Игорь ИЗБОРЦЕВ. «МЫ ВЕЛИКОЙ НАДЕЖДОЙ БОЛЬНЫ». К годовщине памяти Владимира Кострова

 

Игорь ИЗБОРЦЕВ

«МЫ ВЕЛИКОЙ НАДЕЖДОЙ БОЛЬНЫ»

К годовщине памяти Владимира Кострова

 

В жизненной суете, в потоке событий и дат как бы не пропустить что-то действительно важное, то, что выбито на скрижалях памяти народной. Например, годовщину ухода в вечность нашего великого современника, «последнего этого века» Владимира Андреевича Кострова (21.09.1935 – 26.10.2022).

Вспоминаю о нём, как о живом. Еще недавно слышал в телефонной трубке его голос, а когда бывал в Переделкино, обязательно навещал его исполненный тепла и уюта дом, угощался чаем с чем-то сладким, который готовила его верная спутница жизни, его добрый ангел, супруга Галина Степановна. Вспоминаю его добрый взгляд с растворенной в нём улыбкой, его неторопливую речь, его теплоту, простоту, восхитительную детскую бесхитростность и, вместе с тем, глубину суждений; его стихи, которые он обязательно читал при встрече, и ты, слушая, таял в их благозвучье, русской неизбывности и глубине, мудрости, силе, а иногда и грусти:

Мы – последние этого века.

Мы великой надеждой больны.

Мы – подснежники. Мы из-под снега,

Сумасшедшего снега войны.

Можно ли слушать без волнения этот гимн уходящему веку? Гимн верности товариществу, высоким идеалам, любви к Отечеству, его истории. Гимн прощания, исполненный тревогой: не останется ли всё то, что пришлось им пережить, всё, что было их гордостью, честью и славой, только лишь данностью уходящей эпохи? Не умалится ли? Не станет ли в будущем лишь исчезающим эхом? Как это – быть «последними этого века»? А вдруг те, кто идут следом, всё забудут? Вдруг не учтут ошибок, ничему не научатся? От того беспокойно на душе! Потому-то так пронзительно, проникновенно звучит голос поэта:

Доверяя словам и молитвам

И не требуя блага взамен,

Мы по битвам прошли, как по бритвам,

Так, что ноги в рубцах до колен.

Но в конце прохрипим не проклятья –

О любви разговор поведём.

Мы – последние вéка. Мы – братья

По ладони, пробитой гвоздём.

«О любви разговор поведём…». Это и о себе, и о нас – как напутствие, как завет! Потому что «если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий» (1Кор.13:1). Здесь мудрость! Ведь Любовь – это не только близкие, родные, друзья, но и вера, страна, родное слово. А остальное – преходящее, т.е. временное, недолговечное, такое, что скоро проходит.

Время быстро идёт по маршруту,

Бьют часы, отбивая года.

И встречаемся мы на минуту,

А прощаемся вот навсегда.

Таков он, Владимир Андреевич Костров – философ, мыслитель, Поэт. Галина Степановна Кострова вспоминает: «В своих стихах он утверждал простоту и удивительную открытость любого проявления жизни: город и деревня, «физики» и «лирики», романтика великих строек и поэзия домашнего очага. «Россия для поэтов – не просто пространство и время, а судьба, тавро которой не вытравить и не убить», – писал поэт. Таково его кредо. В конце 1950-х – начале 1960-х в литературе разгорелся спор «лириков» и «физиков». У Кострова в том споре своё особое место. Он не за «физиков» и не за «лириков», а за «химиков». То есть за людей, умеющих соединять, казалось бы, несоединимое: он подошёл к этой проблеме с позиции красоты, а не с позиции силы: «Я встретил на Братской рабочую силу, / Она оказалась девчонкой красивой…»».

Костров и сам был бесконечно обаятелен и красив даже в самые преклонные годы. Я вспоминаю его на Пушкинской поляне в Михайловском в 2001 году и во все последующие двадцать лет. Всероссийский Пушкинский праздник поэзии без него не был бы тем праздником, который мы знаем. Вернее, был бы чем-то другим, без золота XIX века, без отголосков полонезов, вальсов, мазурок; без отблесков дамских нарядов «ампир» и «бидермейер»; без живого Пушкина, наконец!

Владимир Андреевич выходил на сцену – в безупречном костюме, прямой, с чуть тронутыми улыбкой губами. И с глубоким драматизмом, торжественностью начинал:

То ли мстится мне,
                                а может, снится,

Что обратно вертится Земля…

…В чёрном фраке
                                он похож на птицу,

В бархатном жилете – на шмеля…

Его чтение было подобно звучанию симфонии, увлекающей слушателей к высшим сферам бытия. С каждой новой строкой драматизм его поэтического повествования нарастал:

Разве всё –
                     высокий крест у храма

И лампады негасимый свет,

Если наше будущее – драма,

Он – её завязка и сюжет.

Быть ему всегда
                               с народом вместе,

Как простой рубахе с кушаком.

Вечные слова «невольник чести» –

Так не скажешь больше ни о ком.

И сам поэт преображался. Уже не Костров стоял на сцене, но сам Пушкин, над которым как метель, как закрученный в бураны белый снег, летели пророческие слова:

Впереди –
                   обычный путь над бездной.

Впереди, гляди,
                            сквозь мрак и снег –

Он, весёлый,
                        с тросточкой железной,

Маленький курчавый человек.

 

Браво, Пушкин!
                            Браво, Пушкин!
                                                        Браво!

Мы с тобой не пропадём вовек.

Не пропадем! В это искренне верилось, тем более, когда рядом с нами был Владимир Андреевич!

«Более 40 лет Костров возглавлял Международный Пушкинский комитет по проведению праздников поэзии, – вспоминает супруга поэта Галина Степановна. – Он был инициатором создания Дня русского языка в день рождения Пушкина – 6 июня. С тех пор этот день официально отмечают в стране. Он считал, что поэзия присутствует в нашей жизни везде. Она в геометрии, архитектуре, на всём, что окружает нас, в каждом человеке ждёт пробуждения поэт. «Три минуты дайте на телевидении… Ведь у нас в России люди с малых лет говорят стихами…».

Любовь к Пушкинской поэзии мне с детства привила мама. В два года от роду я читал на память «Сказку о рыбаке и рыбке». А к четырем годам все сказки Александра Сергеевича стали мне близкими и родными. И далее я не расставался с Пушкиным, но настоящая глубина понимания его творчества появилась лишь после общения с Владимиром Костровым. После его поэзии – зачастую пророческой и такой вдохновенной!

Так хотел он нас предостеречь:

Убедить, что Слово – это весть.

Человек, России давший речь,

Жизнью заплатил за слово «честь».

Но теряет смысл свои права…

Чудаки, а пуще – дураки,

Золотые русские слова

Разменяли мы на медяки.

Если не пойдём Его тропой,

Если зарастёт Его тропа,

Станем мы базарною толпой

У Александрийского столпа…

«Костров ушёл одним из последних в своём поколении, – говорит Галина Степановна. – Словно оставался, чтобы проводить в последний путь своих товарищей, любимых людей, друзей… Поэт Геннадий Красников, признанный летописец русской поэзии, отмечал, что с уходом замечательных наших поэтов всё сиротливее и сумрачнее становится в этом непоэтическом мире, и всё более одинокой и по-своему трагической предстаёт фигура Кострова в современной литературе…».

Уходят вслед за Владимиром Костровым и другие мои друзья, «лучшие этого века» – Магомед Ахмедов, Сибирбек Касумов, Сергей Соколкин… Грустно! Сердце заходится болью! Летом 2024 года написал стихотворение, которое назвал «Не позвонят…»:

Опять тоскую по друзьям,

Ловлю их голоса из снов…

Звонят – но всё по пустякам,

А я надеюсь, что Костров…

 

А я надеюсь – Магомед…

Устал его не слышать слов!

Все также благородно сед,

Но жив и, главное – здоров!

 

А я подумал – Сибирбек!

Он раньше часто мне звонил,

Про красоту кавказских рек,

Про Каспий, горы говорил…

 

Соколкин? Может это он?

Вот-вот – и в трубку забасит

(Да так, что прочь сердечный стон!)

И новой строчкой одарит…

 

Но нет, ушли мои друзья,

Молчат, укрылись дымкой снов.

Сижу один, как прежде, я

И мне не позвонит Костров…

Не позвонит! Никто из них! А как бы хотелось их услышать! Особенно дорогого Владимира Андреевича Кострова…

Он вошел в русскую литературу по белому снегу своих стихов. Одно из его первых стихотворений, опубликованное в 1958 году в журнале «Новый мир», заканчивалось словами:

Только есть стихи – как первый снег.

Чистые – как белый первый снег!

Есть они у этих и у тех,

Ненаписанные есть у всех!..

И уходил он, прощаясь, тоже по белому снегу своей высокой поэзии, оставляя нам свет своей чистой, как этот белый снег, души:

Так обнимемся. Путь наш недолог

На виду у судьбы и страны.

Мы – подснежники. Мы из-под ёлок,

Мы – последняя нежность войны.

Обнимемся, дорогой Владимир Андреевич! Погрустим и поплачем. И пусть слезы наши станут свидетельством победы творчества и сотворчества, триумфом исторической и художественной преемственности, торжеством радости будущего века!