Пётр ЦЫБУЛЬКИН. СУДЬБЫ В ИСКАЖЕНИИ. Советские военнопленные в художественной литературе

 

Пётр ЦЫБУЛЬКИН

СУДЬБЫ В ИСКАЖЕНИИ

Советские военнопленные в художественной литературе

 

На основании публикаций антироссийского толка, основанных на субъективных воспоминаниях, в общественном сознании глубоко закрепилось утверждение, что все советские военнопленные после освобождения из гитлеровских концлагерей по окончании Второй мировой войны направлялись в исправительно-трудовые лагеря СССР. Основное влияние на это оказывают художественные произведения.

В фильме «Холодное лето пятьдесят третьего», снятом на киностудии «Мосфильм» режиссёром А.Прошкиным, главный герой по кличке Лузга, талантливо сыгранный В.Приёмыховым, представлен как бывший разведчик, осуждённый за то, что попал в окружение. Однако такого не могло быть, даже если б он в окружении попал в плен.

В Историческом очерке «Министерство внутренних дел России, 1802-2002» (Санкт-Петербург, Фонд «Университет», 2002) на стр. 421 дано общее количество вернувшихся советских военнопленных – 4.199.488 человек. Из них арестовано и оставлено для дальнейшей проверки 6,8%. Там же перечислены те, кто арестовывался – сотрудники немецких разведорганов; полицейские – каратели; обучавшиеся в разведшколах; пособники врага, замешанные в кровавых преступлениях (палачи), чья вина доказана в судебном порядке. Этот контингент отбывал наказание в особых лагерях, образованных в 1948 году на основании постановления СМ СССР № 416-159 от 21 февраля и приказа МВД СССР № 00131 от 2 августа и комплектовавшихся по приказу МВД СССР, МГБ СССР и Генерального Прокурора СССР № 00279/00108/72сс от 16 марта 1948 г. (альманах «Место действия – Колыма», Магадан, 2008, с. 24-25).

А.Меженько в статье «Военнопленные возвращались в строй» (Военно-исторический журнал, 1997, № 5, с. 32), со ссылкой на архивные источники, приводит промежуточные данные о советских военнопленных, подтверждающие опубликованные в Историческом очерке. Так, в период с октября 1941 по март 1944 гг. из поступивших 317594 военнопленных более 73,5% передано в Красную Армию, конвойные войска НКВД, в оборонную промышленность. Арестовано – 3,5%.

По сведениям членов общества «Мемориал» (признано иноагентом), А.Кокурина и Н.Петрова (Свободная мысль, 1997, № 9, с. 96), по состоянию на 1 марта 1944 г., 75,1% бывших военнопленных направлены в армию, в народное хозяйство, на лечение. Арестованы или направлены в штрафбаты – 6,2%.

То есть во всех указанных источниках относительные данные направленных в места лишения свободы бывших военнопленных составляют от 3.5 до 6,8%.

Из одного из конспектов к уроку литературы по рассказу В.Шаламова «Последний бой майора Пугачёва», коих достаточно много предлагается в сети интернет:

«Потрясает рассказ «Последний бой майора Пугачёва», написанный в 60-е годы. После войны в Северо-Восточные лагеря стали прибывать заключённые, прошедшие войну. Вся их «вина» была лишь в том, что они пережили окружение и плен».

«Проанализировать рассказ писателя, в котором наиболее зримы черты героизма, взаимовыручки, товарищества…».

Магаданский писатель А.Бирюков в ходе архивных исследований (Колымские истории. Новосибирск: Свиньин и сыновья, 2004, с. 229-321) установил, кем являлись на самом деле прототипы этого рассказа. Никто из них не был советским военнопленным. По преступлениям: девять – участники украинских националистических формирований, двое – служащие немецкой полиции, убийца. Место рождения девяти из двенадцати – Украина, в основном западные области. Одиннадцать из двенадцати осуждены на Украине.

Прототип Пугачёва – Тонконогов Иван Николаевич, 1920 г.р., уроженец города Лебедин Сумской обл., украинец, по профессии фотограф, до войны был дважды судим: в 1936 г. по ст. 70 УК УССР (хулиганство) на 2 года и в 1938 г. по ст. 33 УК УССР. Оставшись проживать на оккупированной территории, добровольно поступил на службу в немецкие карательные органы и работал с апреля по август 1942 г. инспектором горполиции, адъютантом начальника полиции, а после назначен на должность начальника полиции села Будылки. Военным трибуналом войск НКВД Сумской обл. в феврале 1945 г. приговорён по ст. 54-1а УК УССР к 25 годам каторжных работ.

Игошин Алексей Федорович, 1921 г.р., уроженец Чувашской АССР, русский, образование 5 классов, по профессии рабочий-строгальщик. Призван в Красную Армию осенью 1940 г., служил в артиллерии, старший сержант. Во время боевых действий в районе Каховки сдался фашистам в плен. В ноябре 1941 г. добровольно поступил в немецкую полицию города Николаева. До марта 1943-го работал в должности полицейского городской полиции Николаева, в марте 1943-го назначен помощником начальника полиции, в январе 1944-го – начальником полиции 5-го района города Николаева. Военным трибуналом Ворошиловградского гарнизона в апреле 1945 г. приговорён по ст. 54-16 УК УССР (измена родине, совершённая военнослужащим) к 20 годам каторжных работ. В лагере работал дневальным в бригаде Тонконогова.

Худенко Василий Михайлович, 1921 г.р., уроженец села Кобеляки Полтавской обл., украинец, из семьи служащих, образование незаконченное высшее. В 1941 году призван в армию, служил рядовым в артиллерийском дивизионе, в районе Днепропетровска сдался в плен, находился в лагере для военнопленных, затем, по ходатайству отца, служившего инспектором народного образования при фашистской облуправе, из лагеря освобожден. В январе 1942-го вступил в ОУН*, прошёл политико-пропагандистский вышкол (курсы) и получил псевдоним «Остап». По их окончании пропагандировал идеи национализма среди украинской интеллигенции города. В апреле 1943 г. вступил в УПА* и находился в ней до ареста 31 июля 1944 г. Занимал ряд руководящих должностей, являясь политическим шефом штаба УПА* Военного округа северной группы «Заграва», после разгрома частями Красной Армии этого куреня выполнял те же функции в курене «Горлица» при военном округе Южной группы УПА* «Энел». Военным трибуналом Киевского военного округа в феврале 1945 г. приговорён по ст. 54-1а УК УССР к расстрелу, заменённому в марте 1945 г. на 20 лет каторжных работ. В лагере работал художником.

Сава Михаил Михайлович, 1922 г.р., уроженец села Остобуш Львовской обл., крестьянин-единоличник, украинец. Проживая на территории, оккупированной немцами, в 1942-м г. вступил в ОУН, проводил мобилизацию в УПА. Находясь в УПА*, имел псевдоним «Семен». Военным трибуналом Львовского военного округа в феврале 1945 года приговорён к 15 годам каторжных работ. Работал в лагобслуге парикмахером.

Бережницкий Осип Николаевич, 1922 г.р., уроженец села Бережницы Дрогобычской обл., из крестьян, украинец. Являясь членом оуновской организации села Бережницы с мая 1944 г. выполнял обязанности коменданта, имел в подчинении боевую группу, поддерживал тесную связь с руководителями организации. Военным трибуналом войск НКВД Дрогобычской обл. в январе 1945 г. приговорён к 20 годам каторжных работ. В лагере работал портным.

Маринив Степан Васильевич, 1919 г.р., уроженец с.Юсептечи Дрогобычской обл., из крестьян, украинец. С августа 1943 г. по день задержания состоял членом ОУН* под псевдонимом «Холодный», исполнял обязанности связного по доставке оуновской почты. Осуждён в марте 1945 г. Военным трибуналом войск НКВД Дрогобычской обл. к 15 годам каторжных работ. Работал в лагобслуге сапожником.

Пуц Феодосий Семенович, 1927 г.р., уроженец села Городище Волынской обл., украинец, крестьянин. Проживая на оккупированной немцами территории Волынской обл., в июле 1943 г. добровольно вступил в УПА, под псевдонимом «Град» был зачислен в сотню бандита «Нечай». Находясь в банде, неоднократно участвовал в боях, расстрелах и грабежах мирных граждан польской национальности, вёл вооруженную борьбу против Красной Армии. В 1943 г. в составе сотни вооруженных бандитов участвовал в расстрелах мирных жителей в селе Замогильное Торчинского р-на, где бандой было сожжено 13 дворов, расстреляно 10 человек и разграблено их имущество. В августе 1944 г. в составе куреня бандитов УПА перешёл линию госграницы со стороны Польши с целью ведения вооруженной борьбы в тылу Красной Армии. В последних числах августа 1944 г. совместно с сотенным Крух и еще двумя бандитами был обнаружен в укрытии в селе Рыковичи Порицкого р-на подразделением красноармейцев и на предложение сложить оружие открыл огонь. Был ранен и захвачен. Военным трибуналом войск НКВД Волынской обл. в октябре 1944 г. приговорён к высшей мере наказания – расстрелу. В декабре 1944 г. Президиум Верховного Совета СССР заменил ему высшую меру наказания на 20 лет каторжных работ. В лагере работал поваром. В ходе побега был ранен, после чего застрелен Тонконоговым.

Демьянюк Дмитрий Васильевич, 1921 г.р., уроженец г.Тульчин Ровенской обл., украинец, образование десять классов, учитель средней школы, в Красной Армии не служил. Являясь подрайонным политреферентом ОУН*, имел в подчинении 4-х пропагандистов. Сам лично написал 20 лозунгов с восхвалением фашистской организации, 2 лекции «Борьба ОУН* с большевизмом за свободу и независимость Украины». В банде находился до момента задержания. Военным трибуналом войск НКВД Ровенской обл. в марте 1945 г. приговорён к 20 годам каторжных работ. Работал в обслуге лагеря водоносом.

Клюк Дмитрий Афанасьевич, 1927 г.р., уроженец села Солов Волынской обл., из крестьян, украинец. На территории, оккупированной немецкими войсками, в июле 1943 г. вступил в УПА*. Среди жителей села проводил агитационную работу, призывал к вступлению в УПА*, выявлял советский актив. Осуждён Военным трибуналом войск НКВД Волынской обл. в декабре 1944 г. по ст. 54-1а УК УССР на 15 лет каторжных работ. Работал забойщиком в бригаде Янцевича.

Гой Иван Федорович, 1919 г.р., уроженец Люблинского воеводства (Польша), украинец, крестьянин. В июне 1944 г., находясь в так называемой группе самообороны, принимал участие в обстреле польского населения села Шевина. Тогда же добровольно вступил в банду ОУН*, назначен комендантом боёвки. Находясь в банде, имел кличку «Выщий», руководил охраной окружного руководства ОУН*. Осуждён в марте 1945 г. Военным трибуналом Львовского военного округа по ст. 54-1а УК УССР на 15 лет каторжных работ. Работал дневальным в бригаде Тонконогова.

Янцевич Михаил Ульянович, 1917 г.р., уроженец города Слуцка Минской обл., украинец, из крестьян. До оккупации фашистами Волынской обл. работал председателем сельпо района и как руководящий работник имел отсрочку от призыва в Красную Армию. При отступлении Красной Армии, имея возможность эвакуироваться, остался на оккупированной территории. С приходом немцев в июне 1941 года поступил на работу председателем Райпотребсоюза, где проработал в течение двух лет, организуя заготовки для немецких властей. Входил в круг руководителей ОУН*. Военный трибунал войск НКВД Волынской обл. в январе 1945-го года квалифицировал действия Янцевича по ст. 2 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 г. №39 «О мерах наказания для немецко-фашистских злодеев, виновных в убийствах и истязаниях советского гражданского населения и пленных красноармейцев, для шпионов, изменников родины из числа советских граждан и для их пособников» и определил ему меру наказания в 15 лет каторжных работ. Работал бригадиром забойной бригады.

Двенадцатый участник побега – Солдатов Н.А., единственный кадровый военный в группе, старший инженер-лейтенант, Военным трибуналом Таллинского морского оборонительного района Краснознамённого Балтийского флота в ноябре 1944 г. осуждён по ст. 193-5 п. «а» (оскорбление насильственным действием подчиненным начальника при исполнении обязанностей по воинской службе) и ст. 136 ч. 2 (убийство, совершенное военнослужащим при особо отягчающих обстоятельствах – в нетрезвом виде убил милиционера, пытавшегося пресечь его хулиганские действия), был приговорён к расстрелу. В январе 1945 г. Президиум Верховного Совета СССР заменил ему высшую меру наказания 20-ю годами каторжных работ. В лагере работал хлеборезом.

Возникает вопрос: можно ли назвать работу художника, парикмахера, портного, повара, сапожника, водоноса, дневального, хлебореза и даже бригадира каторжной?

В очерке А.Бирюкова можно не согласиться с тем, что в приговорах на преступников он находит «вымученность и неубедительность формулировок» и даже высказывает предположение, что осуждённые по ним могут быть реабилитированы.

Однако «вымученные, неубедительные формулировки» можно объяснить тем, что в то военное и послевоенное время сотрудники спецслужб, занимавшиеся борьбой с националистическим подпольем, не смогли в силу понятных причин получить тот уровень юридического образования, который имеют нынешние исследователи. Тогда, прежде всего, нужно было учиться стрелять. И они это умели. В ходе войсковых операций уничтожались националисты, которые оказывали ожесточённое сопротивление. А это были те, кому терять уже было нечего. Но для следствия нужны были и живые, кто мог дать показания. Материалы в отношении подобных по минимуму преступных эпизодов направлялись в судебные инстанции для определения приговоров. На вскрытие других злодеяний время не тратили, оставляли это тем, кто занимался разработкой осуждённых в особых лагерях, – борьба с нацподпольем на территории его деятельности ещё требовала продолжения и сил. Те же преступники, которые были нужны для показаний, должны быть благодарны СМЕРшу, НКВД, МГБ, Красной Армии за то, что им сохраняли жизнь.

«Вымученность» и «неубедительность» формулировок совершенно не говорили о том, что за плечами людей, которых они касались, не было ничего иного противоправного, кроме «снабжения банды продуктами» или «доставки ОУНовской* почты». Эти новые эпизоды в ходе оперативных разработок вскрывались, а «снабженцы» и «почтальоны» получали новые наказания, вплоть до высшей меры.

В откликах на мои публикации о прототипах героев рассказа «Последний бой майора Пугачёва» одна читательница, преподаватель русского языка и литературы, задалась вопросом: «Неужели Шаламов сознательно лгал?». После этого я тоже задумался над данным предположением, и, ознакомившись с очередными архивными документами, прихожу к утвердительному выводу.

Достаточно известная, убеждённая и авторитетная в своём кругу троцкистка З., отбывавшая заключение, а затем ссылку на Колыме, работавшая бухгалтером в одном из райсоветов, давала своим сподвижникам следующие инструкции (архив УФСБ России по Магаданской обл., ф. 86, оп. 3, д. 141, с. 158-159, данные за июль 1953 г.):

«Каждый на своей работе, хоть незначительной, но должен делать ущерб, который отражался бы на других. Но надо всё делать под видом всяких ошибок и недоделок, чтобы не бросилось в глаза. И это, знаете, неплохо действует. Это нужно делать с толком, обдуманно и с перерывами».

Шаламов тоже был убеждённым троцкистом, о чём говорят его три судимости и содержание творческой деятельности после освобождения из мест лишения свободы, не совсем поддерживаемое тогдашними властями страны. Поэтому то, что он сделал героев своего рассказа незаконно пострадавшими от репрессий бывшими военнопленными, следуя указанной инструкции, вполне вероятно. В преступном мире, в местах лишения свободы принято воспринимать людей по их «масти», «окраске». Если говорить о неосведомлённости Шаламова в том, к какой «масти» относились прототипы его рассказа, из какого лагеря беглецы и кто в этом лагере сидел, значит признать автора не совсем умным человеком, не опытным «сидельцем». А таковым он не был – у Шаламова, как у литератора, хорошая жизненная школа, включая лагерный период. Называя лагерь школой, он говорил: «Не знаю, состоялся бы я, как писатель, если бы не те годы бесконечного ужаса и унижений, проведённых мной в лагерях». Тем более писатель работал в больнице – в месте, где сосредотачивается информация со всей обеспечиваемой этим заведением территории, и был более осведомлён, чем обычный заключённый.

Несмотря на то, что о настоящих прототипах рассказа «Последний бой майора Пугачёва» сказано и написано уже много, в том числе мной (Вместе с тем… Магадан: Новый формат, 2021, с. 78-122), он по-прежнему, несмотря на архивные доказательства, продолжает использоваться в качестве исторического свидетельства. Более того, некоторые издатели пытаются даже изъять из публикаций эту информацию. Не так давно я получил такое письмо от издателей альманаха «Колымский краевед»:

«Здравствуйте, Петр Иванович!

Я, как составитель и редактор сборника, и издатель выходим к вам с предложением немного изменить ваш очерк «Майоров Пугачевых было много». Разрешите, пожалуйста, изменить его название и убрать все куски, касающиеся Шаламова и его рассказа, а самого героя назвать NN. Во-первых, в таком виде очерк уже был несколько раз опубликован. Хочется хоть немного отличаться от предыдущих публикаций. Во-вторых, как мне кажется, аналогия вашего антигероя с прототипом героя Шаламова будет смущать читателей, которые могли и не читать Шаламова и тем более не знать реальную историю побега. Постоянное повторение имени Пугачев в связи с неблаговидной биографией «героя» создаст ненужные ассоциации и приведёт к неверным выводам. Это на мой взгляд и на взгляд издателя. Возможно, вы с нами не согласны, но думаю, что и без Шаламова история самодостаточна и убедительно доказывает, что таких вот «героев» на Колыме было предостаточно…».

_______________________________________________

* Организация признана экстремистской и запрещена на территории России.