Платон БЕСЕДИН. РУССКАЯ МЕЧТА. Эссе

 

Платон БЕСЕДИН

РУССКАЯ МЕЧТА

 

Мы так и не ответили на вопрос, почему крымчане столь единодушно поддержали Россию в марте 2014 года. Так до конца и не поняли, что всё-таки произошло Крымской весной.

Да, сказано много красивых, эффектных слов, достаточно пролито елея – впрочем, как и яда с другой стороны, – но понимания, выкристаллизованного, ясного, нет. Это можно назвать пассионарным взрывом или волей к воле быть частью России, огромной могучей страны, можно свести до инстинктивного стремления к безопасности и материальным благам, но поступить так, значит упустить, оставить без внимания нечто существенно важное. Оставить и потерять.

Отчасти это уже происходит. За праздничным конфетти или мрачным саваном не видно главного. И понимание истинных причин, управляющих механизмов сегодня не корректирует дальнейшие действия на полуострове, лишая их эталонного образа, логики, заставляя либо топтаться на месте, либо утопать в прошлом. Деструктивные факторы, добавившиеся или не изжитые, а в некоторых аспектах усилившиеся в новом российском Крыму свидетельствуют о том, что ни Россия, ни полуостров не осознали колоссальный масштаб свершившихся перемен, открывшихся возможностей, не подключились к могучим энергетическим потокам, высвобожденным в результате Крымской весны.

Между тем, именно эти источники способны питать не только сам регион, но и всю страну. Источники, которые бьют, клокочут, но не находят вектора, рассеиваясь в неоднородном пространстве, отдаваясь локальными удачами или, меняя заряд, неудачами. Мы стоим перед фундаментальным выбором: либо остаться в константе однополярного мира, превратив своё достижение в обузу, либо смирить энергию, направив её в эпохальную стройку будущей великой державы, впервые в новейшей российской истории основанной не на революционной деструкции, а на созидательной базе, зацементированной патриотическими настроениями. В полной мере осмыслить произошедшее –  значит дать основу, импульс дальнейшему поступательному движению, усиленному внутренними ресурсами, к благосостоянию всей России.

Тот, кто весной прошлого года был в Крыму, уже вряд ли забудет атмосферу величия, торжества и свободы, царившую там. Казалось, она поднималась из глубин Чёрного моря, спускалась с покрытых хвойным ковром гор, витала в заряженном ионами патриотизма воздухе, инспирируя, питая каждого. Её импульсы были столь велики, столь всеохватны, что другие – со всей России, со всего мира – тянулись к ним, желая познать, унять жажду веры в большую красивую страну, в ту, какой они себе её представляли.

Так действительно жилось, дышалось тогда, и природность, мощь витального крымского ключа подтвердит каждый, кто стал ему свидетелем, приложился к нему. Нечто новое – и в то же время давно жившее – пробудилось в людях. Так бывает, когда человек после сильнейшего потрясения будто бы воскресает, перерождается; да, он как бы всё тот же, но в то же время другой – улучшенный, обновившийся.

Я назвал это чувство тогда Внутренним Крымом. Оно как островок истины, как форпост веры, как то зерно, из которого произрастает древо самоидентификации, позволившее не отпасть, не отпочковаться от России, несмотря на 23 года, прожитые в отдалении. Отряд прикрытия русской земли, государства российского – вот кем были крымчане, и подобное состояние не противоречило их родственным отношениям с Украиной как с частью единой формации, независимой, равноправной.

Никогда я не видел в Крыму, родившись и живя здесь, столь всесметающей атмосферы феерии, громокипящей победы, такой, что царила во время референдума 16 мая. Радугой надежды она протянулась к эпохальной речи Владимира Путина, задекларировавшей сакральность полуострова и включение Крыма и Севастополя в состав Российской Федерации. Праздник, который всегда с тобой, – да, эта формула весьма уместна для описания чувства нежности, тепла, радости, испытываемого от исполинского шага, сделанного на пути справедливости в вечность.

В атмосфере праздника Внутренний Крым расцвёл и будто пыльцой осиял российские земли патриотизмом, естественным, гармоничным, объединив, вдохновив миллионы людей, испытавших гордость, понявших, что они не просто записи в биометрике, носители паспорта или СНИЛС, но часть единого целого, перемалывающего трудности, беды, своих не бросающего.

Россия проснулась ото сна, тогда весной 2014 года, и вся копоть, гнусь, шелуха пусть и на время, но отошли, явив миру то, что лежит в основе общности, называемой государством российским, то, что защищало его от всех напастей и испытаний на протяжении столетий, сохранив как целое, как дающее жизнь. Внутренний Крым оказался составной компонентой могучего бессмертного конструкта Русской мечты.

В трудный час она, явив себя, всегда питала, укрепляла Россию, служа и оберегом, и путеводной звездой, и бронёй против стрел ненависти, клеветы, разрушения. Русская мечта была тем геном, тем кодом, что из поколения в поколение превращал обычных людей в былинных героев. Когда «За Родину!» в той или иной вариации значило не просто за территорию или родню, но за высшую созидательную ценность, из которой Русь вышла; отними её – и рассыплется то, что защищать шёл, и ничего вместо – лишь зияющий мрак. Но и он разобьётся, пронзённый Русской мечтой.

Тут могут быть параллели с мечтой американской (American dream), но “dream” – в переводе не только мечта, но и сновидение, комфортное, приятное, но всё же ирреальное, ненастоящее. Русская же мечта, наоборот, прежде всего ясность, осознание того, ради чего ты здесь, для чего родился именно на этой земле, рядом с этими людьми, почему в жилах твоих течёт русская кровь не как идентификатор национальности, но как социокультурный код, объединяющий совершенно разных людей.

Американская мечта индивидуальна: она во многом сказка о новой земле, о новом свете, примкни к которому – и достигнешь личного счастья. Для себя и для тех, кого в узкий круг свой включишь. Русская же мечта всегда коллективна, всегда соборна; зиждущаяся на идее спасения для себя и для других, она не может существовать в отрыве от родной земли, но новые или новые-старые, как в случае с Крымом, земли приходят к ней. Русская мечта собирательна и по своей идее, и по образу действия. Не только в плане физических, но и метафизических пространств тоже.

Россия как колыбель Русской мечты иллюстрирует это её многообразие, где на огромной территории, заключённой меж тремя океанами, самой по себе представляющей отдельную уникальную планету, по большей части мирно существуют друг рядом с другом разные люди. Мы навязчиво много говорим о европейской толерантности, часто ставя её в пример, но молчим о собственном успешном примере жизни в единстве многообразия. Впрочем, не замечать его как одно из достижений – вполне в нашей традиции. Мы вообще опасливо, настороженно говорим о своих победах. Делаем это с оглядкой, а вдруг засомневаются, не поймут, обвинят.

От того Русская мечта, как и русская душа, – во многом продукт загадочный, таинственный, не сформировавшийся в цивилизационном сознании. В отличие от мечты американской, которую интегрируют во все страны, народы, общности, и она становится чем-то вроде универсального мирового, если ни космического Абсолюта, претендуя на роль исконной первоосновы, хотя от роду ей не так много лет.

Но у нас, похоже, иной путь, он всегда пролегает через трудности и сомнения, в том числе и свои собственные. Ведь скажи «я русский» сегодня в России и рискуешь быть обвинённым в неполиткорректности и даже национализме. «Тише, тише!» – одёрнут тебя, будто произнесено нечто вульгарное, неприличное. В защищённости, законодательной, конституциональной, десятков народов Российской Федерации есть между тем белое пятно – и связано оно с русскими. Да, они как бы подразумеваются, но скорее подспудно. Они, конечно же, есть, – как без них? – но желательно так, чтобы не на первых ролях и чтобы не слишком громко.

Однако именно русский язык, русская культура, русская история являются скрепляющим раствором государства российского. Мы понимаем друг друга не потому, что наделены паспортом с двуглавым орлом и за то нам положена пайка, но потому, что в отличающейся матрице наших ценностей есть базовый, краеугольный первоэлемент. Да, сама матрица вариативна, многообразна, но начало в ней есть одно. И оно в свою очередь, подобно мозаике, состоит и дифференцируется на множество компонент.

Упустить этот фактор различного целого нельзя, он есть макроэлемент объединяющей силы Русской мечты. Она не заключается в возвеличивании себя за счёт других, в возвышении через безапелляционную силу. Не значит, что русские – лучшие, потому что у них всё самое лучшее: армия, литература, архитектура, кино, музыка, спорт. Нет, сила и величие их в том, что вместе с русскими становишься лучше, одновременно делая лучше их. Органичный симбиоз начал, не подавляющих, но питающих друг друга. Русская мечта как симфония воли, равноправия, справедливости.

Тем топорнее смотрятся искусственные (противоречащие самой природе нашего естества) попытки выпятить, навязать российскость, заключив её в неуклюжее тело голема империи, оживлённого правом сильного. Путь этот порочен, ошибочен: плоды его рождаются мёртвыми. Идти по нему, значит неизбежно скатываться в однобокость, крайность, радикализм. Один авторитарный режим сменяет другой через революцию, смуту, протест, ожесточая, электризуя народ, и, как следствие, в нём вызревает подкожный страх, трансформирующийся в подсознательный поиск врагов, в «охоту на ведьм». Потому что в самой перемене тут заложено не стремление к, но бегство от.

Путь же к Русской мечте непоколебим, но щадящ, индивидуален, но всемирен; он пучок света, сотканный из мириад частиц, но устремлённый к одной цели. И представляя свой путь миру, никогда нельзя забывать об этом. А представлять мы его должны. Без надсадности, с чувством собственного достоинства создавать эффективную модель, совершенствующуюся при влиянии извне, но фильтрующую лишнее, наносное.

Да, удаётся это подчас не всегда. Мы испытывали и испытываем серьёзное влияние извне: будь то монголо-татарское иго, немцы при императрице Екатерине, еврейский интернационал при коммунизме, пародия на дикий капитализм 90-х или западная неолиберальная модель сегодня. Однако ядро, образ русского общества неизменно сохранялся, стабилизируясь даже после значительных расшатывающих колебаний. Он, несмотря на трудности и препоны, сформировался и в духовной, и в интеллектуальной, и в социальной сфере государства российского. Мало того, при кажущейся своей утопичности образ этот получил вполне реалистичное, практическое воплощение.

Его зафиксировали в своих трудах наши лучшие деятели искусства, говоря о нравственном начале, духовности, истинности, жертвенности, благодати. Его запечатлели наши государственные мужи в верности Отечеству, единстве, цельности, защищённости, военной и промышленной мощи.

Сам конструкт Русской мечты надиктовал эти базисные элементы, эти составные части симфонии. Подвергаясь влияниям извне, но сохраняя генетическую русскость, он наделял свои создания животворной силой, и к ней тянулись и тянутся новые сателлиты, сохранившие в себе первородный сакральный образ Русской мечты. Подчас именно они в период декомпрессии, разлома, отчаяния служили и будут служить напоминанием того, как должно всё быть на самом деле.

Крымская весна стала таким напоминанием. Она случилась тогда, когда страна, выправив катастрофический крен 90-х, вошла в зону относительной экономической стабильности, но испытывала кризис сверхидей, ценностей, объединяющих факторов, возникнувший как следствие мешанины из советского, постсоветского, капиталистического, либерального, консервативного и другого наследия.

Не выработалась – или не была выработана – чёткая национальная идея, и в сферу метафизического, духовного проникало всё больше чужеродных экономических аспектов. Произошло сращивание Мечты как побудительной силы с сугубо потребительскими представлениями о достатке, успехе, категориям для нас, в общем-то, чуждыми, когда предельным благом стало «не считать в кошельке копейки». Утратилась энергетика больших целей, произошла потеря витальных ориентиров, и русский мир начал форматироваться по западному образцу, всё больше отходя от исконных представлений русского человека о социальной, экономической, политической и, если угодно, божественной справедливости.

Собственно, справедливость и является одним из тех краеугольных камней, на котором стоит храм Русской мечты. Дорога к нему была забыта, поросла бурьяном сомнений и чащобой материалистичности, но Крымская весна если не проложила, то осветила этот путь вновь. Дала колоссальный энергетический заряд для движения, устремления к большой русской цели, основанной как на исконных ценностях, так и на новых, испытанных во времена смуты надстройках, позволяющих создать, развить, улучшить синтез национального многообразия, сконцентрированного вокруг системообразующего ядра. Эта модель, питаемая, оживляемая Русской мечтой, должна быть понята и освоена сначала на территории России, а после предложена и всему цивилизованному миру, где одной из тенденций сегодня является утрата идентичности.

Возвращение же Крыма имеет ключевой аспект – присоединения к корням, к истокам. И не случайны слова о восстановлении справедливости, движении к Родине и последующих за этим трудностях, потому что справедливость, соборность и смирение (не тождественное покорности, но близкое к божественной силе, противостоящей гордыне) одни из доминантных компонент Русской мечты.

Она приоткрыла себя нам сегодня. Озарила светом, дала прилив сил, надежду и указала путь. Вопрос – готовы ли мы идти к ней, вместе с ней в переломное или, если использовать эсхатологический контекст, судное время, когда ложные идолы падают в реку забвения, и древние письмена, символы проступают сквозь морок наносной фальши, ожесточающей разрухи, волелишающей лжи и отупляющей обыденности. Время новых свершений, новых побед стучится в наши сердца, наши души и призывает к ответу, требуя решительности, искренности, воли, требуя соответствовать нашей великой истории, где, разбивая мрак, нас вела великая Русская мечта.