Станислав ЗОТОВ. ПИСАТЕЛЬ И ЕГО ДОМ УТРАЧЕННЫХ ИЛЛЮЗИЙ. К 100-летию Юрия Трифонова

 

Станислав ЗОТОВ

ПИСАТЕЛЬ И ЕГО ДОМ УТРАЧЕННЫХ ИЛЛЮЗИЙ

К 100-летию Юрия Трифонова

 

Он ненавидел те времена,
потому что они были его детством.
Ю.Трифонов «Дом на набережной»

 

В 1951 году вождь страны победившего социализма Иосиф Сталин рассматривал новые произведения советских писателей на предмет присуждения им государственной премии своего имени. Он сам читал и производил отбор произведений, не доверяя литературным советникам, и часто решения его бывали парадоксальны и непредсказуемы. А в этом же году заканчивал курс в Литературном институте имени А.М. Горького молодой начинающий писатель Юрий Трифонов.

Ему тогда было 26 лет. Немного, а за плечами уже стояла сложная и во многом трагичная жизнь, тесно связанная с жизнью ребят его поколения. Он, правда, не прошёл через фронт, в 1941 году ему было только 16 лет, но был расстрел отца, Валентина Андреевича Трифонова в 1938 году, старого большевика, обвинённого в троцкизме; арест матери, Евгении Абрамовны Трифоновой (в девичестве Лурье), как «члена семьи изменника родины» и её заключение в карагандинский лагерь; с началом войны эвакуация в Ташкент, а с 1942 года он, вернувшись в Москву, уже трудился на оборонном предприятии – авиационном заводе в Тушино.

После ареста родителей от отправки в детский дом для «детей изменников родины» его спасла бабушка по матери Татьяна Александровна Лурье, в девичестве Словатинская. Тут завязалась сложная история, связанная с личными отношениями между еврейским семейством Лурье и самим Иосифом Виссарионовичем. В смутном 1917 году, перед октябрьской революцией семейство меньшевика Абрама Павловича Лурье жило в Петрограде на Васильевском острове, и их квартира часто использовалась и большевиками и меньшевиками как конспиративная для укрытия от возможных арестов. Ведь в состав Временного правительства входили и меньшевики.

Много там перебывало деятелей революционного движения, но запомнился Иосиф Джугашвили, невысокого роста человек, весёлый, любивший грузинскую музыку и танцы. Он был вдовцом и присматривал себе новую жену. Очень ему понравилась молоденькая дочка Абрама и Татьяны Лурье Евгения. Но она была совсем маленькой, родившаяся в 1904 году, ей тогда было 13 лет. Позднее Сталин, а это был он, взял себе жену из другого семейства большевиков, Аллилуевых, Надежду Аллилуеву, а та была только на 3 года старше Евгении Лурье. Как знать, могло случиться ведь и так, что не Аллилуева, а Евгения Лурье стала бы женой «отца народов», тогда Юра, сын Евгении Лурье, мог быть сыном Сталина... 

Нет сомнения, что Сталин помнил всю эту историю и когда ему попалась повесть выпускника Литературного института Юрия Трифонова «Студенты», хорошая, правильная повесть, где осуждались космополитические взгляды, начинавшие тогда развиваться в студенческой среде, то, на удивление многим, он определил молодому и никому не известному автору Сталинскую премию 3-й степени. А ведь знал наверняка, что отец этого студента «враг народа», расстрелян, а его знакомая бывшая маленькая девочка из Петрограда, которой он некогда симпатизировал, отсидела без всякой вины восемь лет в лагерях...

Тут многое сошлось, наверное, не только история симпатий Сталина и девочки Евгении, матери будущего писателя, но и то, что мама Евгении, бабушка Юры Татьяна Словатинская (после смерти своего супруга она вернула себе девичью фамилию), числилась в партии как старая большевичка с дореволюционным стажем, во время гражданской войны служила в политотделах разных частей Красной Армии, и знала многое такое, о чём предпочитала помалкивать. А после гражданской работала техническим секретарём в ЦК партии, даже вела протоколы заседаний Политбюро и, конечно, лично общалась со Сталиным.

Впоследствии её правнучка Ольга Трифонова писала: «В идею создания справедливого общества, идею коммунизма, бабушка поверила с ранней юности и осталась ей верна. Бабушка, конечно, видела, что происходит вокруг, но объясняла это тем, что для партийных руководителей главное – построить социализм. Как живут при этом, страдают и гибнут миллионы людей в стране – неважно. Одобрить это изуверское отношение к людям бабушка, конечно, не могла. Она говорила мне: «Если бы ты знала, как они все изменились, как испортила их власть!». Бабушке, техническому работнику, были неизвестны документы, рассекреченные в наше время. Я думаю, что это и хорошо. Для неё многое было бы мучительно, непереносимо».

Но, тем не менее, Татьяна Словатинская, была, разумеется, отстранена от работы в ЦК после ареста её зятя Валентина Андреевича Трифонова и её любимой дочери. Подрабатывала печатаньем на пишущей машинке и другим случайными заработками, но тянула внука Юру и внучку Таню. Как старая большевичка была с началом войны вместе с внуками отправлена в эвакуацию в Ташкент. А судьба её дочери Евгении всё-таки сложилась благополучно. Она была освобождена из заключения в мае 1945 года, на радостях от Великой Победы. Возможно, и тут было некое влияние со стороны «вождя»? Никто этого не знает.

Но жестокость, с какой расправились с его отцом, Юрий Трифонов запомнит на всю жизнь и это и будет началом его душевных мук и постепенной утраты иллюзий, свойственных молодым людям его поколения. А ведь детство будущего знаменитого писателя складывалось очень хорошо. Он рос в необычайных для времени 30-х годов прошлого века тепличных условиях. Его отец, выходец из «красных казаков», уроженец станицы Новочеркасской на Дону, но начавший свой жизненный путь рабочим, рано сблизился с большевиками, активно воевал на фронтах гражданской войны, а после разгрома белых стал даже на два года руководителем военной коллегии Верховного суда СССР (1924 – 1926 годы), именно в это время в его семье в 1925 году родился сын Юрий. Впоследствии Валентин Андреевич стал крупным хозяйственником – возглавлял до 1937 года Главный концессионный комитет при Совнаркоме, контролировал работу иностранных концессий на территории СССР (были, оказывается, и такие в сталинские времена, иностранный капитал помогал, получается, строить социализм в одной единственной стране!), был по статусу приравнен к народным комиссарам (так тогда именовались министры правительства) и имел роскошную квартиру в специальном правительственном доме, выстроенным напротив Кремля.

Теперь этот дом именуется «Домом на набережной», после выхода одноименной повести Юрия Трифонова. Вот интересно, что в этой повести, её главный герой, некто Глебов, от лица которого ведётся повествование, не жил в детстве в этом важном доме, а жил рядом, в коммуналке, в каком-то неприглядном строении, но ходил в правительственный дом в гости к своему школьному товарищу, некоему Лёве Шулепникову, пасынку крупного деятеля, и поражался роскоши его апартаментов.

Но ведь Юра Трифонов на деле сам жил в таких апартаментах, пока не грянул 1937 год, и получается, что Лёва Шулепников – это и есть будущий писатель Трифонов? Этот Лёва Шулепников описан в произведении, как довольно неприглядная личность – заносчивый, избалованный, самонадеянный «мажор», который постоянно выставляется перед сверстниками своими возможностями, притом всё время врёт и приписывает себе всякие подвиги. Впоследствии, уже в 70-е годы, герой повествования видит этого Лёву спившимся, окончательно опустившимся, почти бродягой (в советское время таких называли бичами – бывшими интеллигентными человеками), зарабатывающим себе на водку погрузкой шкафов и диванов в мебельном магазине.

Возникает предположение, что Трифонов точно спроецировал через этого Лёву свою собственную судьбу, которая могла его постигнуть, если бы его отец оставался важной шишкой, а сам Трифонов так бы и пребывал в разряде «золотой молодёжи», не привыкшей трудиться, избалованной и никчёмной. Но так не случилось. Судьба повернулась иначе к его заслуженному отцу. В 1936 году «хозяйственник» Валентин Андреевич Трифонов разразился рукописью «Контуры грядущей войны», где попытался представить себе будущий военный конфликт с Германией, уже готовившейся к такой войне под властью гитлеровцев.

Он проанализировал в этой рукописи возможный ход такой войны между СССР и нацистской Германией и пришёл к выводу, что официально принятая тогда доктрина о том, что «воевать будем на чужой территории большим ударом» неверна. Он предположил, зная реальную военную мощь Германии, что война может начаться внезапно с неспровоцированного нападения немецких вооружённых сил на СССР, а наша армия будет к этому не готова. Потому предлагал усиливать насколько возможно нашу приграничную оборону, строить укрепления вдоль границ, создать мощный флот бомбардировочной авиации, чтобы сильнейшими воздушными ударами парализовать военный потенциал врага, а уж после перейти в решительное наступление, так как затягивать войну тоже не следует, это принесёт тяжёлые экономические и людские потери для страны.

Предлагалось также заранее эвакуировать оборонную промышленность на восток и там создать мощную оборонную базу. В общих чертах ведь так всё и произошло впоследствии, но в 1936-37 годах его никто в сталинском руководстве не понял. Ведь совершенно же ясно было нашим вождям, что как только Гитлер нападёт на СССР, так в ту же минуту немецкий пролетариат поднимет революцию в Германии, а после с цветами будет встречать нашу Красную Армию освободительницу в Европе.

Не напоминает ничего? Что-то из надежд начала нашей военной операции на Украине... Но «красный казак» Валентин Андреевич был так уверен в своей правоте, что отпечатал на машинке несколько экземпляров своего трактата и разослал их лично и Сталину, и Молотову, и Ворошилову, и Берии... Закономерно, что эту рукопись посчитали провокационной, а так как отец будущего писателя не унимался и всё пытался доказать свою правоту, досаждая Сталину письмами, то 21 июня 1937 года (ровно за четыре года до «внезапного» нападения немцев!) его взяли под белые ручки и отправили к тому же Берии, где старый большевик был быстро «разоблачён» как сподвижник Троцкого и в марте 1938 года осуждён военной коллегией Верховного суда, той самой, которую он и сам когда-то возглавлял, но в которой теперь заправлял держащий нос по ветру Ульрих, к «высшей мере социальной защиты». Приговоры приводились в исполнение сразу в день вынесения решения прямо в здании суда...

И вот скажите, как со всем этим было жить писателю Трифонову, Юрию Валентиновичу? Горькая слава «сына врага народа» будет преследовать его до 1955 года, когда и его отец и его мать будут окончательно реабилитированы. Но боль за судьбу отца не оставит его всю жизнь. Эта боль выплеснется на станицы его самой известной книги «Дом на набережной», вышедшей уже под закат жизни самого писателя в 1976 году. Будет впервые опубликована в журнале «Дружба народов».

Но кто читает эту пронзительную книгу, тот не найдёт в ней никакого особого политического диссидентства, хотя и поднимается тема репрессий. Но эта книга вовсе не написана для борьбы со «сталинизмом», чем прославился Солженицын, это, скорее, исповедь человека того поколения, который был воспитан на идеях построения нового социального строя в своей стране, и искренне верил в эти идеи, а к концу жизни разочаровался и утратил иллюзии. И всё это передано через обычный московский быт, что характерно и для других «московских повестей» Трифонова, через личные взаимоотношения людей из числа советской интеллигенции, какие-то всё время не складывающиеся, часто нелепые, безрадостные. Читаешь эти повести и порой кажется, что сама почва уходит из-под ног рефлексирующих героев Трифонова, и вовсе не из-за происков властей, а из-за ощущения утраты надежд и разочарования.

И всё-таки нельзя не сказать, что Юрий Трифонов был до мозга костей советским писателем, писал романы и повести вовсе не только о московском бестолковом быте, а и о революционном прошлом России, судьбах революционеров. В серии «Пламенные революционеры» вышел его роман «Нетерпение» о народовольцах, убивших царя, о террористе Желябове. О гражданской войне роман «Отблеск костра», во многом раскрывающий судьбу его отца. Могила старого большевика Валентина Андреевича Трифонова неизвестна и прах его смешан с прахом многих жертв террора 1937-38 годов, но его сын поставил ему символическое надгробие на Кунцевском кладбище в Москве, рядом с могилой своей матери Евгении Абрамовны, умершей в 1975 году. Сам писатель пережил свою мать ненадолго, умер от болезни почек в марте 1981 года и похоронен там же на Кунцевском... В том году ему могла бы быть присуждена Нобелевская премия, но до этого события он не дожил, а покойникам эту премию не присуждают.

Книги Юрия Трифонова, может быть, грустно читать современному поколению молодёжи, но тому, кто хочет разобраться не в политических, а, скорее, в морально-этических причинах крушения нашей бывшей великой страны через 10 лет после смерти писателя, их прочесть необходимо, ведь эти причины не исчезли и посейчас.