправился поискать верёвочку, чтобы основательно закрепить самодельный вороний домик.

Лишь только я отошёл, послышался звук, напоминающий треск поломанных веток. Именно так стреляет травматическое оружие. Молодцеватый паренёк с модельной стрижкой, нисколечко не скрываясь от разгуливающейся толпы, деловито отстреливал серых ворон.

Пока я прогонял коварного злодея, другой пронырливый злоумышленник потихоньку выкрал многострадального воронёнка и уволок его в неизвестном направлении.

Такие вот две истории с пернатыми произошли этим летом в Москве.

 

ХОМЯЧОК САШКА

 

Какая нищета ума: сказать, что животные, –
машины, лишенные понимания и чувства…
Вольтер

 

Я обнаружил его в малоприметной коробке из-под электробритвы. Она одиноко лежала-полёживала на бетонной плите у дома на Тверской-Ямской, рядом с которым шло какое-то строительство. Нынче на этом месте красуется бизнес-центр.

Я осторожно открыл коробку и ахнул от изумления. На меня проникновенно и изучающее глядели махонькие чёрненькие глазки-пуговки хомячка персикового цвета, словно лопотали: «и чего нужно этому двуногому прямоходящему великану? Не покусает ли ненароком?».

Я стоял дурак дураком, глупо хлопал глазами и не ведал, куда девать эдакое сокровище. Жилья в Москве у меня не было. Сам ютился, где придётся. Однако оставлять мою драгоценность, чудом приобретённую, вовсе не торопился. Скособочившись, попридерживая локтем заметно потёртый свой портфель, я настойчиво принялся уговаривать по сотовому телефону знакомых-защитников животных, чтобы приютили хомячка хотя бы до утра.

Увы, друзей животных нисколечко не интересовали проблемы без присутствия телекамер и любопытной праздношатающейся толпучки, которая умилялась бы их заботой, состраданием и милосердием о братьях и сёстрах наших меньших.

Тем временем день догорал, солнышко закатывалось, и на город стремительно опускалась захолодавшая ранневесенняя апрельская ночь.

Зябнувшее моё сокровище занервничало от неопределённости и хмуро завопрошало: уже поздно, дескать, и я хочу домой! На мой страх и риск я понёс мою драгоценность туда, где сам временно обитал. Так-то мы и подружились.

На следующий день слёзными моими просьбами удалось пристроить нового моего приятеля в офисе знакомой фирмы в Леонтьевском переулке как раз напротив греческого посольства, куда я хаживал по делам. И отныне порешил его звать-величать по имени Сашка. Кажется, он не возражал.

В полное Сашкино распоряжение я выделил корзинку, тряпочки, блюдце и слёзно его заверил, что в самое ближайшее время пренепременно найду квартирку получше.

– Главное, – смущенно оправдывался я, – у тебя всё же имеется собственная хатка.

Сашка был благодарен за пристальное внимание и неусыпную заботу и благосклонно принимал на обед что-нибудь вкусненькое и очень полезное. К примеру, сочную красную клубнику. Снисходительно позволял полегоньку себя потрогать и помаленьку почесать, хотя известно: хомячки болезненно реагируют на малейшее к ним прикосновение и угрожающе скрежещут зубками-иголками, презрительно вздрагивают. Ежели почувствуют себя обесчещенными, способны пребольно прихватить чей-нибудь настырный пальчик. Для этого хомячок опрокидывается на спинку, крепко-накрепко прижимает палец обидчика к своему телу и яростно что есть силы-мочи лупасит по нему задними лапкам, точь-в-точь как кошачье племя. Простите, но другого способа отстоять честь, достоинство и принудить противника помириться у хомячков нет, а врагов хватает выше крыши. Тут и кошка запросто сцапает. А там птица ненароком клюнет. Да и человек невольно подшибёт.

И всё же – невообразимый переполох в деятельности этих малюсеньких и гордых созданий вызывает бесцеремонное любопытство какого-нибудь навязчивого двуногого, привычно сующего свой нос в святая святых хомячков.

К примеру, если потревожить Сашкину кладовку, он расценит недружественный ваш проступок, как посягательство на частную собственность. И даже осквернение. Тому был такой случай.

Сашка в ультимативной форме настойчиво потребовал, чтобы немедля его выпустили из корзинки побегать и порезвиться. Для этого он лихо колошматил головой по крышке корзинки и обгрызал её стенки. Очутившись на свободе, хомячок второпях запихивал в защёченные свои мешки, растягивающиеся до неимоверных размеров, всевозможные соблазнительные сладким вкусом и душистым запахом овощи-фрукты. В придачу прихватывал небольшие куски бумаги для своей кроватки. Все запасы он прятал в потайном амбаре, который находился под одним из офисных столов. Каким-то мудреным способом он пробирался, превратившись в круглыша, сквозь образовавшуюся узенькую щёлочку между сплошными стенками.

Как-то раз я заторопился в город по делам. Чтобы понапрасну не беспокоить рачительного и хозяйственного зверька и дать ему возможность похлопотать перед предстоящими выходными, я оставил Сашку на полу. Когда возвернулся в офис, услышал от сотрудников, что его никто не видел. Не слышали даже возню, и это обстоятельство страшно меня встревожило. Ведь хомячки – существа неугомонные и не ведают страха высоты. Беспрестанно они карабкаются куда-то высоко на стол или шкаф, умело цепляясь лапками за что-нибудь, а спинкой упираясь в твёрдое, и запросто падают на пол.

Молниеносно я обшарил все углы офисного небольшого кабинета, заглянул под столом в самоглавную его кладовку, но от невидимого Сашки не было ни слуху, ни духу. Тщетно покликав запропастившегося зверька, я невольно обернулся. И – о, чудо! Чуть поодаль, примерно в трёх шагах, Сашка сидел на задних лапках, сжав малюсенькие передние свои лапки в кулачки, как умеют делать хомячки, мыши и крыски. С превеликим гневом он глядел прямо мне в глаза, будто выговаривая: «На каком-таком основании ты, двуногое чудовище, шарил в кладовке без моего волеизъявления?».

Настроен Сашка был решительно, серьёзно и отступать явно не собирался. Слёзно я заверял его о моих действиях в рамках экстренной ситуации, продиктованной его безопасностью, но Сашка продолжал неблагосклонно глазеть на меня, лишь изредка вздрагивая, когда сконфуженно я менял интонацию голоса, эмоционально жестикулируя руками.

Мало-помалу хомячок успокоился и позволил пересадить его в корзинку.

Таким образом, я уразумел, что хомячки прекрасно запоминают голос приятеля и по надобности немедленно выдают себя. Кроме того, хомячки обладают повышенным чувством собственного достоинства и нешуточно обижаются, если кто-нибудь нагло суёт нос в их закрома. Отныне, ежели я решаю помочь моему маленькому другу навести порядок в его домике, то дожидаюсь его отсутствия, придерживаясь золотого правила: «гляди на любимца, изучай его поведение, но не трогай». И это правильно. Ведь я взял не оловянного солдатика, чтобы устраивать ему солдафонскую муштру, но хрупкое живое создание, которое чувствует боль, испытывает страдание и имеет право на благополучную жизнь.

Вот и вы остерегайтесь проводить над вашим любимцем бессмысленные эксперименты. Предоставьте вашему четвероногому любимцу побольше свободы. Поверьте, хомячок отблагодарит крепким своим здоровьем, прекрасным аппетитом и весёлым настроением. Не это ли радость для любого, кто искренне любит животных?