Александр БАЛТИН. ИБО СЛИШКОМ ВЕЛИКА… 6 июня – Пушкин родился!

 

Александр БАЛТИН

ИБО СЛИШКОМ ВЕЛИКА…

6 июня – Пушкин родился!

 

Онтологически совершенный звук «Анчара» недоказуем в своём совершенстве, как привкус счастья, какой ощущаешь, перечитывая «Зимнее утро»…

Картина сладкой лени, отъединённости от мирских сует, весёлый треск, которым трещит затопленная печь, – всё это сходится в круг счастья земного.

Неважно небесное – если скользишь по искристому снегу, переливающемуся столькими оттенками, огоньков не сосчитать!

Но… может, «Зимнее утро» – вариант благодарственной молитвы, сложенной таким образом?

Пушкин творил свои молитвы: в финале его движения к запредельности они становились бесконечно углублёнными, словно содержащими мёд такой тайны, что не отведать невозможно:

Отцы пустынники и жены непорочны,

Чтоб сердцем возлетать во области заочны,

Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв,

Сложили множество божественных молитв;

Но ни одна из них меня не умиляет,

Как та, которую священник повторяет

Во дни печальные Великого поста…

Пока безумием поражённый, как адской молнией, Евгений мечется по линиям Петербурга, с рваным бегом мыслей в голове, и… тяжёл всадник, страшен Пётр, хотя и роскошен – в другом варианте:

Пирует Пётр. И горд, и ясен,

И славы полон взор его.

И царский пир его прекрасен.

При кликах войска своего,

В шатре своём он угощает

Своих вождей, вождей чужих,

И славных пленников ласкает,

И за учителей своих

Заздравный кубок подымает.

Великодушие грандиозного царя было очевидно для поэта, явно любившего творца любимого града, любившего и Пугачёва – яр-образ, хмелён от смелости собственной беглый казак, лют и боли не боится.

Завораживает.

Завораживает и самоотрицание Пушкина: единственный способ отсечь былое, чтобы двигаться в грядущее – каким бы ни было:

И с отвращением читая жизнь мою,

Я трепещу и проклинаю,

И горько жалуюсь, и горько слезы лью,

Но строк печальных не смываю.

…Сложно утверждать, что особо Пушкину мила круглота «о», но именно с участием оной гласной звукоряд делается упоительным: «Очей очарованье…».

Или – тяжёлым и мудрым, будто ступени спуска перебираются: «У гробового входа…».

Пушкин-игрок выглядывает из-за плеча Германна, готовый подсказать своему любимцу правильное следующее действие: непременно приведёт к обогащению.

Нет, конечно…

…Простые пейзажи из Онегина часто словно окружены аурой счастья, сотканной столь же из конкретики слов, сколь и из магии запредельности:

Смеркалось; на столе, блистая,

Шипел вечерний самовар,

Китайский чайник нагревая;

Под ним клубился легкий пар.

Разлитый Ольгиной рукою,

По чашкам темною струёю

Уже душистый чай бежал,

И сливки мальчик подавал…

Аллитерации и рифмы улыбаются друг другу; янтарная гармония стиха отсвечивает математической мощью: хотя Пушкин и не знал математики.

Они с поэзией союзны.

И обе – музыка.

…Много любви, много неистовства.

И – внезапная мера покоя, как совпадение души с темой быстротечности всего предложенного: «Я вас любил…».

…Способен ли сейчас поэтический глагол жечь сердца?

О! они слишком другие: и ороговели серьёзно, и технологичность времени исключает многие эмоции и чувства, что испытывал классик…

Никто не воспримет поэта пророком – ныне.

Да и хотят люди больше всего хотят комфорта и удовольствий, а вовсе не того, чтоб кто-нибудь их жёг…

Пророчества в прошлом.

Формулу пушкинского сложно вывести: ибо слишком велика…