Станислав ЗОТОВ. ВЫРАСТИВШИЙ ЛЕС И ВОЗДВИГШИЙ ПИРАМИДУ. Леонид Леонов и загадка его творчества

 

Станислав ЗОТОВ

ВЫРАСТИВШИЙ ЛЕС И ВОЗДВИГШИЙ ПИРАМИДУ

Леонид Леонов и загадка его творчества

 

Две вещи спасут нас: Россия и Бог...
Леонид Леонов

 

Разно входят начинающие писатели в большую литературу. Никто, как правило, не начинает свой путь с монументального труда. Даже Шолохов, славу которому принёс его эпохальный «Тихий Дон», начинал всё-таки с небольших очерков и рассказов из жизни послереволюционного донского казачества. Но он открыл такое богатство жизненного материала, что это сразу нацелило его на создание грандиозного историко-художественного полотна. Тогда в фантастическую эпоху «России, кровью умытой», после окончания гражданской войны новоявленные литературные таланты рождались как грибы в русском лесу после летнего дождя. Можно назвать не один десяток блестящих имён прозаиков и поэтов, что составили славу новой советской литературы.

Одни, бывало, ярко вспыхивали, сразу запечатлевшись в умах читателей нетривиальным произведением, как, например, бывший беспризорник Алексей Еремеев, заявивший о себе своей искромётной «Республикой ШКИД», а для понта взявший себе псевдонимом имя и фамилию «короля» питерских бандитов Лёньки Пантелеева. Но после он уже не создавал ничего равного по значению.

Другие горели бурно и сильно, как Булгаков, который начал свой творческий путь с «Записок молодого врача», а потом сразу выдал монументальную «Белую гвардию» – трагедию русских офицеров в петлюровской Украине. И он после всё наращивал уровень своего таланта, довольно рано поднявшись до темы Христа и дьявола, до попытки разрешить вечные философские вопросы борьбы добра и зла. Он достаточно рано сгорел, не выдержав внутреннего напряжения своих творческих поисков.

А вот был в русской советской литературе XX века такой писатель, который сразу проявил себя с необычной стороны своими первыми же небольшими рассказами, затем разразился капитальным повествованием из крестьянской жизни, а потом словно затаился, точно спрятал внутренний огонь за нарочитой затемнённостью своих смыслов, и в дальнейшем его талант словно таился в глубине его незаурядной творческой личности, как таится огонь где-то глубоко в древесине старого мощного дерева, чтобы потом с неудержимой силой вырваться наружу. Этим писателем, творческий метод которого остался до сих пор не вполне разгаданным, был Леонид Максимович Леонов, подлинный классик и философ, один из столпов нашей отечественной литературы.

Писатель пережил эпохи. Судьбой ему была дана такая долгая жизнь в 95 лет, что он своими глазами в молодости успел увидеть и впитать в себя и реалии старой – имперской и дворянской, купеческой и крестьянской России, и расцвет социалистического уклада в молодой и мощной Стране Советов. Он видел и принимал участие в боях Гражданской войны; видел распад русского крестьянского мира в эти годы и после – в годы повальной коллективизации; видел и грандиозные стройки сталинского социализма, пережил и осмыслил своим творческим сознанием подвиг русского и всего советского народа во время Великой Отечественной войны; озаботился проблемами борьбы за спасение русской природы, русского леса, гибнущего под топором бездумного хозяйствования; наконец, к концу жизни поднялся до общефилософских вопросов противостояния добра и зла на земле... И всё его творчество, если уж на то пошло, напоминает собой строительство такой огромной пирамиды, в тело которой легли не камни, а целые эпохи нашей истории.

И первой такой эпохой был для него слом всего старого мира русской деревни, жителей которой он назвал «барсуками». Уж ему ли было не знать деревню! Ведь он сам вышел из семьи потомственных крестьян Калужской губернии Тарусского уезда. Дед его прибыл из села Полухино в Первопрестольную и занялся торговлей. Деда звали Леон Леонович Леонов – словно испанского графа. А стал этот русский мужик с почерневшими от чёрной работы руками московским купцом, да не из захудалых: держал лавку в Зарядье, это, почитай, в самом центре Москвы.

Так и вышло, что сынок этого купца Максим Леонов получил уже образование и баловался сочинительством. На отцовские капиталы основал свою типографию и книжный магазин на Лубянке, стал просвещённым человеком, а в стихах своих всё звал себя Максимом Горемыкой – такой псевдоним взял не случайно: с одной стороны – Максим Горький, а с другой – Антон Горемыка из Григоровича; примкнул к Суриковскому поэтическому обществу, помогавшему талантам из народа. Сам не терял связь с деревней и сыночка своего Леонида отправлял на лето в родное Полухино, так что крестьянский быт и нравы старой деревни будущий классик русской литературы с малолетства видел и усвоил. Вот и сплелись в молодом писателе Леониде Леонове две стихии: одна исконная крестьянская, земляная да пахотная, а другая городская, культурная, театральная да писательская, недаром в гимназии 3-й Московской учился и её с серебряной медалью закончил крестьянский внук!

Вот Есенин Сергей тоже был из крестьян, а отец его приказчиком в Москве трудился, но Есенин гимназий не кончал, только церковное училище в Спас-Клепиках окончил, а потом – сразу в Москву, в типографии у Сытина работал, но сразу такие стихи стал писать, что его в то же Суриковское поэтическое общество приняли, коим одно время Максим Горемыка управлял; там в одном из изданий этого общества впервые и опубликовали стихи «крестьянина Рязанской губернии», но отец Леонова к тому времени уже не по своей воле проживал в северном Архангельске, высланный за революционные стихи. Может, и встречал гимназист Леонов в те годы молодого Есенина, чуть моложе был его по возрасту: Есенин с 1895, а Леонов с 1899 года, но когда смотришь на их совместное фото уже более старших лет, то отличия нет – оба молодые, красивые – краса и гордость русской, будущей советской литературы. Оба из народа, а судьба какая разная: Есенина вскоре в петле задушат, «кулацким поэтом» назовут, стихи его на 20 лет печатать перестанут, а Леонов возрастёт до столпов советской литературы, шестью орденами Ленина будет к концу жизни обвешан, двумя орденами Трудового Красного Знамени, Сталинской премией первой степени награждён, потом Ленинскую премию получит, потом Государственную, дважды на Нобелевскую премию будет номинирован!.. Куда уж больше… Конечно, депутат, Герой Соцтруда, секретарь Союза писателей СССР.

Где их дорожки разошлись?

Есенин был и до конца своих дней остался романтиком. Это ясно. Для него Русь была:

Земля моя златая,
      осенний светлый храм!
      Гусей крикливых стая
      несётся к облакам.
      То душ преображённых
      несчислимая рать,
      с озёр поднявшись сонных,
      летит в небесный сад...

Вот есенинское отношение к русскому миру и человеку в нём. И это в крестьянском парне жило, который с малолетства видел все теневые стороны чернозёмной жизни, всю тяжесть, бывало, русских дремучих характеров. Повесть «Яр» есенинскую кто читал, тот знает. Из этой повести и все «Барсуки» леоновские вышли. Но несмотря ни на что Есенин остался романтиком и поэтом, а Леонов в своём первом романе сразу в толщу и прозу жизни народной ушёл, как бурыга какой в глушь лесную.

«Выходит из своего логова детеныш Бурыга, – он летом в норке мшистой живёт. Он спросонья на пни натыкается, зелёный, в зелёном крадётся кустарнике, он похрамывает по кисельным зыбунам, шустро сигает через мёртвые пни, кубарем катится, вьюнцом идёт... Вот он сядет на прогалинке, он хихикает и морщится, он сидит-прискакивает, греет спинку, сушит шёрстку под солнышком, а солнышко теплой лапкой его гладит, – жмурится и щурится, мурлыкает незатейную песенку, язык мухоморам кажет... А те нарядились, как к обедне, выстроились толстые и тонкие в ряд... Шесть их по счёту, и весело им поэтому».

Это из первого же рассказа Леонова «Бурыга», опубликованного в 1922 году, сразу как молодой писатель с фронтов гражданской войны вернулся. И с первого же своего рассказа нашёл Леонов свой язык, да и характер своих героев – все они у него в дальнейшем вот такими бурыгами и будут. Он и сам уже под закат жизни признал это в одном из своих интервью.

Крепость и основательность леоновской прозы определил сразу даже величайший авторитет тогдашней русской литературы Алексей Максимович Горький. Он как прочитал роман из народной жизни «Барсуки» молодого автора, так сразу письмо ему одобрительное написал, дав самый щедрый аванс на будущее, пророча Леонову славу большого писателя. Это было очень нужно Леониду. Репутация у него поначалу была сомнительная: в Архангельске, где он у отца оказался в 1918 году, его в Белую армию забрили, в артиллерийское училище – ведь бывший гимназист-отличник. Мог бы и в офицеры выслужиться. Но белые на севере продержались недолго, вместе с караванами интервентов отплыли на запад.

А Леонов остался, он правильно понял, что наступает в России новое время, новая реальность идёт, новая жизнь и в эту жизнь надо встраиваться, если не хочешь потерять родину. И он записывается в Красную армию, даже участвует во взятии Перекопа в 1920 году, но не в боях, а всё больше по идеологической части – в военных газетах работает, статьи за Советскую власть строчит. Что ж, это было неудивительно в те странные времена, вон и Михаил Булгаков, уж на что был идейным белогвардейцем, в самом деникинском Осваге (осведомительном агентстве) работал, а как попал к красным – стал агитационные пьесы писать, за новую жизнь агитировать. «Религию диктует меч» – это ещё древние поняли.

Писал Леонид Леонов в своей жизни много правильного и нужного для власти, превозносил товарища Сталина до небес (а кто не превозносил?), но это в дежурных «датских», как тогда говорили, статьях, а романы ведь писал серьёзные, на очень болезненные для того времени темы. Посмотрите: «Барсуки» – крестьянское восстание против продразвёрстки, жёсткие меры власти против восставших земледельцев. «Вор» – мрачные реалии нэповской действительности Москвы середины 20-х годов (роман вышел в 1927 году).

А ведь эти романы гораздо весомее всех дежурных статей, которые Леонову как новоявленному секретарю тогда ещё складывавшегося Союза писателей СССР приходилось «выдавать на гора». А его герой в «Воре» Дмитрий Векшин – бывший красный командир, ставший уголовником, королём блатного мира нэповской Москвы! Это из жизни, в те годы не было более прославленной фигуры во всех притонах новой буржуазии, чем личность Лёньки Пантелеева – бывшего чекиста, ставшего «королём» питерских бандитов. «Вор» – книга пронзительная, её в двух словах не перескажешь, в ней много смыслов, её по слоям разбирать надо. Тогда стали литературные критики упрекать Леонова в нарочитой затемнённости смысла его произведений, в трудном языке, через который нелегко продраться. Но, скажу, тем и интереснее его читать! Именно потому, что нелегко и чувствуется, что здесь скрыто много недоговорённого. Это не эзопов язык, нет, Леонов никогда эзоповым языком не писал, но под внешним многословием скрывается вот тот внутренний огонь, как в стволе старого дерева, о чём говорил я вначале.

Ну и власти подозревали писателя, всё хотели в нём что-то разглядеть враждебное, а не могли – сквозь текст леоновский нелегко было тогдашним «критикам в штатском» продраться. Раз товарищ Берия сказал как-то вождю: надо бы мол «поскрести» Леонова на предмет его белогвардейской сущности. Сталин задумался, недавно ещё секретарю Союза писателей орден Трудового Красного Знамени за роман «Дорога на океан» вручал. Роман нужный, о социалистическом строительстве, о том как старая интеллигенция перевоспитывается, на новые рельсы становится... Сказал: не трогай, но поскреби... Это из воспоминаний самого писателя.

А что из бурыги лесного выскрести можно? Бурыга он бурыга и есть – в траве зелёный, под кустом тёмный, бурчит что-то, романы всё со странными героями марает, а что бурчит, о чём пишет – попробуй доскребись. Конечно, покровительство Максима Горького выручало Леонова. Однажды, вспоминает писатель, в начале 30-х годов на даче у Горького была встреча вождя с литераторами. Говорили о многом, сидя за одним общим столом. Леонов вёл разговор с кем-то из присутствующих о Всеволоде Иванове. Сталин заинтересовался, спросил что-то о нём у Леонова. Леонов ответил вольно, забыв на время, что он «бурыга» по статусу и должен знать своё место. Сталин прекратил разговор и секунд сорок (как утверждает писатель) немигающе пристально смотрел на Леонова. Видно, увидел в нём скрытого врага. В это время всё замолкло вокруг, за столом установились мёртвая тишина и всеобщее оцепенение. У Леонова вся жизнь, как перед расстрелом, пронеслась в голове. Потом Сталин опустил взгляд, усмехнулся, видно, довольный произведённым эффектом. Отлегло.

Тогда это всё сошло писателю с рук, а вот в 1940 году, после того как его пьесу «Метель» признали «контрреволюционной», да не где-нибудь признали, а на заседании Политбюро и сам товарищ Молотов громил там бедного сочинителя последними словами, то, как вспоминает писатель, после этого они с женой Татьяной (урождённой Сабашниковой, дочерью крупного издателя) две недели каждую ночь ждали чёрного воронка под окнами... Сошло, ведь по условиям тогдашней действительности, если писателя разбирают по косточкам гласно, на виду всего общества, в прессе громят как идейного врага, то это его проучить хотят, для примера «высечь», что называется, но не «убирать». Убирали обычно тихо, без шума. А о чём пьеса эта злосчастная? Да о двух братьях – один служил у белых, смотал за границу после гражданской войны, а другой в Советской стране дослужился до поста директора завода. Жену ещё не поделили между собой. Потом бывший белогвардеец отличился в Испании в борьбе с фашистами и заслужил право вернуться в СССР. А его брат, «красный директор», оказался вором и взяточником, и удирает за границу. Похоже и на коллизию наших времён!

Потом уже в годы Великой Отечественной войны Леонов напишет свою самую знаменитую пьесу «Нашествие», ставшую классикой драматургии о войне. А там ведь похожий сюжет. Заключённый из лагеря возвращается в родной город перед самым приходом немцев в 1941 году. Город занимает враг, творятся зверства над мирными жителями. Этому бывшему советскому зэку прямая дорога в фашистские полицаи, таких там охотно брали, а он, насмотревшись на нацистские порядки, вступает в борьбу с ними за Советскую Родину. Эта пьеса, так внутренне похожая на предыдущую опороченную «Метель», удостоилась в 1943 году Сталинской премии первой степени. Таковы фантастические изгибы судьбы русского писателя!

А вывод один – человек, душа его оказываются сложнее, глубиннее, чем то, что есть на поверхности, и правый с виду – оказывается подлецом, а обвинённый – героем. Вот и самый значительный роман Леонида Леонова «Русский лес» он об этом, но и не только. Там конфликт двух в начале своей профессиональной судьбы друзей – Вихрова и Грацианского, двух учёных-лесоводов, одинаково трудящихся в знаменитой Лесотехнической академии – старейшем учебном заведении России такого рода. Так в чём же их конфликт, ведь они оба преданы одному делу – защите лесов России. Но Вихров – это тот самый «бурыга», он не работает в лесу, он там живёт. Это его стихия, его мир, его Родина, что непонятно карьеристу Грацианскому, и он использует разные недостойные приёмы, чтобы опорочить своего коллегу. А вокруг них вращается огромное количество людей, что собственно и составляют Россию – это необычайное мировое явление, что вмещает в себя великую культуру, великую историю, великую природу, великий народ, и не совсем правы те, кто привычно повторяет, что роман Леонова «Русский лес» – это о защите природы, «экологическое» произведение, как у нас любят говорить. Да, экологическое произведение, но если в понятие Экология вместить всю совокупность русского мира, созданного Богом и людьми.

Эпопея Леонида Леонова «Русский лес», я считаю – самое совершенное его творение. Оно полностью закончено, внутренне уравновешено, цельно по содержанию и структуре, несёт в себе основополагающую гуманистическую мысль. Неудивительно, что даже в Европе, всегда с надменностью смотрящей на Россию, это явно русское по духу произведение дважды выдвигалось на соискание Нобелевской премии. Но в послесталинском СССР особые усилия нашего идеологического аппарата были обращены на выдвижение на эту премию эпопеи Михаила Шолохова «Тихий Дон». А тут в Нобелевском комитете началась внутренняя борьба между сторонниками присуждения премии Пастернаку за его роман «Доктор Живаго», сразу получивший славу крамольного произведения, и сторонниками шолоховской линии. В результате и Пастернак и Шолохов получили свои отличия, а про «Русский лес» Леонова забыли, и неудивительно – ведь из этих трёх эпохальных книг именно книга Леонова несёт в себе наибольший национальный русский заряд, а это европейским мужам показалось абсолютно нетерпимым. Русского мужика Вихрова не пустили в Европу. Да и не надо, рос бы у нас дома наш русский лес!

К слову сказать, ведь и Анне Ахматовой так и не дали эту премию, а она выдвигалась на неё не раз. Тоже показалась слишком русской? Ведь именно она в своих стихах назвала «презренной речью» все предложения ей покинуть Россию. Она – дворянка, немало пострадавшая здесь при разных режимах разных вождей, но всегда ощущавшая себя русской. Видно, Россия –это большее понятие, чем любая власть в ней. Власть меняется, Россия остаётся. Россия и Бог – именно к такой мысли пришёл престарелый русский писатель Леонид Максимович Леонов, когда уже в возрасте за 90 лет дописывал свою последнюю книгу с названием «Пирамида».

Он начал писать её в том тревожном для него 1940 году, когда ждал ареста за свою «контрреволюционную» «Метель». Он подумал, что только ангел с неба, если явится, то спасёт его. И такой ангел явился, и звали его... Дымков. Но сам этот ангел во плоти оказался вовлечённым в такие перипетии русской жизни, в которых только сам Бог и смог бы разобраться. Не разобрался и писатель. Он так и не смог закончить своё произведение, хотя волевым усилием и самого престарелого писателя и многих его редакторов, и литературных журналов, печатавших ещё с семидесятых годов отрывки из нового его грандиозного романа (а окончательно он был опубликован в 1994 году, незадолго до смерти Леонова в августе того же года, в трёх специальных номерах журнала «Наш современник»), он и состоялся как литературное явление, но что автор хотел сказать в этой эпопее – осталось предметом споров.

Одно ясно: «Пирамида» это не столько литературный, сколько философский трактат, в котором писатель хотел открыть основные тайны бытия, предназначения человека и судьбы человечества на планете Земля, но это не под силу одному, даже гениальному творцу, это – задача Господа Бога, да святится имя Его. К одной мысли пришёл Леонид Максимович Леонов, внук русского крестьянина Калужской губернии Леона Леонова, сын русского поэта Максима Горемыки, сам блестящий русский талант, вынужденный из-за препон эпохи часто прятать свои самые сокровенные мысли под наплывы словесной коры: «Две вещи спасут нас – Россия и Бог». Где Россия и Господь Вседержитель – равновелики, ибо без России во всей совокупности её природных богатств – нет мира нам, русским людям. И нам надлежит растить наш лес и строить свою страну.