Никита БРАГИН. СИМФОНИЯ ПОБЕДЫ. Поэзия

 

Никита БРАГИН

СИМФОНИЯ ПОБЕДЫ

 

* * *

Кучевых облаков громады,

словно снежные паруса,

наплывают, чреваты градом,

и небесная бирюза

в этой кипени растворилась,

и уже темнеет кругом,

и вот-вот необорной силой

сотрясёт мироздание гром!

 

Вспоминаешь это, услышав

вой с экрана и брань газет;

мир дрожит и неровно дышит,

подчиняясь идущей грозе;

это зло всё темнее и ближе,

словно мрак, плывущий извне,

свет дневной задушил и выжег,

пролагая дорогу войне.

 

И уже колеблет устои

из глубин восходящий рёв,

примирения чувство простое

не находит спасительных слов,

и рука поднимает камень,

и стрела летит над ордой…

А надежда над облаками

проплывает светлой звездой.

 

* * *

Парад монументальных павианов,

холёных и откормленных самцов,

чей взор неколебим и шаг свинцов,

и по верблюжьи зычен голос пьяный.

 

На этом представлении поганом

кровавый пепел, смешанный с винцом,

обозначает каждое сельцо

на простынях оперативных планов.

 

Для них вся Украина полигон,

где бьются насмерть русские и вырусь,

где Лавра превращается в притон,

 

где злой посев проклюнулся и вырос,

и по Земле разносится как вирус,

и нет ему запретов и препон.

 

* * *

Враги уже назвали нас Ордой,

и от семьи славянской отлучили,

но вот, ценой неслыханных усилий

прогресс преображается в застой.

 

Для них теперь культура – звук пустой,

но истина остра как перец чили –

всё, что могли, проели и пропили,

и впереди отходы и отстой.

 

А нам теперь достанется наследство –

Европы старой отлетевший дух,

лазурно-золотой на белоснежном.

 

Он кружится над миром наших бедствий,

зовёт и плачет, наполняя слух

мелодией, возвышенной и нежной.

 

* * *

Ты можешь, бес, лишить меня всего –

красы морей и гор, лесного шума,

рассветной радости, вечерней думы,

полей июльских, сретенских снегов.

Ты можешь оборвать мои труды,

стереть с лица земли мои следы,

пролить мое вино в песок и глину,

ты в силах сердце мне оледенить,

и жизни этой перерезать нить,

за смерть мою стаканчик опрокинув!

 

Ты можешь, бес, пытать и унижать,

заставить и отречься, и признаться,

и убедить, что трижды три – пятнадцать,

и рот заткнуть, и не давать дышать.

Но можешь ли ты время повернуть,

и сделать, чтобы я прошёл свой путь

бессовестно, бесчувственно, бесплодно?

Но можешь ли без ужасов и боли

добиться, чтобы собственную волю

признал бы я ничтожной и негодной?

 

Всё, что я совершил, всё, что я смог

любить и знать, не ведая порока,

случилось потому, что от истока

в моей душе тебе противник – Бог!

Пошли поветрие, потоп, войну,

и я сгорю, истлею, утону,

но Он возьмёт души моей частицу,

и скажет – просыпайся, мой Адам,

заря горит, и отворился храм,

и всё слабей мерцание денницы.

 

РУССКОЕ УТРО

Светает над полями вешними,

и на душе легко и вольно,

как будто светлое раздолье

охватывает и несёт,

и над цветущими черешнями

плывёшь, возносишься и вскоре

ты видишь золотое море

и слышишь голос древних вод.

 

Ты представляешь поле дикое,

его ковыльные курганы,

где каменные истуканы

стоят на страже вековой,

и корабли Петра Великого,

что шли к Азову тихим Доном,

и боевых машин колонны,

и бомбы беспощадный вой.

 

И надо всем – виденье Родины,

хранящее под омофором

все эти вольные просторы

бескрайних солнечных полей!

Как древле у реки Смородины,

мы ныне стали на распутье

меж смутой, серебром и сутью,

и надо выбирать скорей!

 

А впереди война столетняя,

всё длится, множа кровь и ужас,

вершится и в жару, и в стужу

России новой горький труд.

Мы ждём, когда настанет сретенье

у разделённого народа,

когда на бранном поле всходы

над нашей кровью прорастут.

 

Оно настанет, без сомнения,

в один поток сольются воды

согласно Богу и природе,

согласно кровному родству.

Так поднимаешься ступенями

из предрассветной тьмы всё выше,

и вскоре птичье пенье слышишь,

и видишь утра синеву.

 

СИМФОНИЯ ПОБЕДЫ

Когда наливаются тучи на Западе

кромешным пожаром и кровью больной,

когда, словно буря сквозь мирные заводи,

война налетает свинцовой волной,

 

когда говорит с интонацией скептика

о родине неисправимый подлец,

когда ни огня по дороге не светится,

и смерть наступает, и миру конец,

 

тогда ощущаешь – огонь ослепительный

вздымается в сердце, взлетает с душой,

и, лица закрыв, потрясенные зрители

не в силах смотреть – за устоем устой

 

мучительно рушатся, медленно падают,

разносится грохотом дьявольский смех,

смыкается над городскими громадами

огромное море, едино для всех!

 

К финальному акту мы вовремя прибыли,

последние стены готовы упасть,

но нам ли мириться с безумьем погибели,

открывшей над миром кровавую пасть?

 

Мы издревле помним, как множится мужество,

как малый росток разрывает бетон,

как ворон над полем сражения кружится,

и падает оземь, стрелой поражён,

 

как Русь за холмами прощается с Игорем,

как парус Петра осеняет Неву,

как древний собор, что обрушился, выгорев,

опять поднимает златую главу,

 

как поле зовёт победителя-пахаря,

как яблони в мае роняют цветы,

как светятся над топорами и плахами

Покровского храма родные кресты.

 

И слышится пение Матери-Родины

у детской кровати, где сказки и сны,

и в поле донецком – могучей мелодией,

победной симфонией Русской Весны.

 

* * *

На пути, ещё нехоженом,

по непаханому полю,

где и десять лет не прожито,

но уже кричим – доколе!

На столетие, до боли

в раздышавшейся груди,

в созревающем глаголе,

в трудном шаге впереди!

 

Между чёрным и неведомым

мы прошли почти по краю

за терновыми победами,

за мечтой земного рая,

и горела, не сгорая,

материнская печаль,

посреди родного края

окропив слезами сталь.

 

Ныне смерть за смертью тянется

в хоровод средневековый,

а душа, слепая странница,

ищет мира, ищет крова,

ищет, и находит снова,

как бывало на Руси,

всё, от света и до Слова,

всё, чего ни попроси!

 

Оттого все наши горести,

все безумия и смуты –

лишь пролог великой повести

о творении, о Сути,

той, что разрывает путы,

по степи спрямив пути,

той, кому одна минута –

все столетья впереди.

 

Этой силой нам завещано

сохранить и приумножить

всё духовное, всё вещное,

всё, что смуту превозможет,

что земных держав дороже

и весомей золотых –

то, чем хаос уничтожен

и рождён крылатый стих!

 

Полети сквозь поле вольное,

и до леса, и до неба!

Слушай бронзу колокольную,

и дыши взошедшим хлебом!

Стихнет гром и сгинет небыль,

схлынет мёртвая вода,

а душа попросит – мне бы

только воли навсегда.

 

* * *

То не стиха, то пульса перебой!

И сердцу больно… Неужели приступ,

неумолимый, как судебный пристав,

как приговор, что вынесен судьбой?

 

Проходит вроде… Завтра снова в бой

решительный, конец пути так близок,

а в перспективе ни венков, ни призов,

лишь солнечное счастье – быть собой!

 

Нетронутым, незыблемым, спокойным,

как на Успение вечерний звон,

плывущий к небу с колокольни стройной.

 

Прими, родная, мой земной поклон,

и всё пройдет – раздоры, смуты, войны,

как воспаленный сумеречный сон.