Сергей КРИВОНОС. Я В ДЕРЖАВУ ВПАДАЮ, КАК БУДТО РЕКА В ОКЕАН… Поэзия

 

Сергей КРИВОНОС

Я В ДЕРЖАВУ ВПАДАЮ, КАК БУДТО РЕКА В ОКЕАН…

 

* * *

…И нет суетливым сомненьям числа,

Ведь в жизни то косо, то криво.

Вновь трещина через эпоху прошла,

И стала страна над обрывом.

 

Неужто оборвана памяти нить,

Неужто все стало несвято?

Но надо нам выстоять и победить,

Как наши отцы в сорок пятом!

2016 г.

 

* * *

Я в державу впадаю, как будто река в океан,

И пронзают меня в сердце Родины бьющие грозы,

Но она славит тех, кто вели в Бабий яр киевлян,

Кто людей разрывал, привязав их за ноги к березам.

 

Что ж ты, Киев, как будто бы шлюха, пошёл по рукам,

Бьёшь поклоны Европе без тени сомнений?..

Я родимый свой край никогда не предам, не продам,

Потому что мой край никогда не стоял на коленях.

2021

 

* * *

«Жизнь станет сказкой», – нам кричали хвастовито,

Но «сказочность», увы, лишь в том видна,

Что, как старуха у разбитого корыта,

Стоит страна.

2017

 

* * *

На фото пожелтевшее гляжу,

С отцом сквозь время завожу беседу

И словно в сорок первый год вхожу,

Где близко смерть и далеко – Победа.

 

Отец, как мне твои слова нужны,

Когда забвенью предается подвиг,

Когда историю родной страны

Пытаются переиначить подло.

 

Когда глумливо прошлое долбят,

Выдумывая гнусные причины,

И занести в герои норовят

Иуд, стрелявших боязливо в спины.

 

Отец передо мною – молодой,

В фуражке, в офицерской гимнастёрке.

Был тяжким, батя, путь твой фронтовой,

Пропахший кровью, потом и махоркой.

 

И кажется, что святостям конец,

Что честь бесчестью битву проиграет.

Но смотрит с фотографии отец,

Надежду на победу оживляя.

2020

 

* * *

Сноровка у Бабы Яги колдовская,

Всесильно её мастерство,

Но ходит по лесу Иван, улыбаясь,

Его не берёт колдовство.

 

И как ни старается злая старуха,

Считаться с Иваном должна,

Мутит ведь старуху от русского духа,

Что делать – не знает она.

 

Пускай на Ивашке простая рубашка,

Пусть в лапти обут – ерунда!

Ведь в деле любом не даёт он промашки,

И горе ему – не беда.

 

Пройдёт через чащи, пройдёт через броды,

Пройдёт по ухабам полей.

Десятки столетий лесное отродье

Не может его одолеть.

 

Встречались Ивану драконы и змеи,

Орда приходила с войной,

Их доля такая, как доля Кощея

С его хитромудрой иглой.

2020

 

* * *

Васильковое поле. Тропинка. И ветер шершавый.

Паутинка сединки тревожно дрожит на виске.

И ползет муравей по своей муравьиной державе,

А потом по моей утомленной работой руке.

 

Отчего ж ты, храбрец-муравей, так беспечно рискуешь,

Вот укусишь меня, и прихлопну тебя сгоряча.

И никто не заметит такую потерю простую,

Нам ли, людям большим, небольших муравьев замечать?

 

Вот укусишь, и сразу окончится век твой недолгий.

Страшный зверь – человек, но тебе, видно, страх не знаком,

И толкает вперед вечный зов муравьиного долга,

Без которого не был бы ты никогда муравьем.

 

Люди тоже чуть-чуть муравьи на огромной планете –

Мы вгрызаемся в мир, в суете бесконечной живем.

Посреди васильков, посреди скоротечного лета

Понимаешь, что жизнь – изначальное счастье твоё.

 

Вот пополз и второй муравей, презирая опасность,

По уставшей руке. И подумалось грустно сейчас,

Что среди муравьев есть какое-то крепкое братство,

Но не встретишь подобного братства, увы, среди нас.

 

Каждый сам по себе посредине занудного быта,

Каждый сам по себе, оттого и на сердце тоска.

Есть среди муравьев единящие накрепко нити,

Ну, а нам единящие нити – веками искать.

 

Поле. Небо. Заря. Запах скошенных трав освежает.

Золотится простор. Снова щёлкнул вдали соловей.

И ползёт муравей по своей муравьиной державе,

И не знает, что он – лишь частичка державы моей.

 

* * *

Григорий жизнь невесело прожил.

Война. Послевоенная разруха.

«Прожил, а ничего не накопил», –

Ворчала иногда жена-старуха.

 

Он понимал, что время – умирать,

Но всё дела, дела не позволяли.

И сыновей хотел уже позвать,

Да где там – забрались в глухие дали.

 

Но стало всё-таки невмоготу,

За горло взяли старые болячки,

И жизнь упрямо подвела черту,

Последний день Григорию назначив.

 

Вот так – когда Григорий тихо спал

И слышал, как негромко сердце бьётся,

Какой-то странный голос прошептал,

Что всё… что день последний остаётся.

 

Дед встал. Печально скрипнула кровать.

Взглянул в окно – земли сухие груды.

Подумал вдруг: «Кто ж для меня копать

Такую твердь суглинистую будет?

 

Как ни крути, а некому. Ну, что ж, –

Прокашлялся. Погрел у печки спину. –

Возможно, завтра разразится дождь,

Промочит грунт, тогда и опочину».

 

Порой казалось, нету больше сил,

Ни капельки уже их не осталось,

А он, крестясь, у Господа просил,

Чтоб тучи поскорее собирались.

 

«Куда моей старухе яму рыть –

Ей жизнь давным-давно пора итожить.

А если б дождь прошёл, то, может быть,

Управился б сосед – он чуть моложе».

 

И дед терпел, хоть было всё трудней.

В груди давило. Губы сжал до боли.

Как будто был не в мазанке своей,

А там, под Оршею, на поле боя.

 

Хотелось показаться, уходя,

Таким, как был, – и крепким, и удалым…

Он умер через день, после дождя,

Когда земля сырой и мягкой стала.

            

КОЧАН

Здесь и радость, и грусть, здесь повсюду звучат голоса.

Здесь буфет-ресторан. Рядом – парк и аллеи просторные.

Это маленький город с названьем привычным «вокзал»

Во главе с чуть подвыпившим, вечно мешающим дворником.

 

Почему, неизвестно, его называют Кочан.

Проживает один. Во дворе – только Шарик хромающий.

Выпивает Кочан втихаря, а потом по ночам

Матерится во сне и кричит в тишину угрожающе.

 

Он собаку когда-то отбил у разгульных юнцов,

Что её на костре, на шашлычном, едва не зажарили.

Пусть по полной досталось ему от юнцов-подлецов,

Но теперь поиграть во дворе можно с преданным Шариком.

 

Подбирает объедки Кочан, подметая вокзал,

Ежедневно – похмелье и рожа с небритыми скулами.

Чтоб у Шарика жизнь человечней была, так сказать,

Сам он жизнью собачьей живёт, но об этом не думает.

 

Пусть считают отшельником, пусть осуждает народ,

Твёрдо верит Кочан, что простятся ему все чудачества.

После смерти к могиле спасённый им Шарик придёт,

И ему не завоется, не заскулится – заплачется.

 

* * *

Опять сегодня небо всем прохожим

Взглянуло доверительно в глаза.

И показалось – что-то Бог сказал…

А нелегко осилить слово Божье.

 

Послышались стихи. А в них тревога,

Печаль и радость, осень и весна.

Что на земле, что наверху у Бога

Поэзия, наверное, одна.

 

Мне вспомнились шаги через запреты,

В стихи перераставшие грехи.

Стихи всегда значительней поэта,

Когда они действительно стихи.

 

Я думал о тебе. О днях беспечных,

Возвышенных судьбою и тобой.

Любовь всегда сильней сомнений вечных,

Когда она действительно любовь.

 

Еще не раз встречаться, расставаться,

Быть злым и добрым, трезвым и хмельным,

Но всё-таки дано объединяться

Стихам небесным и стихам земным.

 

И где бы ни был, ни скитался где бы,

О чем я ни мечтал бы – позарез

Мне нужен взгляд распахнутого неба,

Как во Христа поверившему – крест.

 

* * *

В твоем лице есть что-то от весны,

От всех апрелей будущих и прошлых.

Проталины морщинок осторожных

Улыбкой добрых глаз освещены.

 

В твоем лице от лета что-то есть.

Когда приходишь ты, теплеют будни,

И на душе становится уютней,

Как будто добрую прислали весть.

 

В твоем лице и белизна зимы,

И осени задумчивость лесная.

Что будет с нами завтра, я не знаю,

Но знаю, будет мир с названьем «Мы».

 

И, небо исписав наискосок

Безоблачными буквами созвездий,

Хмельная ночь нам окна занавесит

И бережно прижмет к виску висок.

  

* * *

Хорошо, что мы снова вдвоем,

Что осенней печалью не найдены.

Посмотри: как летящие ангелы –

Журавли над притихшим селом.

 

Завтра может быть где-то вдали

Вновь окажемся под снегопадами,

Но сегодня мы теплыми взглядами

От ненастий друг друга спасли.

 

Замечаю в безбрежности дней,

Сколько грешного в них и безгрешного.

Ну, а главное – сколько есть нежного

На обычной ладони твоей.

 

И, даруя тепло нам опять,

Журавли над полями ковыльными

Тень ночную раздвинули крыльями,

Чтобы солнце на небо поднять.

 

* * *

Я думал: как потом не разминуться,

Куда от ревностных бессонниц деться,

Чтоб на моей руке тебе проснуться

И улыбнуться солнцу, словно в детстве?

 

Ты что-то говорила, я не слышал,

Чему-то улыбалась – не припомню,

И дождь стучал без устали по крыше,

Гонимый суматошным блеском молний.

 

Я в мысли погружался, как в трясину,

Я возвращал былые озаренья.

Мои печали все отголосили,

Воскресли все мои стихотворенья.

 

А дождь опять по крыше бегал нервно.

И неуют, и сырость он оставил,

Но постепенно прояснялось небо

И тучи превращались в птичьи стаи.

 

* * *

Над бесконечностью полей

Висит прохлада дождевая,

И вьется нитка журавлей,

Разрывы облаков сшивая.

 

И хочется сейчас пойти

Туда, где затаилось лето

И ветер, спутав все пути,

Прилег вздремнуть у бересклета.

 

Где, яркой желтизной горя

Над ветками усталых клёнов,

Бежит счастливая заря

На цыпочках по небосклону.

 

* * *

                Легче там, где поле и цветы…
                                                 Николай Рубцов

Цветы и поле, поле и цветы.

Река. И вздох проснувшейся планеты.

И никого вокруг. Лишь я и ты,

И тишина на сотни километров. 

 

Вот так бы и ходить среди полей,

Не чувствуя былой обидной боли,

Влюбляясь каждый раз еще сильней

В зарю и это небо голубое.

 

Прерывисто дыша, спешит вода

За горизонт, куда скатился Млечный.

И дремлет одинокая скирда,

Рассветной дымкой прикрывая плечи.

 

Спасибо, мир, за поле и цветы,

С которыми душа моя навеки,

Непогрешимо оживляешь ты

Все то, что человечно в человеке.

 

Здесь неизменно умирает ложь,

А ковыли к ногам бегут, встречая.

Светлеет день. Он тем уже хорош,

Что в глубь полей запрятал все печали.

 

Я тихо стану на краю мечты,

Поймаю на лету случайный ветер...

Среди рассвета – только я и ты,

И тишина на сотни километров.

 

* * *

Вдохновенно, в устремленье смелом,

Весело друзей к себе позвав,

Маленький художник хрупким мелом

На асфальте лошадь рисовал.

 

Прокатилось солнце торопливо,

Наблюдая мальчика игру:

Лошадь розовой была, и грива

Тоже розовела на ветру.

 

А когда, осев густым туманом,

Над землею распласталась мгла,

Живописца из окошка мама

Голосом негромким позвала.

 

Сохли полотенца на балконе,

Звякал ветер дужкою ведра.

А мальчишке снилось, будто кони

Цокали у окон до утра.
 

ЛНР, г. Сватово