Александр БАЛТИН. ВЕЛИКОЕ ИСКУССТВО ДЕЛАЕТСЯ ТОЛЬКО В ИМПЕРИЯХ. Поговорим о кинематографе

 

Александр БАЛТИН

ВЕЛИКОЕ ИСКУССТВО ДЕЛАЕТСЯ ТОЛЬКО В ИМПЕРИЯХ

Поговорим о кинематографе

 

Силы света

Советские комедии обладают своеобразным терапевтическим эффектом: заряженные почти мистической силой, созданные при этом в государстве, отрицающем всякую мистику, они словно снижают уровень агрессии в мире, тонко давая баланс золотого расклада нужных сил.

Силы света!

Ими пронизаны хоть «Служебный роман» с его тончайшей мелодией взаимоотношений, хоть «Не может быть!» – мещанский бурлеск, так мощно и виртуозно исполненный Гайдаем, хоть «Джентльмены удачи», чья приключенческая линия даётся таким сиянием доброты, что и зритель делается чище.

Лучше?

Тем не менее, советские комедии, перлы этого жанра (числом до 50, что очень много, учитывая количество мусора, произведённого, увы, в недрах кинематографа), работают на катарсис: так точно обозначенную Аристотелем сущность искусства, которая остаётся прежней, к стыду современного российского кино, не способного выдавить из своей блёкло-тёмной массы ничего, работающего в этом плане…

 Взрывается Александр Калягин, вовлечённый во внезапное действо бурлеска «Здравствуйте! Я ваша тётя»…

Мы впитаем множество веселящих, но и завораживающих сцен, и чуть видоизменённые, обратимся к «Золушке», исполненной Надеждой Кошеверовой, исполненной так, что понятие «чистота» вовсе недоступное современному социуму, становится очевидным.

Необходимым…

Только большое сердце обеспечивает полноценную жизнь: именно большое определяет меру самопожертвования и готовности раствориться в других, и Гарин-король так хорошо завершит фильм великолепной своею, точной и правильной речью.

В советских фильмах – была правильность.

В них – иногда и праведность прочитывалась, истолкованная по- советски: через честность, доброжелательность, отказ от эгоизма, и всё ту же чистоту…

Два перла, связанные со школой: «Доживём до понедельника» и «Ключ без права передачи»…

Оба – такими наивными кажутся сейчас: но – да здравствует эта наивность!

У неё стоит учиться!

Ей стоит лечиться – современным людям, которые больны, сукровица бурая, цвет греха сочится – эгоизмом и прагматикой…

Конфликты?

Но там и конфликты – связанные с бытийными темами, не с обретением дач, машин, роскоши, власти, но с – зачем живы?

Чем жив человек?

Мучительно вызревает понимание этого в ребятах: в разговорах, поступках, сложности отношений.

Словно аура световая одевает советские эти школьные фильмы, и то, как нежно-романтично трактуется школьная любовь, завораживает теперь, когда любовь в основном сведена к физиологии.

К голому глаголу действия.

Чувства, показанные в советских фильмах, настолько отличаются от нынешних, смазанных матом и низиной души, ставшей нормой, что величие империи, производившей такие фильмы, становится очевидным.

…Великое искусство делается только в империях.

Увы…

А вот – экранизация «Трёх Толстяков», перлов уникального стилиста Юрия Олеши.

Власть их вечна.

Тоже констатация, отдающая паскудством.

Но – как представлено низвержение их: с каким восторгом красок и действа, с монументальной выверенностью кадра, с блеском актёрских ролей…

«Москва слезам не верит» – пересматривается в тысячный раз, и в тысячный раз ты, зритель, пробуешь вывести код разницы.

И ничего, кроме ударного, высокого слова – «чистота» – вновь не выводится.

«Дом, в котором я живу», так туго, виноградной гроздья, совмещающий нежность и мужество…

«Верные друзья» – словно раскрывающие код дружбы.

Перечисление не имеет смысла – слишком велик реестр качественных кинокартин.

Советский кинематограф, начиная звучать величием Эйзенштейна, дававшего ходы и приёмы кино поколениям режиссёров всего мира, проходя через Пудовкина и Довженко, обогащаясь новациями Дзигана и Дзиги Вертова, вышел на уровень фильмов пятидесятых-шестидесятых-семидесятых… и чуть так далее – и явил миру образ невиданной чистоты…

Жаль, что потом всё залило грязью…

 

Пересматривая фильм Динары Асановой

1976 год. Мир без тотальной власти денег, без заказных убийств, без назойливой рекламы, уродующей мозги.

Без сериалов.

Мир, где литература воспринимается как самосознание народа, и дети, хотя и почти выросшие, спорящие о ней, дышат чистотой и подлинностью.

Мир – «Ключа без права передачи».

Поэзия Динары Асановой держится на таких тонких субстанциях, как человеческая сложность и чистота: именно, что даже конфликты, несколько наивные с точки зрения современной дрянной изощрённости, воспринимаются чистыми.

Тайна Марины (Проклова) – подростки льнут к ней – проста и сложна: она и сама молода, столь открыта им, школьникам; правда, открыта душою…

Современное общество, кажется, заменило сие понятие эгоизмом и прагматикой.

Зачем душа-то?

Что разбирать в Макбете, Герцене или «Анне Карениной»?

Это не поможет укорениться в жизни.

Хотят ли укорениться в ней – те ребята?

Хотят, но совершенно по-другому, нежели теперь.

Ведь это мир, где бизнес, денег псевдоним, отсутствует, где работа подразумевает глубину постижения предмета и самореализацию с предельной отдачей чистоты и честности.

Мир был идеальным?

Где там! столько, у живших тогда, вспомнится негатива…

Но он не был миром Трёх Толстяков, уродующим душу, если не отменяющим её вообще.

И души детей-десятиклассников – необыкновенны: они проступают и сквозь глаза, отражаясь в них, и через поступки, и через влюблённости: такие нежные и трогательные.

Как далеко всё было.

Как… рядом.

У того мира стоит поучиться, кстати.

Как у Марины, получившей словно магическим путём ключ от душ детей: но – без права передачи.

Десятиклассники вокруг неё.

Они на уроках решают проблемы бытия, которые не решить, но без попытки решения и в жизнь выходить не стоит.

Они собираются у неё дома: счастливые: она их центр – интеллектуальный, нравственный.

Они любят её.

В её образ вшифрован секрет успеха высокой педагогики…

Они выросли хорошими людьми – эти дети.

Но вот после 91-го – что с ними стало?

Однако, поэзия Асановой – поэзия чистоты.