Полина ГРОМОВА 
Полина ГРОМОВА
ПОТОМУ ЧТО ДУША – ОГОНЬ
* * *
Я мечтал о таком вначале:
Быть сильнее своей печали,
Быть мудрее своей любви.
Электрический ток в крови
Не давал по ночам покоя.
Но не думал я, что такое
Впереди в самом деле ждёт –
Ухмыляется наперёд,
Корчит рожи – мол, развлекайся,
Ошибайся и зарекайся
Поступаться рассудком впредь.
Как смешно на тебя смотреть!
До чего же ещё ты молод,
Не калечен, не перемолот,
С целым сердцем живешь в груди.
Поживи ещё – погоди,
Погуляй под луною ночью…
Я мечтал о таком – а впрочем,
Не сбылось ничего почти.
Может, всё ещё впереди?..
* * *
Тихо, тихо… Да куда уж тише?
Я и так живу, дыша едва.
По канве души прилежно вышит
Мир, не обратившийся в слова.
Тихо… В тишину осколки воли
Врежутся, когда ладонь сожмёшь.
Кто там терпелив и плодотворен?
Ты такого от себя не ждёшь.
Ты в своих попытках созиданья
Хуже куклы в шутовском тряпье.
Что твои терзанья и метанья?
Тихо – говоришь ты сам себе.
Тихо – и невесело смеёшься,
Отводя при всякой встрече взгляд.
В том, что ни за что ты не берёшься,
Словно кто-то третий виноват.
В крик по волшебству не превратится
Скорбное молчание твоё.
Сам в себе ты запертая птица.
Впрочем, клетка тоже ведь жильё.
Тише! Ты же знаешь – я же знаю:
Рот открой – раздастся только вздох.
Видно, такова судьба земная –
А небесной нам не выдал Бог.
* * *
Дай звезду! Это важно и нужно – звезда –
Чтоб зажглась, и сияла, и пела,
И звала за собой. Хочешь мзду? Будет мзда –
Лишь звезда б загореться успела.
Дай звезду! Я прошу не себе её, нет,
И судьба моя в этом порука.
Той звезды запоздавшей немеркнущий свет
Я зажгу над могилою друга.
Недалёкие чествуют всякую тлю,
А далекий вздыхает недужно.
Если русский поэт залезает в петлю,
Значит, это кому-нибудь нужно.
И не взять, не спросить ни с кого по делам.
Звёзды гаснут – и падают, бьются.
Остаётся от них звёздный лом, стылый хлам.
А еще небеса… остаются.
* * *
Без голоса, без слуха и следа,
Как тени на алеющем просторе,
Бредут мои стихи. Бредут куда?..
Но видят море – и впадают в море.
Дойдут до гор – становится меж них
Горами в накрахмаленных накидках.
И вот уже лежит межа лыжни
На склоне, как довольная улыбка.
Дойдут до леса – и заходят в лес,
Пускают корни, расправляют ветви,
И вот строфы непрочный ствол исчез,
Но дерево колышется от ветра.
Стихи идут во все концы земли
И землю, не найдя концов, обходят.
Все стали всем, чем только стать могли.
Не ставшие ничем по свету бродят.
Бесполые, невзрачные на вид,
Они пока ещё всего лишь слово,
И чем-то стать им только предстоит…
Они готовы. К вечности – готовы.
* * *
Так хочется куда-то приютить
Пришедшие на ум простые строчки,
Из их ростков заботливо взрастить
Четверостишье с ровной оторочкой.
Четверостишье – или даже два…
Предел стихосложенью не положен.
Мы обращаем бытие в слова –
Но только так сберечь его и можем.
* * *
Есть красота, а есть не красота –
В причудливо-уродливом изгибе
Засохшего кленового листа –
Не гибели предчувствие, но гибель.
Не красота – в корявости корней,
В сухих ветвях, кривых и узловатых,
В камнях, подобных тысячам камней,
В подобии своём не виноватых.
Не красота – но вера в красоту,
Предчувствие её, по ней томленье.
Всё то, что заполняет пустоту
О красоте тоскующей Вселенной.
* * *
Не с исторической котомкой,
Но с целлофановой сумой
Идет бродяга ломкой кромкой
Страны родной, судьбы земной.
Куда идет он и откуда,
И как сложилось так – Бог весть.
Но жажда чуда, вера в чудо
Коль в ком-то есть, то в нём и есть.
Святого духа ли победа,
Угроза гибели во мгле –
Но бродят нищие по небу,
Не набродившись по земле.
* * *
Слова-затычки.
Слова-заточки.
Слова-отмычки.
Слова-замочки.
Ты снова слышишь
В угаре спора:
«Зачем ты дышишь?
Подохнешь скоро!
К чему клянёшься?
Толпа глухая…».
А ты смеёшься,
Не подыхая.
Тоска погрызла
Тебя, конечно.
Нет в жизни смысла?
А в смерти есть, что ль?
Кому зазорно
Искать путь торный…
Слова – не зёрна.
Слова – патроны.
И ты всё тянешь
Свой плуг по кочкам.
Куда ни глянешь,
Повсюду строчки.
* * *
Патлы пегие,
Очи чёрные
У онегиных
Да печориных.
Миром мазаны,
Мерой меряны
Карамазовы
Да каренины.
Легковерное,
Косноречее
Поколение
Покалеченных.
От Печорина
До Базарова
Через чёрное –
Прямо в зарево.
Через алое –
Да в незримое.
Все усталые,
Уязвимые.
В каждом грустное,
Хоть и вздорное,
Нечто русское,
Беспризорное.
Вот и мечутся,
И скитаются,
Редко лечатся,
Часто каются.
Пляски до ночи
Православные.
Не ионычи –
Это главное.
* * *
Жизнь – от корки до корки…
В.Шаламов
Жизнь – от корки до корки.
Между строчек иголкой
Процарапаны всхлипы,
Смех, признания, хрипы.
Жизнь от мысли до мысли.
Остальное лишь числа,
Два числа на граните.
Между ними – «ПРОСТИТЕ».
Между нами – прощайте.
Не просите пощады,
Но прощенья – просите,
И прощенье – снесите.
Жизнь – от гроба до гроба –
Может быть, только чтобы
Порыдали немножко
И накрылись… обложкой.
Жизнь – от текста до текста.
Из словесного теста
Лепишь косо и криво,
А выходит – красиво.
Потому что – от сердца.
И не сдаться, не деться
От стыда и досады
Никуда – и не надо.
Жизнь – от слова до слова.
Но оно и не ново:
Слово было в начале,
Где ни бед, ни печалей.
Где встречает по-свойски
Все небесное войско.
И у каждой дороги
Слово будет в итоге.
* * *
С каждым, наверное, было хоть раз такое:
Что-то узнаешь, и мир твой уже не тот.
Вот и теперь эта мысль не даёт мне покоя:
Что если нас убивает… сам кислород?
Это не яд, только разница нам какая?
Школьный курс химии разом не повторишь.
Он нас не травит, он медленно нас сжигает.
Думаешь, что ты дышишь, а ты горишь.
Этот процесс лет семьдесят занимает.
Может и дольше, но топлива больше нет.
Всё, что останется – пепла печаль немая.
Правда, побочный эффект от горенья – свет.
Вот и свети – сколько хватит на это силы.
Вот и свети – есть для каждого в небе бронь.
Вот и свети – попросили ли, не просили.
Просто свети, потому что душа – огонь.
* * *
Город полупустой, и троллейбус полупустой.
Столько в пространстве воздуха – радуйся же ему!..
Над перекрестком светит странной дневной звездой
Бледный фонарь, укутанный в тонких ветвей тесьму.
Бедный фонарь! Не заметил, что ночи простыл и след, –
Или по неисправности – что-нибудь там с реле –
Скромно струит он зыбкий, днём бесполезный свет.
Но и такому свету место есть на земле.
Может быть, не погас он вовсе не просто так.
Может, он отгоняет, всуе прослыв смешным,
Светом своим незримым столь же незримый мрак,
Людям не видный ужас, тянущий лапы к ним.
Может быть – кто ручится?.. – в утренний этот час
Много их, не погасших вовремя фонарей,
Тайно и неотступно оберегают нас –
Даже рассвет приходит там, где они, быстрей.
Так уж случилось, видно: днём в череде ночей
От сотворения мира до окончанья вплоть
Волею неизвестной – коль не людей, то чьей?.. –
Стало чуть больше света, чем замышлял Господь.
* * *
Этому берегу очень пошёл бы город –
Пыль его дней и ночей суетливый пыл.
Он бы вздымал свои стены ревниво, гордо,
Призраком в зазеркалье залива плыл.
Этому городу очень пошёл бы берег –
Длинный, пологий, топкий, почти пустой.
Стал бы ему тростниковою колыбелью,
Волны бы напевали мотив простой.
Так и получится: город и берег вместе
Будут однажды под сводом одних небес.
Трудно поверить, но нет ничего чудесней
Волей людской совершающихся чудес.
Ну а пока берег тихие волны гложут,
Город виденьем зиждется не спеша…
Где-то царь Пётр (ещё и не царь, но всё же)
С нянькиной помощью делает первый шаг.
* * *
Ленинградский вокзал – работяга с усталой улыбкой,
Взваливший на плечи платформ непомерную тяжесть.
А за ним, под солёного снега сезонной посыпкой,
Столица роится, всё ширясь и многоэтажась.
И на ломаном русском ругаются два иноверца.
Здесь двое из трёх чужеземны, а третий – двуречен.
Ведь Москва – это сердце России, конечно же, сердце.
А вся остальная Россия, наверное, печень.