Валерий БОХОВ 
Валерий БОХОВ
КОНЦЕРТ
Рассказ
Туристическая группа насчитывала двадцать человек. Мы путешествовали по Баварским Альпам. Архитектура Баварии – вот интересы нашей группы. Впрочем, официальное название нашего тура «Дворцы и замки Баварии».
Да, мы видели эту музыку в камне. Казалось, только асы-кондитеры могут из крема сотворить такое же чудо. Нас потрясли эти архитектурные творения. Эти башни, шпили, башенки. Каждая неудержимо стремится вверх. Каждая – шедевр! Мы видели резные иглы, пронзающие облака и туманы, ватой окутывающие горы, высокие стены и нагромождения строений! Вы ведь знаете множество иллюстраций к сказкам? Вспомните, хотя бы, Перро, братьев Гримм, арабские сказки… Помните, какие там изображены замки? Так вот, в жизни они ещё прекраснее. Особенно впечатляет романтическое волшебство замков короля Людвига II.
Мы остановились в небольшой гостинице маленького уютного городка, а городки в Баварии все уютные. Гостеприимные хозяева гостиницы, угостив нас замечательным обедом, через нашего гида Сергея сказали нам, что в городе имеется чудесный орган. Орган является гордостью города, Баварских Альп и Германии в целом. Это классический цифровой орган фирмы JOHANNUS. Город установил орган в замке. Этот орган – чудо! У любого слушателя звуки его задевают тончайшие душевные нити, глубочайшие струны… и так возвышают человека, что душа его воспаряет. Слушателям обычно кажется, что хор ангелов окружает их… и они отрешаются от яви. А сегодня органный зал дан на откуп русскому оркестру. Он специально прибыл из России сюда, чтобы насладиться небывалым звуком и порадовать слушателей своей игрой.
Должен сказать, что музыкой я не интересуюсь. Конечно, понимаю, что это обедняет меня. Но чего нет, того уж нет, и уже не будет! Несколько раз бывал с женой в консерватории… в порядке самообразования. И это всё. Не захватила меня возвышенная музыка. И не научился я понимать её. Но, очень уж эмоционально хозяева гостиницы рекомендовали нам сходить на концерт. Тем более заманчиво побывать в замке, который мы видели лишь снаружи.
Из туристической группы на органный концерт нас отправилось лишь четверо.
Замок от города отделялся рвом с водой. Вода во рву давно не обновлялась, судя по тому, что была затянута ряской, а у берега в нескольких местах рос камыш. Но застоявшаяся во рву вода придавала замку естественность и живописно оттеняла его преклонные годы.
В замок мы прошли через подъёмный мост, перед которым стояла будочка и в ней продавались билеты. Мощные цепи моста покрывала ржавчина. Билетёр, грузный мужчина с усами и бакенбардами, обеспечив нас билетами, выскочил из будки и резво помчался на другой конец моста. Там он встал рядом с фигурой древнего рыцаря, сверкавшего латами из нержавейки, принял важный вид контролёра и, отрывая талончики от билетов, приветливо улыбался каждому из нас:
– Гутэн абэнт! Гутен абэнт!
И тут же добавлял, зная кто мы:
– Добрый! Добрый!
При этом он коротко склонял голову, а рукой показывал, куда нам следует идти.
Мы прошли по брусчатке, ориентируясь по указателям, и вошли в двери самой высокой башни. Кажется, такая главная башня называется донжон.
Внутренний двор башни был наполнен особым гулом и настоем воздуха, у этого пространства была своя многовековая аура.
Каменный пол двора был уставлен легкими креслами. Я насчитал их десять рядов и в каждом по пятнадцать мест. Значит, общее число слушателей составляло сто пятьдесят человек. Перед рядами кресел на небольшой сцене стоял, сверкая трубами, гигантский орган. По бокам его возвышались ещё два поменьше. Над зрительным залом простиралась стеклянная крыша. С обоих боков массы кресел, уже почти полностью заполненных слушателями, к балкону, опоясавшему стены по всему внутреннему периметру башни, вели мраморные лестницы. Под балконом через каждую пару метров шли высоченные готические окна. Такая же готика украшала серые стены башни под самой крышей атриума. А над балконом, так, чтобы стоящему на нём человеку приходились на высоте груди, были прорублены круглые окна.
Все окна, круглые и вытянутые готические, застеклены, а за переплётами затянуты золотистой парчой.
Местным распорядителем нам были показаны отведённые места в креслах, возвышавшихся на подиуме в самом конце зала.
Зал постепенно заполнился. Стоял лёгкий гул. Раза два зрители принимались хлопать. Пауза затягивалась. Наконец-то показались музыканты.
Высоко держа смычки и скрипки, прошли скрипачи. Этим они походили на участников корриды. Скрипачей было пятеро. Следом за ними показался флейтист. Далее шла процессия из шести человек, некоторые из них держали в руках нотные альбомы.
Конферировал наш соотечественник, сопровождавший оркестр, а его переводил немец, организатор гастролей. С их слов мы и другие слушатели узнали, что выступать будет ансамбль солистов «Академии старинной музыки». Назывались фамилии, звания и инструменты оркестрантов. Из всей этой команды я запомнил лишь одного – органиста Константина Волостного…
А играть музыканты собирались Иоганна Себастьяна Баха, творившего в семнадцатом-восемнадцатом веках. Представлен будет целый цикл произведений из концертов для трёх органов.
Из музыкантов привлекали внимание два скрипача – один седовласый с седой бородой и такими же усами и молодой, чернобородый с усами и косматой шевелюрой. Чтобы не скучать я дал им имена: брюнету – «Цыган»; седому – «Старик». И ещё одна девушка – как я сразу не обратил на неё внимания? – выделялась своей внешностью. Господи, а ведь я её знаю! Это совершенно точно! – я не мог оторвать от красавицы глаз. – Я должен был хотя бы вспомнить, как её зовут! А красоты она была дивной. Представьте себе скромно потупленные глаза. Ресницы – в полщеки. Изредка угадывался влажный блеск её больших глаз. Тонкие черты лица, бело-розовая повязка покрывала её волосы, широкий белый ворот, стройный стан, скрытый платьем цвета осенней листвы… Но почему же она стоит с опущенными руками, когда все её коллеги с инструментами? Ведь певица не объявлялась… И как же её имя?..
Скрипачи, спокойно стоявшие, вдруг, казалось, разом присели, а затем как-то суетливо, дружно подпрыгнули. И далее в одном ритме стали приседать, а потом тянуться за своими смычками, как будто они не поспевали за ними. Это было смешно.
Я настолько залюбовался девицей, стоящей там, позади оркестра, что не сразу осознал начало музыкального вступления.
Девица же, я понял это чуть позже, помогала органисту главного органа, перелистывая его ноты. Ну, раз она перелистывает ноты, значит, она разбирается в музыке, в нотной грамоте. Значит, она тоже музыкант. Это оправдывало её нахождение на сцене, но никак не оправдывало присутствия в закоулках моей памяти. Среди музыкантов знакомых у меня нет. Тогда откуда я её знаю? Эта мысль не давала мне покоя.
Высокие звуки органов – главного и двух малых – пронзили зал, окружающий меня воздух, меня самого, и вознеслись высоко-высоко вверх, туда, к стеклянному своду…
Потом я увидел, и это меня отвлекло от концерта, что в основном органе открывается периодически окошко и оттуда выглядывает чьё-то лицо. Что за ерунда? Какое-то время я пытался разгадать загадку, которая чуть позже объяснилась просто. Это не окошко, а зеркальце. И в нём периодически отражалось лицо Волостного, когда тот тянулся к клавишам, расположенным справа от него.
Тем не менее, музыкальное представление уже вовсю шло своим ходом. Какое-то время отдельных звуков я не слышал, звуки казались мне беспорядочным смешением, они сливались в какую-то сумбурную, хаотическую какофонию. Затем я стал различать отдельные звуки. Звуки были чарующими. Они обволакивали меня. Они неудержимо устремлялись вверх. Они звали куда-то вдаль.
Это были нежнейшие переливы флейты, будоражащие звукосочетания скрипок и трубные зовы органов… Меня охватила необъяснимая трепетная радость… Подобного я никогда ранее не испытывал.
Затем волшебство звуков слилось с наступившими сумерками и лёгкая дымка заволокла всё пространство перед глазами. И это пространство стало сужаться, меркнуть. Контуры размывались. Я ещё что-то видел, что-то угадывал. Показалось, что девушка, перелистывающая ноты органисту, вдруг поплыла вдоль первого ряда зрителей. В руках у неё оказался маленький поднос с мейсеновским фарфором и стаканами воды… И я узнал её – это была прекрасная шоколадница с пастели восемнадцатого века швейцарца с фамилией, которая всегда ускользает из моей памяти… Лио… Лио… Нет, не вспомню…
А фонари, стоявшие на чугунных столбах вдоль стен, стал объезжать конный фонарщик и зажигать их. Конный факельщик-фонарщик – это остроумная находка. Не надо волочить с собою лестницу, – успел отметить я про себя перед тем, как всё передо мной заколебалось и расплылось, и глаза мои сомкнулись.
Замутнённое сознание, туманная полудрёма позволяли всё же мне слышать то, что творилось вокруг. А вокруг происходило следующее. Звенели струны, пели скрипки, звенела тетива… Переливались нюансы нежных, светлых сочетаний звуков с резкими и грубыми мотивами. Вокруг замка гарцевали нападавшие. Цокот копыт их был ясно слышен.
По сигналу трубы все сто пятьдесят ратников со своими щитами, луками и арбалетами поднялись на балкон по боковым лестницам и заняли места у круглых бойниц. Загремел бой. Звукосочетания шума и грохота сопровождали его. Сплошь полифония и многоголосие. Море звуков!
От стрел обороняющих замок ряды атакующих быстро редели.
У входа билетёр в своих сверкающих латах яростно размахивал двумя мечами, круша нападавших. Его можно было легко узнать – ведь он сражался с поднятым забралом. Наш гид Серёжа помогал ему как мог. Но вот вражеская стрела нашла прореху в латах билетёра, впившись тому в шею. Гигант закинул голову, раздался лязг выпавших из рук мечей, а затем он тихо осел на булыжную мостовую.
Вскоре сыграли отбой, его подхватили дальние трубы и осаждавшие замок рыцари стали откатываться. Они ушли. Стало удивительно тихо. Музыканты с саблями, ой, со смычками, взятыми на перевес, удалились под аплодисменты во внутренние помещения замка.
Раздались стук и скрип отодвигаемых кресел, покашливание, приглушённый говор, слушатели встали и потянулись к выходу. Пошли и мы.
У выхода стоял билетёр и приветливо прощался с посетителями замка.
– Так ты жив? – удивлённо выдохнул я. – Наши отстояли замок? – Я ещё окончательно не пришёл в себя, временное помутнение, полусонное состояние не прошли...
Не понимая вопроса, как мне думается, билетёр машинально ответил:
– Яа, яа.
Густые сумерки окутали замок. Горели фонари. В городе разноцветными огнями светились окна.
Мы шли по мосту, а за дальним полем, где-то в отрогах гор, раздался радостный крик тепловоза, вырвавшегося из теснин на просторы.
В конце моста под ярким фонарём стоял мальчик с дудочкой. Но мелодии нам не было слышно. Энергичные сигналы приближающегося тепловоза перекрывали все звуки, поэтому казалось, что это мальчуган издаёт такие громкие звуки из своей маленькой дудочки.