ПОЭЗИЯ / Екатерина ГРУШИХИНА. ЭТО ВСЕГО ЛИШЬ СОЛНЦЕ. Поэзия
Екатерина ГРУШИХИНА

Екатерина ГРУШИХИНА. ЭТО ВСЕГО ЛИШЬ СОЛНЦЕ. Поэзия

 

Екатерина ГРУШИХИНА

ЭТО ВСЕГО ЛИШЬ СОЛНЦЕ

 

* * *

Это всего лишь солнце. Ласковое, большое.

Если оно в зените, значит не быть беде.

Так размышляли парни, в плавательных шортах,

И устремлялись в реку, шествовать по воде,

 

По золотым барашкам, по бирюзовой глади –

Знамо, апостол Пётр им помахал ключом.

– Как же светло, Серёга! Не отставай приятель!

– Вот чудеса – не ноет раненое плечо.

 

Пули умолкли – дуры. Зарубцевались раны.

Берег Донца садами райскими воспылал.

А в отраженье неба, на голубом экране,

Ровным шагают строем – души, а не тела.

 

УРОЧИЩЕ БАБИЙ ЯР

Есть в истории кровоточащий
Холокост – неизбывный кошмар.
Стало братской могилой урочище,
Стало воплем людским урочище
Под названием Бабий Яр.

Там, прошитая свастикой нечисть,
Сатане отдавала честь,
Густо пенится пиво в Баварии:
Водрузила щепотка тварей,
Над планетой фашистский крест.

По прошествии десятилетий
В том яру не смолкает гул –
Будто птички щебечут дети,
Убиенные на рассвете,
Ловят бабочек на лугу.

Отлетали от стоп сандалии,
Сарафаны сползали с плеч,
Обнажая бедра и талии.
И цеплялась за воздух Амалия,
Как хваталась за жизнь Амалия, 
Заточённая в клети вечности!
 

Дева юная рыжеволосая –
Стебелёк на семи ветрах.
Кто ответит за рыжие косы,
За веснушек янтарную россыпь,
Кровью хлынувшую в овраг?

Погребённых несметные полчища
В том овраге – и мал, и стар,
Ведь у смерти нутро хохочущее.

 

Будет новый день, будет ночь еще –
Лишь бы только не Бабий Яр.

 

ЦЕНА ПОБЕДЫ

                      К 80-летию снятия блокады Ленинграда

Над Исаакиевским собором
Закрылись створки небесных врат.
Повис зловещей блокады хо́ррор,
И закрутился, кромсая город,
Нацистской мельницы коловрат.

Быть может – люди, скорее – тени,
Как сонмы ангелов вдоль Невы,
Бродили души в крестах нательных,
Ложились с голода, кто – вдоль стенок,
А кто – в колокольчики и ковыль.

Заклокотало предместье ада,
Художник фюрер – заправский бес,
Малюет руны своим солдатам.
Но сердце, блаженное, Ленинграда
Не вырвать ни Вермахту, ни SS.

Стать величавым, солнцевеликим
Не каждому городу дал Господь,
Блистать своим лучезарным ликом.
И под поминальные чаек крики,
Отдать за Победу и кровь, и плоть.

Оплакан слезами Невы и Мойки,
Людского страдания монолит,
О, Ленинград, тебе имя – стойкость.
Недаром Русь, словно Птица-тройка,
Над Невским, по-гоголевски, парит!

 

ПТИЦА-ТРОЙКА

Пробираешься к Богу болезнями, войнами, блокпостами,
Окропляешь бумагу стихами, корпишь над текстом –
Спрыгнет ангел Господень с небес и, взмахнув перстами,
Осенит промозглый ноябрь знаменьем крестным.

На Тверской бульвар огни снизошли с Парнаса,
Вот идешь, а вослед эпиграмму бросает Пушкин,
А по правую руку Герцен скандирует басом.
– Сколько лет на свете мне жить осталось?
Молчит кукушка.

На Тверском бульваре скамейки стоят рядами,
Кто на них не сиживал только за три столетья.
Алексей Максимович, слышу Ваш голос-пламень,
Буревестником гордо, я Вас заклинаю, рейте!

Упаси, Господь, от потопа, тюрьмы и глада.
В Петербурге, тем временем, всё и светлей, и лучше.
Николай Васильевич Гоголь, дыша на ладан,
Воскрешает из мёртвых, своих соплеменников, души.

Развязалась над Петербургом времени пуповина,
Птица-Тройка взмывает и имя – Святая Русь ей.
Прозорливый пиит, с головы капюшон откинув,
Светоносен стоит, а в руках – негорящая рукопись.

 

ДВАЖДЫ В РЕКУ НЕ ВОЙТИ

А високосный – не был високосным.

Вселенная разбрасывала косы

Своих воображаемых комет.

Смеялся ты, каналья и безбожник,

Над тем, как мир, на радугу похожий,

На тень твою отбрасывает свет.

 

То вусмерть зацелован фиолетом,

Живёхоньким идешь и неотпетым,

Вынашивая планов громадьё.

И тут же мир оранжево-пунцовый,

Зальёт глаза баллончиком перцовым,

Прощебетав лиричное «адьё».

 

Война, чума, эпоха революций –

Бельё времён осклизло от поллюций,

Необратимо разложился мозг

На атомы, на кванты, на нейтроны,

То эбола лютует, то корона,

То слышен посвист межпланетных розг.

 

Упасть и встать, полсотни раз отжаться,

И не на кого будто б обижаться –

Ты сам себе и понтий, и пилат.

Но этот мир, на радугу похожий,

Просачиваясь пулями под кожу,

Крошит самоуверенность в салат.

 

О, как же ты хотел отгородиться,

Заблюриться волшебною водицей,

Поддакивать заморскому айти.

 

А Родина предавших не прощает,

И выстроившись в очередь за щами

Поймешь, что дважды в реку не войти.

 

Комментарии

Комментарий #44579 18.05.2025 в 17:13

Сильная, уверенная рука у поэта Екатерины Грушихиной! Оптимизму и вере в "Птице-тройке" можно только по-хорошему позавидовать:
На Тверском бульваре скамейки стоят рядами,
Кто на них не сиживал только за три столетья.
Алексей Максимович, слышу Ваш голос-пламень,
Буревестником гордо, я Вас заклинаю, рейте!

Упаси, Господь, от потопа, тюрьмы и глада.
В Петербурге, тем временем, всё и светлей, и лучше.
Николай Васильевич Гоголь, дыша на ладан,
Воскрешает из мёртвых, своих соплеменников, души.

Развязалась над Петербургом времени пуповина,
Птица-Тройка взмывает и имя – Святая Русь ей.
Прозорливый пиит, с головы капюшон откинув,
Светоносен стоит, а в руках – негорящая рукопись.

И без розовых дамских очков итоговая констатация в стихотворении "Дважды в реку не войти":
Упасть и встать, полсотни раз отжаться,
И не на кого будто б обижаться –
Ты сам себе и понтий, и пилат.
Но этот мир, на радугу похожий,
Просачиваясь пулями под кожу,
Крошит самоуверенность в салат.
О, как же ты хотел отгородиться,
Заблюриться волшебною водицей,
Поддакивать заморскому айти.
А Родина предавших не прощает,
И выстроившись в очередь за щами
Поймешь, что дважды в реку не войти.