Николай БЕСЕДИН 
Николай БЕСЕДИН
И НАД БЫЛЫМ УЖЕ ВЛАСТВУЕТ СЛОВО…
ПАМЯТИ ЛОРЫ
Еще весенний воздух над Предместьем
Согрет живым дыханием твоим,
Но созревает неизбежность вести,
Что мир живых и мертвых неделим.
Прозрачный свет бессмертного творенья
В моих глазах, в твоей душе живет.
Но роковых шагов переплетенье
Определило горестный исход.
Безлюден город, снегом занесенный,
Завяли в комнате твои цветы.
Тепло молитвы и свечи зажженной
Тебя согреет в стуже пустоты.
Не покидай меня! Пусть неизбежность
Неодолима, как в горах гранит.
Но в сердце нерастраченная нежность
Тебя в нетленном облике хранит.
Прощай!
Пусть говорят, что время лечит,
И пустота затмит собою свет.
Пусть одиночество меня у двери встретит,
Но есть любовь и память светлых лет.
* * *
Сверяя всё со здравым смыслом,
Живу, как всякий меж людьми.
Не стал иудой-коммунистом,
Ни демократом-ельцинистом,
Ни либералом, черт возьми!
Мне разум говорит: славь вставших
За честь страны в честном бою,
Прими, как братьев, духом павших,
Но не прощай хоть раз предавших
Свой дом и Родину свою.
Мне незнакомо состраданье
К убийцам, к грабящим народ.
Не окупаются страданьем,
Тем, полудетским, наказаньем,
Что власть лукаво раздает.
Вы скажите: «А милость к падшим,
А как же: возлюби врага?».
Есть рай для истину познавших,
Но есть и ад с мученьем страшным
Для тех, кто дьяволу слуга.
СВЕРЧОК
Печь дышит сладостным теплом,
Сон обволакивает тело.
Скрипит сверчок. Укутан дом
В метели мартовской распевы.
Закрытой книги холодок
Напоминает путь печальный.
Сибирь. Война. Скрипит сверчок.
И голос слышится прощальный.
Он там, в межзвездной вышине,
Где одиночество бессмертья.
Скрипит сверчок. И снится мне,
Как тают тучи на рассвете.
ЗИМНЕЕ
Труби во все трубы, овсенич!
Воспойте невесту, жалейки!
Сегодня венчальные свечи
Во славу горят златошвейки.
Заздравные песни метели –
Любви несказанной восторги.
Над полем летят карусели,
И леший спускается с горки.
Дары раздает безоглядно
Зима из бездонной кошёлки.
И кажутся высшей наградой
Улыбчивой ели иголки.
Скромна среброкудрая дева,
Скромна и прекрасна, как диво.
И легкого ветра напевы –
К венчальному пиру призывы.
* * *
Уйдешь ли, уедешь ли,
вздрогнет душа
От невосполнимой потери.
И бросится вслед, бестолково спеша,
В свидание близкое веря.
И будет надеяться на чудеса,
Искать безрассудно повсюду
Твой голос, улыбку твою и глаза
Среди равнодушного люда.
Всю землю пройдет, пролетит, проползет,
На зов откликаясь с доверцей.
И только тогда удивленно поймет,
Что нужно искать в своем сердце.
* * *
Сколько горестных искренних слов
Пролилось над Россией моей!
Пересилит ли злобу любовь?
От надежды ли станет светлей?
Заклинание ль: «верить и ждать»
Голод страждущих утолит?
Воскресит ли молитвами мать
Сына, что под Покровском убит?
Как молитвенно тихо в полях
После трудной, бессонной страды.
Одолеет ли мужество страх
Перед новым обличьем беды?
И на что отзовется душа
В час Отечества роковой:
На лукавые звоны гроша,
Иль на колокол вечевой?
КАРТИНКИ ДЕТСТВА
Она стояла возле речки
Простая русская изба.
Из тёса шитое крылечко
Кривое, как её судьба.
Труба чернела по-над крышей,
Подслеповатое окно,
Под ним стареющая вишня
И у завалинки бревно.
Картина детства… Край мой отчий.
В закате плавится река.
Зимы томительные ночи,
И песня грустная сверчка.
Чуть слышно прозвенит подойник,
А после молоком парным
Запахнет вдруг. И так покойно
Под одеялом мы лежим.
Нас трое мал-мала сироты.
Идет война. Погиб отец.
У мамы главная забота,
Чтоб старший вырос наконец.
Встаю и разжигаю печку,
Корову напоил водой…
А между тем моё сердечко
Все переполнено войной.
Что под Москвой? как в Сталинграде?
Когда Берлин в огне падет?..
И я живу Победы ради,
А детство… Детство подождет.
* * *
Он славным парнем был, друзья.
Любил и верил,
Что лгать нельзя и красть нельзя,
Что мы не звери.
Он жил, не требуя себе
Козырной масти.
И было всё в его судьбе,
Как в общей массе.
Однажды, вроде ни с чего,
От жизни ль скотской
Проснулось «слово» у него
В душе сиротской.
И он пошел с ним по траве
И по паркету…
И стало грустно голове
И безответно.
Везде встречал он только рты,
Не встретив уши,
И темные от глухоты
Людские души.
И вот когда кончался век
Скупой и жесткий,
С ним повстречался человек
На перекрестке.
И он тогда ему сказал
О самом важном.
Но человек его послал
Многоэтажным.
Он славным парнем был, друзья.
Любил и верил,
Что убивать людей нельзя,
Что мы не звери.
В РОЖДЕСТВО
Серое небо глубины укрыло,
Таинства звёзд растворилось в тиши,
Но пробивается вестью стокрылой
Слово молитвы спасённой души.
Пламя обнимет свечу и утешит,
Сладко щекочет кадильника дым.
Вот я стою, твой паломник и грешник,
Перед взыскующим Ликом Твоим.
В мире ли что-то, во мне ль изменилось?
Лица светлеют, поют голоса:
– Господи! Даруй просящему милость!
Боже! Помилуй нас! – молят глаза.
Хор отзывается: «Ныне и присно»…
Праздничным светом наполнился храм.
Дева невестная ликом пречистым
Словно склоняется к верным сердцам.
В яслях младенец под Божьим покровом,
Чуду дивясь преклонились волхвы…
И над былым уже властвует слово,
Весть о спасительной силе любви.
Хор возглашает: «Радуйся, Дева!».
Радуйся рая отверзным вратам!
Над утопающим в похотях чревом
Звездой Вифлеемской светится храм.