Сергей БЕРЕЖНОЙ. ВЕРЕН РОДИТЕЛЬСКОЙ ЗАПОВЕДИ. Беседовал Александр Леонидов (Филиппов)

 

Сергей БЕРЕЖНОЙ

ВЕРЕН РОДИТЕЛЬСКОЙ ЗАПОВЕДИ

Беседовал Александр Леонидов (Филиппов)

 

– Уважаемый Сергей Александрович! Для нас, писателей России, ваша удивительная жизнь представляется уникальным сплавом. Редко кому удаётся совместить служение закону, исполнение воинского долга и литературного самобытного, интересного творчества. Мы хотели бы задать вам несколько вопросов, которые помогут нашим читателям лучше узнать вас и ваш путь жизни и творчества.

Сергей Александрович, самое интересное в человеке – как он складывался. Расскажите, пожалуйста, что запало в душу в детстве и юности? Что в вас оттуда, а что добавил юридический факультет, Академия МВД СССР? Что дали будущему писателю пути следователя и федерального судьи?

– Удивлен, что могу быть кому-то интересен, но тем не менее признателен за предоставленную возможность общения.

Родители по окончании вуза «путешествовали» в поисках «осёдлости», до Урала добрались, потому и родился в пути: село Алёшки Балашовской области, ныне Воронежской, где прожил всего пару недель. Дед по отцовской линии – хопёрский казак, «враг народа», семнадцать лет «перевоспитывался» на Колыме. Мамин род тоже отметился репрессированными. В семье тема репрессий не табуировалась, но не обсуждалась. Кстати, дед не позволял осуждать «Вождя народов», говоря, что вы не понимаете его величия. Вот ведь как бывает: едва выжил в лагерях, а Сталина не винил и хулить его не позволял. Зло ведь люди творили, так причем здесь Сталин? Родители учили жить по совести, чтобы твоим детям и внукам не было стыдно за тебя.

Вырос в условиях «культа книги».  В 4 классе одолел «Тихий Дон», в 9-ом на память знал чуть ли не целые главы «Поднятой целины». «Нужные книги в детстве читал», которые формировали мировоззрение. После школы поступил на истфак – воля отца, и тут же «сбежал» в армию. И счастлив, что прошёл эту школу.   

Юрфак университета стал путём к познанию рождения, жизни и угасания государств, к пониманию места и роли права. Увлёкся идеями создания общества справедливости, пусть и утопическими.

В понимании психологии человека много дала профессия следователя: советский УПК позволял оставаться процессуально независимым. Нынешние следователи этой свободы лишены. Через три года возглавил отдел, ещё через три – начальник криминальной милиции, учёба в Академии МВД СССР, где ещё жил дух её основателя и реформатора генерала С.М. Крылова.

Наш 5-й факультет отличался некоторым вольнодумством, потому и закончил свой путь в младенчестве, но след оставил глубокий. Закрытый показ полузапрещенных фильмов, выставки живописи, спектакли, дискуссии – всё это можно было найти в стенах Академии. Она же «вживила» в творческую ткань столицы. В «Московских новостях» вышла моя статья «Кому служит милиция?», довольно крамольная по тем временам. Вызвали в ректорат, где «товарищи с большими звёздами» с интересом разглядывали капитана, позволившего вольность мысли. Неожиданно И.Б. Михайловская, доктор юридических наук, профессор, правовед с мировым именем, пригласила работать к себе на кафедру. Отказался: писал кандидатскую по проблемами оргпреступности. Но работу засекретили: в стране нет мафии, а для «просветления в мозгах» отправили на Кавказ. Благодарен: там родилась повестушка «Сати». Потом были «Бархатный сезон», «Мужские забавы на свежем воздухе», «Кавказский сюр» и другие рассказы и повести о людях на сломе эпох.

Новой власти присягать отказался, целый год убеждали строптивца принять её под угрозой увольнения, но отступились. И тут пригласили на работу в суд. Выискивал возможность учиться – ведь это каждый раз расширение горизонтов познания. Международные конференции, учеба в Варшаве, Академии правосудия и Академия управления при Президенте России, курсы повышения квалификации – за всё жадно хватался.

Коробили чванливость коллег, манкирование законами, желание угодить власть имущим. Нельзя так, закон кармы никто не отменял, надо служить закону и совести, а не мамоне.

– Ваш боевой опыт обширен: участие в боевых действиях на постсоветском пространстве, в Сирии, в Донбассе и на Украине. «Когда поют солдаты, спокойно дети спят…», а тут получается: «когда воюют юристы»… Расскажите, пожалуйста, что побудило вас встать в ряды защитников не только закона, но и всего Отечества?

– Призвание мужчины быть защитником, и в этой традиции воспитан. Мой «боевой опыт» – это личностная подготовка к выживанию в экстремальных условиях, стрессоустойчивость, порой лицедейство: приходилось вживаться в образы художника, корреспондента или бродяги.

Я ненавижу войну в любых формах и считаю её величайшим преступлением политиков. История цивилизации оказалась историей войн, а не генезисом искусства и культуры всех сфер жизни. Я добровольно оказывался на войне для познания её причин, психологии и мотивации враждующих. Брал отпуск и ехал в Абхазию, Осетию, Сирию или на Донбасс.

Для меня СВО – это санация нации, лакмус, ценностный индикатор гражданской полезности и ответственности, равнодушия и иудиной сущности. Потому и прервал без сожаления всякие отношения с чуждыми по духу или дистанцировался от них. Такие всегда были и есть среди коллег. И выкристаллизовалась настоящая дружба. На фронте мгновенно слетает с тебя короста жадности, лживости, подлости и гордыни. Там просвечивают, как рентгеном, и ценник цепляют: червоточинку не скрыть.

Защитники Отечества по зову сердца – добровольцы «Русской весны», пассионарии, люди совести и чести, адепты идеи социальной справедливости, так что мой и моих друзей выбор 24 февраля 2022 года вполне осознан. Пусть ожидания не оправдались – провозглашалось одно, на поверку другое. Но раз не можем влиять на ситуацию, то надо делать, что должно, а там что будет. Окружающий мир совсем иной, достаточно циничен и прагматичен, потому и нельзя принимать на веру даже кажущееся очевидным. Для нас СВО было продолжением Русского Сопротивления. Ошиблись. Бывает.

Если бы не СВО, то просто ушел бы в свой круг друзей и интересов – дышать нафталином становилось невмоготу. Чуждая атмосфера, где каждый сам для себя и во имя себя.

Писательство – это факультатив, а интересы лежали в ином: военная археология, живопись, история, философия, психология, филателия, нумизматика, путешествия как познание мира. Я из любопытства забирался на вулкан, чтобы заглянуть в его кратер: как там в аду? Спускался с аквалангом опять-таки из жажды познания. Не мог отказать другу своему Марату Мусину и оказался в Сирии, хотя был достаточно далёк от политики. А потом было полное погружение в трагедию этой страны и пришло осознание, что это сражение за Россию. Остаться в стороне не мог. Год спустя для меня начался Донбасс.

Я был заместителем председателя арбитражного суда и коллеги рассудили, что подобное поведение для статуса судьи непотребно, «белая ворона им ни к чему», и пришлось расстаться с должностью. А пять или шесть лет спустя, уже будучи в отставке, был награжден значимой медалью «100 лет Верховному Суду России» – признание достойного служения.

– Разумеется, беседуя с человеком вашей уникальной судьбы, никак не обойти вопроса о влиянии боевого опыта на ваше мировоззрение и, особенно, на литературное творчество? Поясним читателю, что вы видели войну не со спины, а смотрели ей прямо в её страшный оскал! Вы были тяжело ранены и награждены государственными и международными наградами. Что для вас означает понятие «защита Отечества» сегодня?

– Никакой уникальности – жизнь обыкновенного человека. В повести «Мужские забавы на свежем воздухе» один из героев говорит, что как бы не принести на своих сапогах угли войны на порог своего дома. Принесли. А ведь ещё с Сирии стало ясно, что совсем скоро придётся защищать Россию на своей земле.

От моего дома до фронта два десятка вёрст. Беспилотники всех мастей, артобстрелы, ракеты – привычная обыденность нашей «зоны отчуждения». Порой выметаем осколки со двора, чиним двери, сорванные взрывной волной, собираем гуманитарку и отвозим её в войска, госпитали, интернаты или беженцам. Это и есть зашита Отечества, которому сейчас больно не только от того, что убивают народ и веру, но и от зуда чиновничьей алчности.

В первый день СВО вместе с друзьями и отрядом спецназа перешли «ленту» – «внедрению» помогли знакомые офицеры. Сначала отговаривали: вы вне правового поля, в случае гибели вернуться вам не светит, в лучшем случае прикопают в посадке.  Удивились, что не за деньги идем, не по контракту, зауважали и доверяли нашей «жмур-команде» выполнение того, на что остальные не соглашались.

Страшная година для России, пытаются уничтожить её за то, что не желает уйти в небытие, поэтому нельзя быть равнодушным и скрыться «в домике», и стыдно оставаться в стороне. Чтобы не спросили дети или внуки: ну что же вы страну не сберегли? Совестно не встать – мы генетически воины. Всеволод Вишневский определил принцип: «Даже смерть должна быть партийной работой». Это о том, что гибель – не самое страшное на этой земле. Главное – долг, честь, совесть.   

– И вот настал сегодняшний день. Ваш удивительный и богатый жизненный опыт нашёл отражение в 15 книгах замечательной прозы. Вы – секретарь Союза писателей России, лауреат множества престижных литературных премий. И, конечно, любому интересно: как в душе случился такой удивительный переход, как у юриста и мужественного воина родилась страсть к писательству?

– В литературу приходят по разным причинам: одни, чтобы гордыню потешить, распираемые тщеславием. Других приводят комплексы несостоятельности в других областях, третьих интерес, четвертых потребность в самовыражении и т.д. А есть еще те, кто случайно забрёл, да и остался. Вот как раз я из «случайных»: в Союз приняли на секретариате по инициативе Валерия Ганичева, Владимира Молчанова и Сергея Котькало. Уже потом вступление оформлялось документально.

Секретарем был, сейчас нет. Да и книг уже больше – только новых три за время СВО, не считая сборников. На службе писательство не поощрялось: баловство, потому и писал от случая к случаю. Но жизнь-то интересна и событийна, полнилась сюжетами, щедра на встречи с людьми, вот и хотелось поделиться. 

– У писателя нет «последней» книги, пока мы живы – мы всегда строим планы на будущие издания. В связи с этим напрашивается вопрос: какие темы являются для вас теперь, сегодня, наедине с белым листком, наедине с собой, ключевыми? О чем вам наиболее важно говорить сегодня со своими читателями?

– Рассказывать о людях: судьбы их порой такие, что и не придумаешь. О жизни нынешней. О незамутненном роднике любящей души. О доброте и щедрости – зла, сердца ожесточающего, и так хватает. О друзьях своих, восхититься их мужеством и отвагой, мудростью и крепостью веры, щедростью душевной.

– Ваши книги отмечены такими премиями, как «Большая литературная премия России», «Имперская культура», «Прохоровское поле», премия им. Генералиссимуса А.В. Суворова, премия «Щит и меч Отечества». Что для вас значит такое признание? Меняет ли оно человека – или лишь выделяет, подчёркивает то, что всегда в нём было?

– Были ещё другие премии и литературные награды, но признание писателя всё-таки не в них, а когда написанное тобою востребовано читателем, волнует его, заставляет думать и переживать. Жалеючи смотрю на коллег, «гоняющихся» за дипломами. Убиваются, болезные, хвост пушат, а читателей-то и нет. Так что лауреатство – ещё не показатель мастерства, это чтобы гордыню потешить. И испытание «медными трубами», а тут не всяк устоит. И потом нередко присутствует ангажированность и политика, так что отношусь ко всем премиям ровно.

Как-то Валентин Распутин назвал мои «Цветы запоздалые» лучшим, что читал за двадцать лет. Ну что может быть выше этой оценки!

Я состоялся на юридическом поприще: почётный работник судебной системы, высшие судейские награды, публикации научных статей. За Сирию от медали «За отвагу» отказался: награждать – так всю группу, рисковали все одинаково, иначе стыдно выделяться, не по совести это. А вот за Донбасс уже все получили по «Отваге». В отличие от премий награждение достаточно непублично, а некоторые мои друзья получали награды вообще закрытыми Указами и никогда не кичились ими. Так что экзамен на испытание «медными трубами» сдал успешно.

Полагаю, что обилие премий, конкурсов, фестивалей отвлекают писателя от его предназначения быть воспитателем души, тормозят его развитие, поиск формы выражения и содержания. Всё внимание его обращено в себя и теряется нить связующая с читателем. И порой за званиями и лауреатствами оказывается пустота. Писатель вроде и весь в блеске позолоты, а читать – то и нечего: пусто холодно. Призрачна слава, пена шампанского.

– Очень важный, можно сказать, политический или «около-политический» вопрос: какую роль, на ваш взгляд, играет литература в современном обществе, особенно в контексте тех событий, участниками которых мы все сегодня стали?

– Литература формировала мировоззрение, поэтому совсем неслучайно в Советском Союзе власть взяла её под «опеку». Базисные изменения девяностых годов, проведенные «младореформаторами», а по сути щипачами, отпустили писателей «на вольные хлеба» с протянутой рукой: голодным не до книг, и воздействие слова писательского на общественное сознание минимизировали. Сознание человека сузилось до уровня потребления и размера бумажника. Но СП России выжил, выкристаллизовался в 1993 и материализовался в Русской Весне Донбасса.

СВО обнажило проблему ценностного противостояния фрондирующей и прикормленной властью части представителей культуры, поносящей не только выпестовавшую их власть, но и Россию. Что сделала власть? Впрягла коня и трепетную лань в одну упряжку. Тех, кто славил развал державы, расстрел парламента, терзание восставшего Донбасса свалили в кучу-малу с защитниками земли Русской.  

Фронда рванула на Запад не в силу идеологического противостояния, а по природе своей иудиной. А саркома приспособленчества, продажности и подлости расползлись в общество, отравляя и пожирая его. Отсюда и миллион беглецов, лукаво величаемых релокантами. А ещё несть числа затаившимся.

Мало вернуть книгу читателю – надо вернуть хранительницу нравственности, её источник, а это уже государственная политика, это проблема выживания нации, сохранение её традиций, языка, культуры. Книга становится недоступна потенциальному читателю в силу запредельной стоимости при мизерности тиража.  

Сейчас востребованность на литературу СВО превращена в пошлую моду. К сожалению, много сырой и конъюнктурной, обильно сдобренной нецензурщиной как признаком мужественности.

А в поэзии СВО столько имен с потрясающими стихами! Но современная литература безвозвратно уступила место невыразительному и упрощенному блогерству. Война ведь не только стрелялки, а трагедия, разорванные в клочья судьбы, разрушенные семьи, беженцы, в пыль превращённые дома, поселки, города. Разрушенные вдребезги мечты. Это психология, потрясающе красивая жертвенная любовь, отвага, благородство. Это закушенные в кровь губы, чтобы не дать вырваться стону. Это грязь, коченеющее от холода тело, выкручивающая ревматическая боль, умирающие от потери крови или невозможности эвакуации, оторванные руки и ноги. Дайджестовое блогерство рождает дайджестовое мышление, а литература всё-таки намного глубже.

А теперь еще проблема искусственного интеллекта нарисовалась. При нетребовательности к слову, чувствам, образности, выразительности ИИ еще не столь значительная угроза прозе, а вот в поэзии ИИ успешно конкурирует. Может, хоть этот интеллект заставит некоторых поэтов писать сердцем.

– А вот вопрос, который очень волнует молодых, начинающих писателей. Вопрос о времени! Вы совмещали сложную юридическую и военную службу с активной литературной деятельностью. Как вам удавалось находить время и силы для всего этого?

– Я не военный, а сугубо гражданский человек, владеющий некоторыми навыками самоорганизации. И потом, тороплюсь при всей своей лености успеть переложить на бумагу увиденное, услышанное, прочувственное. Век человеческий короток, поэтому надо спешить делать добро, и писать, писать, писать...

– Есть ли у вас любимое произведение среди написанных вами, или каждое из них имеет для вас особую ценность?

– Вышедшее из-под пера прожито мною или моими друзьями, так что по-своему дорого. Конечно, что-то более удалось, что-то менее, но нет любимых или нелюбимых детей – каждый дорог.

– Какие жизненные принципы вы считаете основополагающими?

– В характеристике при увольнении из органов написали, что излишне щепетилен в вопросах чести. Дед исповедовал принципы колымских зон: не верь, не бойся, не проси. Верен родительской заповеди жить по совести, поэтому не принимаю лживость, тщеславие, нарциссизм, жадность. Они порождают трусость, предательство, подлость. Для меня нарцисс – потенциальный Иуда. Тот ведь не из жадности предал Христа, а из гордыни: себя обожал, а тут Христос… На фронте нет места нарциссам – там такие не выживают, а ложь и жадность не просто беда – это зачастую трагедия для окружающих. Зависть внутренне выжигает. Интриги зачастую граничат с подлостью. Всё это не приемлю.

Ценю простоту, открытость, совестливость, жертвенность, как бы пафосно не звучало. Под Берховкой разведгруппу прижали к кромке минного поля – не пройти, смерть таится, поджидает. И тут из траншеи поднимаются штурмовики из «Шторм-Z» и идут. Молча, цепочкой, прямо по минам. Знали ведь, что на погибель шли, собою разминировали, своими жизнями. Без приказа. Во имя жизни незнакомых для них разведчиков. Двое дошли, остальные вешками на поле лежать остались. Двенадцать грешных душ – зэка ведь, судьбы ломаные, а для меня они святые. Двенадцать их было, двенадцать апостолов, осталось двое... По ним сверяю окружающих: а они смогли бы? Мне эти мужики русские, эти зэки, дороже и ближе всяких коллег с дипломами и премиями.

– Что бы вы хотели пожелать молодым людям, которые только начинают свой путь, возможно, выбирают профессию или задумываются о служении Родине?

– Чести не ронять. Людей любить, по возможности прощать и понимать их.

– Какие творческие и профессиональные планы вы строите на будущее?

Я уже прошел свой путь, теперь задача помочь другим, что, в общем-то, делал всегда. Живет в Губкине Александр Юдин. Пять лет назад написал он первые очерки, а теперь вышел роман в двух томах. Ещё есть рассказы и повести. Делаю всё, чтобы написанное им встретилось с читателем. Собрал в сборник рассказы не только коллег неименитых, но и «несоюзных» писателей, в том числе воюющих. Задача – найти издательство. Мне интересна литература, рождённая нынешней войной. Ведь столько кругом людей одарённых, так почему бы не помочь им?

– От имени редакции и своего собственного искренне благодарю вас за откровенность и готовность поделиться своим уникальным опытом!