Александр БАЛТИН. ЛИТЕРАТУРА И РОССИЯ ЛИДИИ СЫЧЁВОЙ. О книге «Честь таланта»

 

Александр БАЛТИН

ЛИТЕРАТУРА И РОССИЯ ЛИДИИ СЫЧЁВОЙ

О книге публицистики и критики «Честь таланта»

 

Есть определяющий вектор литературного дарования – проза, публицистика, критика; но бывает, писатель, носитель дара, совмещает органично разные жанры в алхимическом пространстве собственного сердца, и может работать аккордно…

Такова – Лидия Сычева: интересный тонкий прозаик, острый и точный публицист, вдумчивый литературный критик, понимающий, насколько литература, даже выведенная, по большому счёту, из оборота читательского внимания – важна.

Литература – самосознание народа: так есть и будет, пускай и не спешат люди соприкасаться с нею, предпочитая вращение в мире соблазнов…

Итак, новая книга Лидии Сычёвой – публицистическая и литературоведческая, анализ соединяется с художественной подачей фразы, с высококачественной выделкой предложение.

Это, в общем, необходимое условие – никаких провисаний быть не должно, публицистика, сработанная без художественного огня, – мертва, не зажжёт читательское сердце, да и литературная критика должна делаться на высоте исследуемого объекта.

Неравнодушие Сычёвой завораживает: она стремится бередить воспринимающее сознание, бить в бубен читательского сердца – чтобы широко пошёл отзвук.

Благородно вибрирует уже и название книги: «Честь таланта» – есть в нём отзвук литературного долга и дерзновения, порой в нынешние времена труд писателя-критика подобен подвигу, ибо идёт от верности высокого смыслу и самопожертвования: выживают многие как могут, поскольку с развалом Советского Союза была – и безнадёжно – развалена советская наиболее оптимальная гонорарная система.

Не сгибаться, однако, не сдаваться мелочным, в материальности завязшим временам!

«Честь таланта» и – подзаголовок: «О литературе и России»…

Сочинения Сычёвой пронизаны нежной, теплой любовью к Родине, лучевидно исходит от произведений своеобразное свечение, облучающее воспринимающие сердца; и боль за Россию, пронизывающая многие тексты, логична, учитывая всё, что выпало на долю родной страны-стороны!

Так бы хотелось осветления!

Начинается книга эссе о Бунине – «Бунин и мы»…

Мы – сегодняшние: иссуетившиеся, увы, не способные уже слышать чистейшие мелодии бунинского завораживающего великолепием языка.

А год – юбилейный, 155-летие классика будет в октябре, и плавное, спокойное струение статьи, точный звуковой камертон воздействуют сразу же – душевно питательно пишет Сычёва:

«Как странно, удивительно всё совпало!.. Эти строки я пишу в бунинских местах, в краях воронежских, и вижу то же небо, что и он, – то серое, с розовато-фиолетовой дымкой у края, а то вдруг набухшее тяжёлой дождевой тучей; вижу вороньи «слёты» на большом тополе, долгие, важные «совещания» чёрных, деловитых птиц, похожих на только что получивших должности чиновников; вижу догорающее пламя отчаянно-оранжевых листьев – с каждым днём огня всё меньше, всё тоскливей окрестности, всё тревожней на сердце».

В тихой ритмике речи Сычёвой – такая сила заложена!

Никакой аффектации, не надо пафоса, всегда отдающего ложными оттенками: всё по делу, спокойно, размеренно, и…

Согрето любовью.

Разумеется, Сычёва пишет своего Бунина: перемежаются – рассуждения о словах классика, мелькают его дневниковые записи, свечи своих впечатлениях, и взаимоотношения с Буниным высвечиваются постепенно, наливаются красотой осенних огней.

Сычёва пишет многослойно: здесь, в повествовании, посвящённом Бунину, возникнут и воспоминания о её читательском восприятии Виктора Лихоносова, шедшего в построении фразы от Бунина…

Многое, многое смешивается, чтобы объёмно, симфонично прозвучала статья, чтобы, словно кружась, поднялась со страниц, запечатлелась в душах…

Собственно, иногда кажется, что Сычёва создаёт своеобычный жанр – рассказ-эссе: так строится текст о Николае Некрасове, когда жизненные картины, данные в начале его, постепенно переходят в анализ некрасовского словесного свода.

А начинается произведение густым течением рассказа:

«Снежная, морозная зима. Вьюга намела серебристые сугробы-барханы – выше окон нашего невысокого деревенского дома. Буря бушевала ночью, а днём – ослепительный блеск сверкающего великолепия. Тугие, будто натянутые покрывала, снега, жемчужные, заснувшие в палисаднике деревья».

Поэзия в прозе, снежное словесное кружево!

Россия – обязательна: всё происходит в ней, на фоне её, мы растворяемся в величии страны, в горе её и безбрежности, и, сколь болел Некрасов Русью, столь же проявляется и любовь к ней у Сычёвой, так своеобразно исследующей его поэтический сад.

Она и сама разбивает словесные сады – Лидия Сычёва – многоствольные и многолиственные, красивые, в них легко дышится.

Упомянутая в недрах статьи встреча с Валентином Сорокиным – разовьётся в дальнейшем корпусе книги в повествование о нём: монументальном и светлом, световая составляющая определяла поэзию Сорокина, как и он сам, его образ, жизнь и поэзия были чрезвычайно значимы для жизни Сычёвой.

«Русский крест судьбы».

Мощь, завораживающая мозг.

Без креста – какая ж судьба в России?

Валентин Васильевич Сорокин.

Поэт, словно расшифровавший код русскости: с задумчивостью и мечтательностью, с полюсами – с одной стороны: небо близко, с другой… всевозможные падения манят; с историей, так бушевавшей, что будто и ныне от многих событий отзвуки долетают в действительность, вороша её, требуя постижения.

Русский космос плотно наполнил свод произведений, оставленных Сорокиным миру.

Природа русская – словно тайна её растворена в крови поэта, и писавший ею и душою, конечно, давал образы, врезавшиеся в память со сквозной отчётливостью – даже печальны если, даже когда смертной тенью смазаны.

Смерть – не финал: величественный переход, и – как знать? – какие возможности для запредельного творчества открывает она?

«Русский крест судьбы» построен в форме беседы с поэтом… интервью тут не слишком подходит: здесь именно основательность крепкой и неспешной русской беседы разворачивается – валами жизни.

Сычёва спрашивает.

Сорокин повествует.

Он повествует о бытование своём земном изначально – от детских времён, от первых поэтических впечатлений.

Интересно: поэт, первым сильно тронувший душу Валентина Сорокина – Василий Фёдоров: корневой русский сладкопевец, идущий от глубин российских и поднимающийся в небеса…

В метафизические небеса устремляется подлинный поэт – как Фёдоров.

Как Сорокин.

Рассказ о жизни длится, он петляет в лабиринтах событий, жизнь была непростой, тёрла в ладонях, а они – вечно шероховаты.

О встречах рассказывает поэт, о нюансах советского литературного быта, то, что 13 лет не выпускали за границу – обычно для тогдашних времён, и никаких обид не вызывает, просто констатация.

Был в Сорокине хороший, белой солью отливающий стоицизм – что бы ни случилось – всё на пользу, всё дарует беспрецедентный опыт, всё ляжет после в ёмкости поэтических слов.

Мудрость накапливается с онтологическим опытом:

«Никогда не надо уходить от вздоха народа, если вздох этот – горький. Никогда не надо забывать то, что говорит о жизни, о государстве, о руководстве народ. Если поэт убегает от этого знания, он превращается или в очень сытого крота, или в лёгкую, шуршащую мышку».

Сорокин и не уходил, как сказовый богатырь выстаивая против любых бед, болея за Русь всей крепостью душевного состава, и творя, бесконечно созидая собственные созвучия – какие от времени укрепятся только, и… сколько ещё душ высветлят, дав им варианты литературного откровения?

Ведь Валентин Васильевич Сорокин никогда не забывал, что литература есть самосознание народа: какие б ни царили времена.

Сычёва разнообразна, как разнообразна Россия: вот статья «Дагестан и дагестанцы» – статья крепко сработанная, и сразу же предупреждая: «К Дагестану я отношусь серьёзно!» – Сычёва берёт немаловажную высоту – именно таковым и должно быть отношение к жизни (ирония и юмор, конечно, не исключаются).

Интересно строится эссе «Ангел милосердия» – просмотренный номер старого «Огонька» рождает формулу-вывод о тогдашней (речь о 1966) интенсивной насыщенности жизни: во всех аспектах.

Насыщена смыслами каждая статья Сычёвой, из тех, что сложили книгу.

Книгу – в которую стоит войти: чтобы соприкоснуться с жарким сердцем писателя, пропитаться его опытом, переданным через большой, световой в основе дар, с чем-то согласиться, многим обогатиться, просто – дышать благородным воздухом Литературы и России.