Каринэ ГАСПАРЯН
ХОТЕЛОСЬ БЫ ПРОЗРАЧНОСТИ ВО ВСЁМ...
* * *
За холод мирового океана,
За равнодушье маленьких планет,
За то, что я тебя прочла недавно,
Прости великодушнейше, поэт.
Ты в темноте искал себе опору.
Небесный лик, живую – всё одно.
Я протянула руку, но не скоро.
И я спасти тебя могла бы, но...
Мельчает смысл. ИИ нам пишет песни.
Эффекта парникового следы
И в нашем захолустье интересны.
Не более. Как ровно дышишь ты.
* * *
Ещё стоят сандалии в прихожей,
Готовые обуть нас на лету.
Сентябрьский день, последний день погожий,
А осенью уж тянет за версту.
Набухло небо тучей снеговою.
Затихли птицы, спрятался медведь.
Вселенскому и окрику, и вою
Что противопоставить? Замереть,
Смотреть на снег, как будто бы впервые.
Достать салоп, который ела моль.
И эти расстоянья вековые
И холода переживи, изволь.
* * *
Неумело, негладко, неровно,
Пришивала на зимнее платье
я заплатки.
Казалось, духовным
Жить важнее. И нитки-десятки
Часто путались. Скучно и колко
Мне казалось занятие это.
И впивалась большая иголка
В мякоть пальца, снуя до рассвета.
А потом то плечо, то коленка
Обнажались невовремя в складках.
За такое-то ставили к стенке.
И стреляли поверх для острастки.
* * *
Осень платит золотом. Однажды
Мне придётся тоже заплатить.
Я всплесну руками – это надо же,
Сколько листьев в кассу положить?
Сосчитать, и накидать мне кучу
Пёстрых и багровых, дорогих.
Но какой-нибудь счастливый случай
Спишет все забытые долги.
* * *
Провинилась, смутилась, покаялась
Принародно вчера у столба.
Баба в первом ряду так смеялась,
Мелкий пот утирая со лба.
Был ребёнок в пелёнах у нея. Я
Разглядела шелковую прядь.
И вины никакой не имея,
Я готова была умирать.
Уже не вспомнить, как случалось утро.
Как солнце к нам заглядывало в дом.
Как мы встречали весело и мудро
Всё то, что нам судьба вручала днём.
Нечаянная туча, зонт укропа.
И шарик бадминтона между трав.
Кузен и пёс – все нам друзья «до гроба».
И никого, кто был тогда не прав.
* * *
Яснее даль. За ближним поворотом
Листва, как платье снятое, лежит.
На голые стволы воззрился кто-то,
И прячется. Вздыхает и блажит.
Смешны его забавы и ужимки.
И всё ему поставится на вид.
Поломанная ветка на заимке,
И ужин между двух кариатид.
Рябиновая кисть и сочиненье
«Как я провёл...». Невыученный стих.
Невыразимо страшное томленье,
Когда перед зимою лес затих.
* * *
Хотелось бы прозрачности во всём.
Тебе в моём спадающем наряде.
А мне в твоём притворно-беглом взгляде.
В озябшем лесе, в речке под мостом.
Там исподволь, откуда ни возьмись,
Появится ледок осенним утром.
И сколько, мой Ромео, ни резвись,
А станешь стар. И даже целомудрен.
* * *
Этот мужчина, ста семнадцати неполных лет,
Обходящий мусорку в пятый раз
В поисках сущего, – это я.
Этот мальчик-таджик, лет семи,
Задумчивое дитя, чёрный воронёнок.
Воин тьмы ли, света,
Он ещё думает, – это я.
Эта баба, от пятидесяти семи до ста,
Волокущая вбок тележку.
Вся неприбранная до белья.
Но с опаской ждущая слежку,
Дре-без-жащая, – это я.
И подружки из техникума,
И молодая семья,
И Господь, объяснивший таинство.
Он – поэт. И поэтому – я.
* * *
Легко воспламеняюсь. От заката,
От отголоски речи, от свечи.
От взгляда, устремлённого когда-то
На дверцу остывающей печи.
Нагретый солнцем пыльный подорожник,
Протянутый в тряпице чёрный хлеб.
Воспламеняет воля и возможность.
И сложенный очаг из тонких щеп.
* * *
Легкодоступна – это обо мне.
Познав меня, ты утвердился в действе.
Но было что-то важное вовне,
Я краем глаза видела. Злодейство?
Иль вечности неслышные шаги?
А может, расшаталась половица.
И стали первыми друзьями нам враги.
А ты сказал: забудем эти лица!
* * *
Я недостаточно красива
Для те...нистых аллей,
Где тихо, но от этого
не менее прекрасно плачет ива,
Не успокаиваясь доводами тополей.
Я недостаточно красива
Для те...рнового венца,
Где мощно, античным художником,
потомкам всем на диво,
Я в бархате. Струится свет с лица.
Я недостаточно красива
Для те...лодвижений
В старинном танце,
в поклоне наклонясь учтиво.
А ты опять: ты лучшая из женщин.
* * *
Зачем же ты соединил их, автор,
На краткий миг, на горе, на печаль.
Перемени сюжет, пусть будет завтра
Мне тех двоих детей уже не жаль.
Проснётся вовремя Ромео. И Джульетта,
К его груди прильнув, уронит нож.
О, автор, ты же властен над сюжетом!
А он ответит: тени не тревожь.