Анастасия БОЙЦОВА. ЕЛЕНА. Отрывок из поэмы

 

Анастасия БОЙЦОВА

ЕЛЕНА

Отрывок из поэмы

 

Пролог                                                                  

Как беда за бедой, ходит ночь над водой,

Снится старому ворону сон молодой.

Спи до первой росы, Посейдонов сын!

Снится голос владыке Афин:

 

«Отчего по ночам голова горяча?

Не по старым ли чарам во сне заскучал?

Удружил тебе Минос, заморский тесть,

Да за остров, что на море есть!

 

За моря ты возврата поехал искать –

Вот и сняли жену с деревца, с пояска,

Вот и сын пеленой кровяной покрыт…

Ты зачем возвращался на Крит?».

 

Снится в говоре струн, снится в гомоне струй:

«Не в ответе на свете сестра за сестру.

Не для нынче – для завтра даны глаза.

Ты зачем оглянулся назад?

 

Да не будет замены угасшим очам!

Ни во сне, ни в уме на забытый причал

Да не ступит нога! Возвращаться не смей.

Ты зачем возвращался на смерть?».

 

А в окно через сад – серебра полоса,

Словно белая пена в густых волосах,

Все развеяно прахом, и путь закрыт…

Позабыть бы дорогу на Крит!

 

Только кто-то под окном говорит?

 

– Где насвистывал-бывал?
                                                – Где глаза вели.

– Что на свете проросло, чем повеяло?

– Народилось на заре ясно зарево,

Да не в небе – на дворе Тиндареевом!

 

Хрупче ветки, легче слов, меньше малости,

Сколько было их таких – не упомню всех…

И росло себе, росло – как трава растет,

А теперь как раз пятнадцать исполнилось.

 

Думал было подивиться, что выжила,

Думал было пожалеть, в чем душа у ней –

А как вышла – златоглавая, рыжая –

Повстречаться на крыльце гостю шалому,

 

Света ясного белей, ярче листвия,

Что кострами полыхает по осени…

Уж и я остолбенел! Уж и свистнул я!

В жар и в холод перед ней гостя бросило.

 

Не бывало средь покосной травы еще,

Чтоб такой огонь-цветник, в жар кидающий:

С Ариадною играл, Дафну вынянчил –

А такого среди них не видал еще!

 

Так печатью и легло, пало на душу

На плечах беленых платьице детское…

 

…Так бродяга-вестовой перед набольшим,

Аквилон перед Эолом ответствовал.

 

1             

То не к свету – тень, то не к меду – воск,

То к ладони – сторонка тыльная.

От младых ногтей до седых волос

Сотрапезники, собутыльники.

 

Не один вдвоем перейден по дну

По колено вброд океан-море.

Коли чашу пьем, то вдвоем – одну:

Бесшабашную, окаянную!

 

Коли в бой, так в бой, коли быть беде,

Так спина к спине – горы валятся!

Уж каких с тобой ни вершили дел –

Сопредельники, сотоварищи.

 

Хошь – земную твердь, хошь – морскую синь,

Небеса спроси, гладь ретивую:

Иксионов сын и Эгеев сын –

Всей воды – разлить – не хватило бы!

 

А каких с тобой добывать невест

Доводилось нам – ровно деревца!

Вот и ты – вдовец; вот и я – вдовец;

Куда сунемся? Куда денемся?

 

А каких с тобой добывали жен –

Не за золото! Не за камушки!

За тобой должок и за мной должок:

Как рассудимся? Кому скажемся?

 

От всего «тогда» до всего «теперь»

Не видали родней родства того:

Без тебя – не пить; без тебя – не петь;

Без тебя жену не посватаю!

 

Не хмельней, чем хмель; не храбрей, чем хват;

Не белей глава головы твоей!

Без меня – не смей; за тобой – хоть в ад;

Без тебя красоты не выкраду!

 

Коли в жизнь – так в смерть; коли вверх – так вниз;

Не по слепости, не по скупости:

Коли я клянусь, так и ты клянись –

Не отвертимся! Не отступимся!

 

Не молчи как сон – не затем пришел!

Говори как есть, коли встретились!

Оброни словцо, поделись душой:

Кто на сердце есть? На примете есть?

– Есть…

 

– Кто такая, что за сахар-миндаль?

Какова она собой?
                                   – Не видал.

– Али слухом донесло по верхам?

Что в народе говорят?
                                          – Не слыхал.

 

– Аль глаза уже не те, что всегда?

– Говорю тебе, совсем не видал!

– Али чара на подставке суха?

– Говорю тебе, досель не слыхал!

 

Знаю только, что собой – как заря;

Знаю только, что одна – на земле:

Дочь меньшая Тиндарея-царя

От рождения пятнадцати лет…

 

– Занесло тебя в неближнюю даль!

– К делу ближе: не предашь?
                                                   – Не предам.

 

2                          

Дрогнули по самые коренья

У ворот деревья в три обхвата:

Ко двору спартанца Тиндарея

Прибыли невиданные сваты.

 

Не послы с поклоном господину,

Не купцы, не прочие-иные:

Первый по Геракле и единый

Меж мужами Греции доныне,

 

Слава за спиною вместо свиты,

Вместо ожерелий – боевые

Шрамы под плащом, в котором с Крита

Пленницу прославленную вывез;

 

Об руку с легендой-побратимом –

Три войны за грозными плечами!

Даже в седине неукротимый,

Собственной осанкою венчанный,

 

Поступью такой, что не приснится

Богу, что с годами не стареет, –

Царь Афин спустился с колесницы

У ворот спартанца Тиндарея.

 

У крыльца соснами встали:

Ветром – в зной! Камнем – с небес!

– С миром, царь! Здравствуй, спартанец!

Не с войной – с делом к тебе.

 

Благ твой край! Красен твой город!

Буди здрав! Славою сыт!

Не играть – с делом торговым;

Не продать – сами купцы.

 

Не отдашь ли, твоя милость благочинная,

Дочку младшую – в царицы над Афинами?

Не отдашь ли во невесты, власть бездонная,

Дочь Зевесову – да сыну Посейдонову?

 

Словно солнце потемнело на дворе,

Словно кладь потяжелела на плечах:

Чешет бороду седую Тиндарей,

Не торопится посланцу отвечать.

 

А заговоривши, с отдаленья

Начал, как круги над полем боя:

– Нет еще пятнадцати Елене…

– Леде было меньше, как с тобою

 

Сочеталась.
                        – В те года усы мне

Подстригать едва ли доводилось…

Думал я сперва, что ты за сына

Сватаешь её.
                          – Не все едино

 

У отца и сына. Честь и место

Отстоял мечом ему и грудью.

Будет время – сам себе добудет

Демофонт и славу, и невесту.

 

За любовь отплачивая жизнью

Собственной, не станет торговаться,

Как и я.
                  – Тебе давно не двадцать,

Сын Эгея! –
                         Тяжкий, недвижимый

 

Взор, как вал, нависший над бортами,

Припечатал к месту Тиндарея. –

Сыновья твои меня старее.

Или оскорбить меня, спартанец,

 

Думаешь? Рука еще не дрогнет

Разом расколоть на половины

Камень, что за изгородью львиной

У тебя покоится на стогнах.

 

Драться – молод! С чудищами биться,

Города отстаивая – молод!

Отчего слова мои – в крамолу,

Самого меня – в женоубийцы,

 

Царь, возводишь? Сердцем, а не кожей

Любят, и душой берут твердыни!

Чем же я виновен, что моложе

Сердце, чем виски мои седые?

 

 

Словно туча зашумела на горе,

Словно в море заскрипели якоря –

Чешет бороду седую Тиндарей,

Не торопится с ответом для царя…

 

– Где ключи? Ведомы ль козни

Тех, кто чтим нами в путях?

Не кичись юностью поздней,

Царь Афин, Этры дитя!

 

Кто, как те, в ярости щедры?

Чья спина страху чужда?

Не хотел царственной Федры

Вспоминать – не вынуждай…

 

Лишь они, вечно живые,

В нас вольны – но не цари…

Не склонив собственной выи,

Всей страны не разори!

 

Из-за гор – не за царевной!

Не того жаждет душа!

Меж богов – гневных и древних –

Своего – не искушай!

 

От младых лет быкоборцем

Слыть привык – зависть другим…

Не страды – бога побойся!

Не молвы – мести богинь!

 

Сев и скот ширя и множа,

Заскучал в мирной сени?

Федрин пот жжет твое ложе,

О причал цепью звенит!

 

В светлом дне этого ждем ли,

Для детей счастья ища?

Страшен гнев Пеннорожденной!

Долу – тень. Поздно. Прощай!

 

 

Глянув исподлобья, чуть по-волчьи,

Оба встали, грозные, и молча

Вышли, поклонившись на пороге.

Что к лицу сопливому герою –

Гнева не сдержать под кровлей дома –

То невместно сыну Посейдона.

 

Лопни сталь, держащая в обхвате, –

Был бы дом по камешку раскидан!

Но за хлеб угрозами не платят

Старые соратники Алкида.

 

Вышли – и окончена бы повесть;

Но у входа в женские покои

Из глубин дворца неразличимых

Брызнуло, как солнце из пучины,

Молодостью, смехом, нетерпеньем –

И, оборотившись на ступенях,

Позабыв закон гостеприимства,

В тот же миг столбом остановился

Сын морской пучины потаенной:

Из полуоткрытого проема

Словно пламень вырвался и замер…

И почти в упор – глаза с глазами –

Ярче полыхая, чем Везувий,

Глянуло в лицо твое безумье,

Рыжее, в простом беленом платье.

Что же ты? Дыхание утратил?

Кровь остановилась и подавно?

Только два коротеньких удара,

Внятные, как нож или цикута:

Вот оно. Ни с чем не перепутать.

 

Краше Ариадны? Краше первой,

Той, непозабытой? Краше Федры,

Ранившей так глубоко и ало…

И, не признававшей покрывала

На кудрях, сиянием залитых,

Краше Ипполиты? –
                                       Через плиты

Всех могил, не могущих открыться, –

И не пятьдесят уже, а тридцать, -

Через годы, через неудачи,

Вспять, назад, каскадом, смехом, плачем –

В юность! В заревую, голубую

Даль! В неразразившуюся бурю,

Вспять! Со скакунами не угнаться!

И уже не тридцать, а семнадцать –

Тридцать три осыпались, как глина!

И уже горою с плеч орлиных –

Битвы, шрамы, слава, други, жены!

Пеленою с глаз завороженных –

Думы, страсти, прожитая горечь!

Будто до сих пор еще ногою

Не коснулся критского причала!

Будто ни одна не повстречалась

По пути в безлюдной Арголиде!

Словно ты и женщины не видел

До сих пор! Дохнуло… Опалило…

Бел, как мел, белее, чем белила:

В первом громовом сердечном бое –

Молодость твоя перед тобою!

 

 

…И в таком благоговенье замер

В этот миг круженья пред глазами,

В этот миг зыбленья под пятою,

Что не посмотрел на Пейритоя.

А взглянуть бы стоило! Такая

Меж позеленевшими зрачками

Промелькнула разом и угасла

Искра… Не умея испугаться,

Все-таки сумел бы остеречься!

Зависти незримое наречье,

Жала смертоносное двурушье:

Клятва-то не шутка – не нарушишь;

Не в горниле медь её окрепла!

Так ли уж собой великолепна

Показалась – паче описаний! –

Чудо с золотыми волосами,

Клад, ненареченная невеста…

Или – меж бровями без провеса

Угадал божественности росчерк?

Или – юность? Говоря короче,

За мгновенье высчитал и вычел:

Снова обошел его величьем

Помысла – не в первый, а в который

Раз уже – дитя владыки шторма,

Побратим, неистовый трезенец…

Каково до старости Тезею

Уступать в дерзанье, в безрассудстве,

В юности? Неужто затрясутся

Руки у лапифского владыки?

И, на друга скашивая диким

Зраком, исподлобья, словно внове,

Глядя: «Погоди! Черед за мною».

 

 

Только миг – меняющийся, краткий

Миг – и снова занавеса складки

Меж тобой и солнечным виденьем…

И, почти ослепнув, на пределе

Сна, отяжелевшими ногами

Словно в пустоте передвигая

По пыли податливее шелка, –

Сам уже не помнишь, как взошел ты –

Всплыл – на колесничное подножье.

И, уже поводьями тревожа

Шеи четверни неукрощенной,

Все-таки не выдержал еще раз:

Обернулся…