ПРЕЗИДЕНТСКАЯ БИБЛИОТЕКА. «КАК БЫСТРО КОНЧАЕТСЯ ЖИЗНЬ…». К юбилею Ольги Берггольц

 

ПРЕЗИДЕНТСКАЯ БИБЛИОТЕКА

«КАК БЫСТРО КОНЧАЕТСЯ ЖИЗНЬ…»

К юбилею Ольги Берггольц

 

16 мая 2025 года исполняется 115 лет со дня рождения ленинградской поэтессы Ольги Фёдоровны Берггольц.

Мне старое снилось жилище,

где раннее детство прошло,

где сердце, как прежде, отыщет

приют, и любовь, и тепло.

Мне снилось, что святки, что елка,

что громко смеется сестра,

что искрятся нежно и колко

 румяные окна с утра…

Беззаботное, счастливое детство Ольги Берггольц, написавшей эти строки, закончилось рано. Время было такое – революция, гражданская война. Отец, военный врач, ушёл на фронт. Мать с Олей и младшей дочерью Машей были вынуждены покинуть старинный дом у Невской заставы и перебраться в Углич. Жили в холодной келье бывшего монастыря, еды не хватало. Воспитать из девочек «тургеневских барышень», как мечталось маме, в таких условиях было невозможно. Вернувшись в Петроград, Оля отправилась в трудовую школу, стала пионеркой, затем комсомолкой. Первое поэтическое произведение юной Ольги было напечатано в 1925 году, а первая похвала её стихам («робким и неуклюжим», как назвала их впоследствии сама Берггольц), была высказана Корнеем Чуковским: «Вы станете настоящей поэтессой», – сказал он девушке.

Примерно в то же время Ольга познакомилась с поэтом Борисом Корниловым, которого многие знают и сейчас по строчкам его «Песни о встречном»: «Нас утро встречает прохладой». Как только Ольге исполнилось восемнадцать, они поженились. Вместе учились на филологическом факультете Ленинградского университета, у них родилась дочь, но совместная жизнь не сложилась.

Вторым мужем Ольги стал журналист Николай Молчанов. В этом браке тоже родилась девочка. Казалось бы, жизнь идёт своим чередом: Ольга работает в заводской газете на «Электросиле», выходит её первый поэтический сборник для детей «Зима-лето-попугай», дочки растут, стихи пишутся… А потом начался кошмар. Умирает младшая дочь. Затем заболевает старшая – простая ангина дает тяжелейшие осложнения, и спасти девочку не удается. В феврале 1938 года расстреливают Бориса Корнилова, первую любовь Ольги Берггольц. В декабре того же года приходят за ней. В тюрьме Ольга Берггольц потеряла третью, ещё не рожденную дочь...

«Двух детей схоронила

Я на воле сама,

Третью дочь погубила

До рожденья – тюрьма…» – писала поэтесса.

Через полгода после ареста она была отпущена на свободу и полностью реабилитирована. А вскоре началась война.

С первых дней войны Берггольц задумалась о том, где и чем она может быть полезна. «Вера Кетлинская, руководившая в 1941 году Ленинградским отделением Союза писателей, вспоминала, как в первые дни войны к ней пришла Ольга Берггольц, Оленька, как её все тогда называли, видом – “обаятельный сплав женственности и размашистости, острого ума и ребячьей наивности“. Непривычно серьёзная и собранная, она спросила Кетлинскую, где и чем может быть полезна. Та направила Берггольц в распоряжение литературно-драматической редакции Ленинградского радио», – рассказала главный библиотекарь отдела рукописей Российской национальной библиотеки Наталья Рогова в видеолекции «О войне и о победе языком книги (О.Ф. Берггольц и авторы „Блокадной книги“)», которую можно посмотреть на портале Президентской библиотеки.

В Доме радио она почти ежедневно вела радиопередачи, позднее вошедшие в её книгу «Говорит Ленинград». Для жителей города, зажатого в кольцо блокады, радио играло особую роль. Сквозь грохот снарядов, вой сирен в звенящей тишине ночей и дней, как биение живого сердца города, пробивался звук метронома. Когда в эфире раздавался щелчок и звучали слова: «Говорит Ленинград!», возле громкоговорителей собирались толпы людей. И если голосом Москвы был Юрий Левитан, то голосом Ленинграда стала хрупкая, но необыкновенно сильная духом Ольга Берггольц. Блокадники вспоминают, что мягкий задушевный голос поэтессы, звучащий по радио в осаждённом городе, стал им родным.

Ольга Берггольц, сумевшая не сломаться под ударами судьбы, которые ей уже довелось пережить, переплавила боль в новые стихи и в одночасье из камерной поэтессы стала поэтом, олицетворяющим стойкость блокадного города. Многие считают это чудом. Не было тепла, света, еды, реальность была настолько жестокой, что казалось: людям не до стихов. Но она писала так, что они становились точкой опоры для каждого, кто их слушал. Ещё вчера – автор детских книжек и лирических стихотворений, сегодня она заставляла обессилевших людей подниматься и идти вперёд, помогала жить, когда, казалось бы, жить невозможно, учила верить и надеяться.

В январе 1942 года в жизни Берггольц вновь произошла трагедия: война забрала у неё ещё одного любимого человека. Николай Молчанов умирал в госпитале, а Ольга даже не могла в последние часы его жизни быть рядом: её ждала работа на радио, её ждали тысячи ленинградцев. «29 января 1942 года» – так, по дате смерти Николая Молчанова, называется стихотворение Берггольц, в котором есть слова:

Отчаяния мало. Скорби мало.

О, поскорей отбыть проклятый срок!  

А ты своей любовью небывалой

меня на жизнь и мужество обрёк.

В память о муже Ольга Берггольц начинает писать «Февральский дневник». Именно в нём прозвучат слова, дающие ей право говорить от лица жителей осажденного города: «Я тоже ленинградская вдова». 

В марте того же 1942 года отец поэтессы был выслан из Ленинграда в Красноярский край как «социально опасный элемент», причиной стала немецкая фамилия. Сама Берггольц перенесла тяжелую форму дистрофии. Коллегам по радиокомитету чуть ли не силой удалось её, опухшую от голода, отправить в Москву, но даже мысли остаться там у неё не было: пусть и навстречу гибели, но скорее в Ленинград, скорее к «своим».

Товарищ, нам горькие выпали дни,

Грозят небывалые беды,

Но мы не забыты с тобой, не одни,

И это уже победа…

Это строки из стихотворения «Я буду сегодня с тобой говорить», звучавшие в эфире Ленинградского радио в те роковые годы. Уникальная запись, где их читает сама автор, доступна на портале Президентской библиотеки.

Её называли «голосом» и «музой» осажденного Ленинграда, «блокадной Мадонной». Один из друзей поэта Бориса Корнилова говорил, что Берггольц «своими стихами „заговаривала“ снаряды, отводила беду от Ленинграда». И так случилось, что именно её голос сообщил ленинградцам радостную весть о прорыве блокады, длившейся страшные 872 дня. «У Победы лицо настрадавшееся ­­– Ольги Фёдоровны Берггольц», – спустя  десятилетия напишет Евгений Евтушенко.

В 1945 году в свет вышла пьеса «Они жили в Ленинграде», написанная Берггольц в соавторстве с коллегой по Ленинградскому радио Георгием Макогоненко. А через четыре года он стал её мужем. Однако спустя 13 лет супруги развелись. В эти годы Ольгой Берггольц было написано стихотворение «Бабье лето», в котором есть строки:

О мудрость щедрейшего бабьего лета,

с отрадой тебя принимаю… И всё же,

любовь моя, где ты, аукнемся, где ты?

А рощи безмолвны, а звезды всё строже…

Ольга Фёдоровна Берггольц умерла 13 ноября 1975 года. Она хотела, чтобы её похоронили на Пискаревском кладбище – рядом со «своими». Там, где «лежат ленинградцы», где братские могилы, и где на граните памятной стены выбиты её слова «Никто не забыт и ничто не забыто». Однако Берггольц похоронили не там, где она завещала, а на Литераторских мостках Волковского кладбища. У многих не получилось попрощаться с любимой поэтессой: некролог был напечатан в газете лишь в день похорон. Памятник на её могиле появился только через 30 лет.

На портале Президентской библиотеки опубликован редкий документ – аудиозапись выступления Ольги Фёдоровны Берггольц по случаю её 60-летия, в котором она говорит о тех, кто учил её «писать, жить, относиться к жизни по-настоящему» – Чуковском, Маршаке, Ахматовой, Горьком, Германе, Шварце, Зощенко… А в конце выступления читает стихотворение, посвящённое Борису Корнилову –  человеку, ставшему её первой  любовью. Эпиграфом к этому стихотворению взяты строки «И всё не так, и ты теперь иная, поёшь другое, плачешь о другом»:

О да, я иная, совсем уж иная!

Как быстро кончается жизнь…

Я так постарела, что ты не узнаешь,

а может, узнаешь? Скажи!

<…>

Не буду прощенья просить я, ни клятвы

напрасной не буду давать.

Но если – я верю – вернешься обратно,

но если сумеешь узнать, –

давай о взаимных обидах забудем,

побродим, как раньше, вдвоём, –

и плакать, и плакать, и плакать мы будем,

мы знаем с тобою – о чём…