Сергей СТРУКОВ 
Сергей СТРУКОВ
АЙСБЕРГ
Притча
В северо-восточной части Тихого океана, в хмурых и штормовых водах вблизи Ледовитого океана произошло доблестное и достославное событие, а именно великая битва между русским крейсером и полчищем поганых кораблей противного нашему духу противника.
Вышел наш доблестный корабль на страшную и славную для него битву. Один супротив двух десятков алчущих христианской крови судов.
Мощным ударом из всех пушек поразил крейсер с десяток нечестивых лодок, превосходящих русский корабль безумной силою, но не отвагой. В ответ загремели пушки нечестивых, засвистели снаряды и налетели на доблестных русских героев. Вонзились бомбы в верхнюю палубу струга, пронзили обшивку между шпангоутами. Грянули разрывы и посекли осколками большую часть экипажа…
Как раненый зверь покренился наш крейсер. Один против всех. Один. Лишь только с Богом! Подбиты: запасной командный пункт, горит спардек, носовое орудие сбито, затоплены два отсека, раздроблены леера, огонь охватил газоходы… Ещё немного и пойдёт ко дну крейсер. Морская вода подбирается к переборкам, за которыми разместилась корабельная церковь. Ещё чуть-чуть… И вот прилетели два снаряда, как два копья в благородное сердце мученика… Пробиты переборки, поражён иконостас, тонет престол, погружается в морскую воду напрестольное Евангелие…
А проклятые эсминцы вражьи продолжают обстреливать крейсер. Сотни нечестивых артиллерийских жерл уязвили озарённые восходящим солнцем надстройки нашего «железного мученика»…
Перед грозной и последней минутой командир принимает решение: атаковать оставшиеся корабли врага и, не имея ни одного «живого» орудия, превращает крейсер в снаряд, в доблестный «сокол», им же прежде Русь открывала себе победы!
Накренился русский гигант – чуть ли не капитанским мостиком воду черпает. Мотористы раскочегарили двигатель на всю мощь, закрыли клапана и приготовились принять доблестную смерть. Быстрее пули полетел на вражье полчище русский крейсер. Удар! И форштевень смял ватервейсы двух эсминцев! Не выдержала русского духа броня волшебников! Разверзлось железо ада, и рванулась забортная вода в отсеки нечестивых, с остервенелой злобой побивая поганых супостатов…
Намеривалась вся команда крейсера принять героическую смерть за родину, но Богу рассудилось иначе… Когда дым рассеялся и бравурным шагом ушли два оставшихся после сражения вражьих эсминца, на морской глади покоились около трёх десятков русских моряков и раненый старпом. Почти все погибли. Потонуло, как думали, и напрестольное Евангелие…
Пока шло сражение, за неравной битвой наблюдали беспечные моряки других государств. Но увидев терпящих бедствие раненых, они на патрульных катерах приблизились к морскому «полю Куликову» и подняли из воды раненых…
Не подняли только Евангелие, считая его затонувшим…
Но промысел Божий и употреблённый в качестве украшения и спасения деревянный, дубовый оклад Евангелия сослужил добрую службу морскому сражению. Непобедимым осталось Напрестольное Писание. А значит, и победа русского духа осталась не поверженной!
Но Священному Евангелию угрожала морская вода, шторма. Немилосердный ветер гнал похожий на деревянную дверцу в райский сад оклад по безбрежным просторам в ледяные могилы океана…
Той самой минутой, в аккурат, привелось огромному Айсбергу проплывать чрез место достославного подвига русских моряков. Увидел он намокшую книгу внушительных размеров и подхватил на свои могучие ледяные плечи! Перевернулся Айсберг так, чтобы на самом верху оказалось напрестольное Евангелие…
Лёд медленно таял и пузырьки воздуха постепенно лопались, издавая удивительный шепот – песню жизни ледяной горы… Айсберг понимал, что несёт на своей главе нечто значительное, дорогое людям…
Тут села ему на ледяную макушку, чайка, и заговорила человеческим языком:
– Куда ты везёшь Священную книгу Бога, Айсберг?
– Я не знал, что эта Книга принадлежит Богу…
– Конечно, и Богу и людям… Коль скоро у тебя на макушке Священное Евангелие, то знай: люди без него просто не совершают своих странных богослужений… Мои родственники – бакланы, однажды вылечили своих заболевших птенцов…
– Как это может быть? – спросил Айсберг.
– Они прилетели с больными птенцами на крышу церкви и держали их там до тех пор, пока те не выздоровели.
– Тогда я сделаю всё, чтобы отдать Евангелие людям…
– Однажды я жила на крыше церкви и просила Бога, которому молятся люди, подать мне побольше мальков… И ничего не изменилось. Всё также приходится много летать и ловить рыбу самостоятельно… Я в Евангелие не верю.
– А я верю! – крикнул крачек, сев на ледяную поверхность Айсберга, и сложив огромные белые крылья. – Я молился Богу людей, и Бог дал мне великую силу пролетать тысячи километров и всегда удачно охотиться!
Вместе с крачеком опустились на лёд несколько бакланов и удивлённо посмотрели на Напрестольное Евангелие в резном дубовом окладе. Некоторые из них попытались клюнуть книгу в бок.
– Не трогать! – крикнул крачек, взметнув вверх белоснежные крылья и высоко вздёрнув голову в чёрном берете.
– Ты совершенно сошёл с ума, Айсберг! Чтобы тебе возвратить эту божественную Книгу людям, нужно плыть во Владивосток!
– Что с того?
– Но по пути во Владивосток тебя встретят тёплые течения, и ты погибнешь! Растаешь навсегда, словно бы и не бывало!
– Пусть я погибну… – отвечал твёрдо Айсберг, – но святыня людей, возвратившись к ним, принесёт великое спасение всему живому!
– Я покажу тебе лучшую дорогу в океане, Айсберг! А жизнь? Что жизнь? Сколько ни живи – не наживёшься вдоволь! – сказал благородный крачек и, взметнувшись вверх, совершил круг почёта над Айсбергом. – Я поднимусь высоко в небо и попрошу Бога послать нам попутные ветра. Они направят нас в Охотское море!
Благородная птица исчезла в небесах, а чайка опять приступила к рассуждениям, в которых не имела большого толка…
– Ты холоден и огромен, Айсберг! Весьма неприятное сочетание для жизни… Впрочем по моим наблюдениям за людьми и чайками, жизнь любят более те, кто живёт плохо, скудно. Лишённые всего, они влюбляются в эту проклятую суету и благоговеют перед всяким движением плоти. Наоборот: презирают жизнь роскошно и беззаботно живущие…
Тут Айсберг вздрогнул и направился в тёмные воды Берингова моря. Чайка от испуга взметнула крылья, но опомнившись, сложила их и усмехнулась собственной робости. Бакланы же взлетели и покинули шипящую поверхность ледяной глыбы. А сидевшие на пологих скатах Айсберга пингвины повалились навзничь, но тут же спохватившись и, возмущаясь, суетливо и быстро повскакивали, забегали, энергично махая короткими плавниками почти так же, как вертолёты своими пропеллерами…
– Ты двинулся к людям, в тёплые широты, безумный Айсберг… – произнесла с сожалением чайка. – А я уж было надеялась на торжество твоего скудного разума…
Тут возвратился с небес крачек и удивился, что чайка всё ещё возле Евангелия и разговаривает с ледяной горой…
– Айсберг, ветры ледовитого океана за нас! Но я вижу ты начал движение в субтропики прежде налёта могучего воздуха?
– Невидимая сила, распознав намерения моего холодного ума, помогла мне… – отвечал Айсберг. – Я плыву по повелению сердца…
Тут налетел ещё ко всему северный ветер и, уперевшись в могучую спину ледяной горы, ускоряясь с каждой милей, споспешествовал быстрому движению Айсберга в Охотское море…
Через двое суток, оставив на востоке Командорские острова, немного севернее острова Беринга, ледяной гигант вошёл в Камчатский пролив.
Когда отважная ледяная скала проплывала мимо поселения Петропавловск-Камчатского, в Авачинском заливе, откуда ни возьмись, появились камчатские бакланы и некоторые из них, садясь на холодную гору, сообщили:
– Воспользуемся безрассудством этого ожившего безумия и проплывём задаром по Охотскому морю. Но если приключится что-либо опасное или худо-бедное, улетим подальше от Ледяного Евангелия!
А тем временем, по мере приближения к Восточному морю, Айсберг незаметно таял. Священная Книга покоилось наверху мужественного льда и укрепляла решимость святой замёрзшей водяной горы, но ледяные силы постепенно таяли…
Крачек, взлетев в воздушные пределы северного ветра, попросил воздушные потоки охладить плечи Айсберга. Отчасти холодный воздух укрепил стойкость отважного путешественника, но ненадолго…
Между островом Парамушир с севера и островом Онекотан с юга огромное полчище чаек, бакланов, поганок и пеликанов появилось на горизонте, и село на ледяного рыцаря. Немного погодя прилетели гагары и два буревестника, охотно согласившиеся извещать о приближении шторма…
Величественно двигался по волнам Айсберг. Его могучие покатые плечи высоко поднимались над поверхностью моря. Заснеженная, широкая и белая, как головка сахара, верхушка отколовшегося ледника далеко была видна в океане; и столь величав и непреступен был весь вид достославной горы, что издалека любому моряку Айсберг казался бы непреступным средневековым замком, в ту пору, когда замки зимой засыпает ярким белоснежным пухом…
Белые башни, убранные снегом крепостные стены, брустверы и донжон, переполненные челядью-пингвинами мосты, дороги, арки и дозорные ледяные корзины, с размахивавшими крыльями императорскими бакланами: всё, всё плыло маленьким городом в залив Лаперуза, между остром Хоккайдо и южной оконечностью Сахалина.
Несколько южнее пролива Лаперуза нёс своё теплое течение пролив Соя. Но арктические ветры уберегли путешественников от пагубного влияния теплого течения и направили Айсберг значительно севернее в Японском море.
Однажды дождливым вечером крачек и буревестник полетели далеко вперёд, но скоро вернулись…
– На нас движется шторм, – сказал буревестник. – Шторм тяжёлый. Я видел не раз, как подобные шторма топили корабли и людей. Если б ты захотел остановиться, Айсберг, и лечь в дрейф, значительная часть тебя осталась бы без разрушения…
– Я несу Священное Евангелие… – тихо отвечал ледяной рыцарь. – Книга нужна людям. Без этой книги люди будут болеть, заблуждаться и искать пропавшее… Людям необходимо Евангелие. Я не сверну и не остановлюсь…
– Славный айсберг! – радостно воскликнул крачек. – Ты принял правильное решение! Сразимся с штормом! Разве не для этого мы родились!
– Сумасшедших становится всё больше, – вполголоса произнесла чайка. – И всё же я не покину ледяной дом, оттого что хочу увидеть, чем всё закончится?
– А твои друзья столь же далеки от любознательности, сколь и от храбрости… – заметил буревестник, указывая клювом на пингвинов-качалок, увидевших надвигающийся шторм и бросившихся прочь с Айсберга в морскую воду. Вода фейерверками разлеталась в стороны от падающих тел…
Вместе с пингвинами бакланы и пеликаны, а за ними поганки и гагары, что есть духу слетели с могучих плеч белой горы! Прочь! Спасая никому не нужные свои жизни, они тёмными стаями уносились что было духу…
Айсберг почувствовал, как в нижней его части, сокрытой глубоко под водой, притираясь широкими боками проплыли горбатые киты и касатки, словно останавливая его – идущего на смерть… Дельфины вынырнули и, пересекая дорогу к шторму, начали, подобно иголкам портнихи, нырять и выскакивать, словно бы прошивать поверхность воды так, как это делает добрая труженица, пытаясь наложить заплату, одну ткань на другую…
– Не хотите ли и вы оставить меня? – спросил Айсберг буревестника и крачека.
– К кому нам идти? – отвечал буревестник. – Ты один во всём океане доблестный служитель Бога!
И тут, подобно танковому удару, налетел шторм. Чайка забилась в протаявшую бойницу. Буревестник и крачек прижались к дубовому окладу Евангелия, пытаясь с его помощью защититься от ломового ветра и дождя. Вся сокрушительная лавина штормовой воды обрушивалась на смелых птиц, неся с собою ужасающую душу погибель…
– Благодарю вас, добрые мои друзья! – кричал сквозь ветер Айсберг. – Благодарю за то, что не оставили меня в эту трудную минуту!
– Пропади ты пропадом со своим Писанием! – вопила в ответ чайка, которую заливало холодной водой не хуже, чем других птиц, хотя и ледяная расщелина, в которой она нашла приют, имела большее преимущество в сравнении с положением буревестника и крачека, находившихся на самом верху, в эпицентре главного штормового удара…
Шторм обрушивал на отважных друзей тысячи тонн дождевой воды, морские волны били в Айсберг подобно тарану в ворота несдающейся крепости. Удар за ударом, вал за валом! Словно бы вся безумная стихия океана обозлилась на спасавших Священное Евангелие!
Не было никого, кто в эту отчаянную минуту мог бы сказать ветру и воде: «Умолкни, перестань...».
Не было и того, кто сказал бы, сколько времени прошло от начала шторма, – так ужасна и неправдоподобна была жестокая битва, устроенная озлобившейся стихией спасавшим священную Книгу!
Штормовой ветер нёс на смельчаков дождь с такой чудовищной силой, что казалось, некий недоброжелатель стоит с вами рядом и выливает на вас вёдра воды, одно за другим. Трудно было даже вздохнуть и поймать глоток воздуха – так сплошным беспросветным потоком лилась на смельчаков морская и дождевая вода! Даже горбатые киты покинули поверхность и погрузились на глубину…
– Где же ваш Бог?! – кричала из расщелины чайка. – Почему он позволяет стихии вредить спасению Книги?!
Но крачек и буревестник не отвечали: они с большим трудом удерживались наверху Айсберга, отчаянно клювами ухватившись за лёд!
Вдруг мощный морской вал, превосходивший прочие по силе, ударил в снежную стену и отколол чуть ли не половину ледяного замка! Айсберг охнул и остановился. Крачек и буревестник были сброшены чудовищным ударом и отнесены буйным ветром далеко прочь, в хмурые глубины штормового моря.
Но Айсберг устоял и удержал Святое Евангелие. Его верхний лёд крепко обхватывал дубовый оклад Книги и не позволял буре сотворить бесчинство.
Добрая половина отколотого льда начала медленно отдаляться от Айсберга и уходить в тёмную мглу, туда, куда бешеный ветер унёс друзей благородного паладина… Кто бы мог сказать в сию минуту неравнодушному участнику событий: где поверхность моря, а где небо? Всё окружающее слилось в едином буревращении солёной и пресной воды…
После сего невыносимого по последствиям удара шторм взялся стихать и к утру совсем перестал…
Выглянуло из облаков солнце и озарило поверхность Восточного моря… Одинокий Айсберг тихо плыл в сторону Русского острова, медленно тая на глазах. На вершине его о чем-то кликала чайка и всё также безмятежно покоилось Евангелие…
– Доплавалась, гора бесполезного снега! – возмущалась недовольная чайка. – Вот теперь мы остались одни. Друзья твои погибли! Куда плыть – никто не знает? Где они, эти православные? Где он, этот Русский остров? Вода нагревается час от часу и скоро ты растаешь, как мороженное, «аналой церковный»!
– Коль скоро Русский остров на юге-западе, выходит и путь держать следует на юго-запад. Туда, где тепло; туда, где встретят нас горячие течения…
– Вот сумасшедший! Лёд, а собрался плыть туда, где тепло! Ты же растаешь, умрёшь, не доплыв до берега! Мы всё равно не знаем, куда идти!
– Ведь это так просто – плыть надо туда, где твоя смерть…
Чайка в ярости на непонимание Айсберга резко взлетела с поверхности льда, бросив гневный взгляд на Книгу.
– Пропадай же ты пропадом!
Но через несколько минут, как ни странно, возвратилась на гору. Айсберг легонько рассмеялся. Чайка же села в хмуром молчании, сильно сжав себя крыльями с боков и опустив клюв.
***
Через несколько дней Ледяной рыцарь сократился вдвое. Горячие течения омывали бока холодной глыбы, вымывая значительные участки льда…
Айсберг таял на глазах. Теперь это был уже не белоснежный замок со сторожевыми башнями, а всего лишь невысокий холм… Но Евангелие всё так же безмятежно пребывало на его поверхности…
Ещё через два дня показалась земля, и редкие парусные яхты замелькали радостными флагами на горизонте. Русский остров вырастал из поверхности моря, а Айсберг уходил под воду, уменьшаясь на глазах. Чайка уже больше не призывала лёд к благоразумию, и только со смирением ждала, на её взгляд, бесславного конца арктического путешествия…
Вечером, уже более похожий на тонущий баркас, Айсберг вошёл в залив Патрокл и, употребляя последние усилия, двинулся к каменистому мысу, на вершине которого стоял храм Покрова Пресвятой Богородицы. Утром, едва забрезжило на горизонте огромное, как парус солнце и алая, подобная цвету Христовой Крови заря облила собою почти половину неба, растаявшая до размеров утлой лодочки ледяная гора приблизилась к берегу. Чайка взлетела и, покружив немного над крохотным Айсбергом и Евангелием, села на гладкую поверхность одного из береговых булыжников…
В это время приход храма Покрова, по обыкновению пасхальных служб на светлой седмице, вышел из трапезной части собора с тем, чтобы с хоругвями, Крестом и Евангелием, с песнопениями о Святом Христовом Воскресении обойти церковь… У сослужащего иерея, ввиду отсутствия канонического Евангелия, было в руках синодальное издание Ветхого и Нового Завета в кожаном переплёте… Напрестольное Евангелие было уже порядочно давно заказано, но пока медлило с прибытием во Владивосток…
Когда приход оставил позади паперть, и с сияющими лицами пёстрая толпа православных прихожан высыпала на правую сторону гульбища между оградой церкви и её правой стеной; и был уже прочитан отрывок из Нового Завета и совершено каждение; и весь сонм верных чад Божиих двинулся к центральной апсиде, юный алтарник Григорий Берестов, несший Крест, взглянув за церковную ограду, удивлённо воскликнул:
– А это что?!
Все обратили внимание на оконечность мыса, к которому плыло на скорости, превосходящей скорость крестного хода, Напрестольное Евангелие. Серый дубовый оклад, украшенный крестами и эпизодами из земной жизни Спасителя, нельзя было спутать ни с чем иным…
– Вот он твой бесславный конец, Айсберг… – печально произнесла чайка. – Ты стал меньше принесённой тобой Книги!
Напрестольное Евангелие коснулось берега и остановилось.
Айсберг не мог уже говорить, но, растаяв до размеров ладони ребёнка, с добрым чувством глядел, как от церкви бегут к нему люди… И в тот момент, когда руки отрока Григория с величайшим благоговением подняли из воды Напрестольный Завет, Айсберг растаял…
Чайка, печально поглядев на то место прибрежной воды, где только что исчез навсегда ледяной город, тихо произнесла:
– Никто и никогда из людей не узнает о твоем подвиге, Айсберг…
Она взмыла высоко в небо и, сделав три круга почёта над каменистым мысом, где погиб ледяной Воин, полетела в безбрежные просторы моря…