Станислав ЗОТОВ. ИЗ МУК КАЗНЁННЫХ ПОКОЛЕНИЙ... Русская поэзия на кресте смуты

 

Станислав ЗОТОВ

ИЗ МУК КАЗНЁННЫХ ПОКОЛЕНИЙ...

Русская поэзия на кресте смуты

 

Если внимательным, беспристрастным взором окинуть целую эпоху в истории русской поэзии, эпоху, которую называют Серебряным веком, эпоху, которая стала вершинной для нашей поэзии, то… зададимся вопросом – а каков главный лейтмотив этой эпохи, каков главный её двигатель. Какова главная тема в творчестве поэтов той поры. Ответ будет совершенно очевиден: главный лейтмотив, главный двигатель, главная их тема – Россия и революция. По-разному они тогда представляли себе эту страну, по-разному ощущали грядущие в ней великие события, но всегда преклонялись перед Россией, всегда благоговели перед ней. И, в общем, принимали её, принимали такой, какой она была – со всеми тяготами и внутренними неустройствами, с болью, с несправедливостью, с пошлостью, даже. «Да и такой, моя Россия, ты всех краёв дороже мне...» – это Александр Блок.

А теперь – спросим себя: а что для нас, живущих, или лучше сказать – выживающих в начале XXI века, для нас – людей, которые в это гибельное время, время заката человеческой культуры, время, когда это поганое слово «выживание» стало синонимом всего и вся… так вот, для нас, людей, осмеливающихся называть себя «писателями», «интеллигентами», «поэтами», что для нас Россия... Страна ли это вечно пьяных идиотов, как уверяет нас всепроникающая, старательно навязываемая нам в современной России сатанинская антикультура, лжеистория, граничащая с абсурдом, или это страна святых страстотерпцев, людей не от мира сего, блаженных, как видится иным художественным умам... Может быть, Россия – это великая империя, где каждый последний бомж бредит великодержавной славой, а может быть, Россия – это всесветное болото, где безнадежно пропадают лучшие чувства и величайшие прозрения безвестных гениев? Так что же такое Россия?..

Куёт кузнец золотой венец – обруч кованный:

Царство Русское собирать, сковать, заклепать

Крепко-накрепко, туго-натуго;

Чтоб оно – Царство Русское, не рассыпалось,

Не расплавилось, не расплескалось…

Чтобы мы его – Царство Русское,

В гульбе не разгуляли, в пляске не расплясали,

В торгах не расторговали, в словах не разговорили,

В хвастне не расхвастали.

Чтоб оно – Царство Русское,

Рдело-зорилось жизнью живых,

Смертью святых, муками мученых…

Так вот, Россия – это Царство. Царство Русское – «рдяное, золотое», царство живых, святых и мучеников. Слова эти принадлежат Максимилиану Волошину – удивительному русскому поэту, которого до наступления в России смуты можно было бы причислить к западникам. Поэту, писавшему о Париже, о Руанском соборе, поэту, пронизанному «латинской дисциплиной формы», как выражался он сам. Тем не менее именно этот поэт сумел в роковые для России годы гражданской смуты стать над схваткой и выразить в своих поэтических откровениях весь тот абсурд, всю ту гибельность, что несла России революция, гражданская война, междоусобица. Он сам не пострадал. Он сам не всходил на крест, но он был тем, кто ближе всего стоял к кресту, на котором распинали Россию. Он был тем, кто молился у креста за всю несчастную, обманутую, но и великую даже в своих бедах страну. Молился с верой…

Из крови, пролитой в боях,

Из праха обращенных в прах,

Из мук казнённых поколений,

Из душ, крестившихся в крови,

Из ненавидящей любви,

Из преступлений, исступлений –

Возникнет праведная Русь,

Я за неё одну молюсь...

Голос Волошина был одинок. Русские поэты той поры словно обезумели. Личная боль, глубоко переживаемая гражданская обида, попранное чувство патриотизма, лишения, моральные и материальные потери, идеалистические заблуждения и, наконец, политическая конъюнктура бросили русских поэтов в разные лагеря гражданской войны, по разные стороны баррикад. Одним из первых, кто искренне приветствовал революцию был Сергей Есенин, талант которого к 1917 году только раскрывался ещё, но раскрывался уже с необычайной силой.

...Исус, Исус, ты слышишь? Ты видишь? Я один.

Тебя зовет и кличет товарищ твой Мартин!

Отец лежит убитый, но он не пал, как трус.

Я слышу, он зовёт нас, о, верный мой Исус.

Зовёт он нас на помощь, где бьётся русский люд,

Велит стоять за волю, за равенство и труд…

 

И ласково приемля речей невинных звук,

Сошёл Исус на землю с неколебимых рук.

Идут рука с рукою, а ночь черна, черна!..

И пыжится бедою седая тишина.

Мечты цветут надеждой про вечный, вольный рок.

Обоим нежит вежды февральский ветерок.

 

Но вдруг огни сверкнули… Залаял медный груз.

И пал, сражённый пулей, Младенец Иисус…

Это строки из поэмы Есенина «Товарищ», написанной в марте 1917 года. Революция здесь изображается как Божье дело. Сам младенец Христос сходит с иконы и ведёт за собой восставших. Но, что характерно – в первый же день революции Христос… погибает. Далее Есенин пишет, что… «Больше нет воскресенья! Тело его предали погребенью…», а в это же время: «Спокойно звенит за окном, то погаснув, то вспыхнув снова, железное слово: Рре-ес-пуу-ублика!». Вот так – Бога убили, Воскресения Христа нет – республика торжествует. Пройдёт около года и другой великий поэт, Александр Блок в январе 1918 года напишет в поэме «Двенадцать»:

...Так идут державным шагом –

Позади – голодный пёс,

Впереди – с кровавым флагом,

И за вьюгой невидим,

И от пули невредим,

Нежной поступью надъвьюжной,

Снежной россыпью жемчужной,

В белом венчике из роз –

Впереди – Исус Христос.

Но что же это за Христос – ведь его же убили?.. Это не Христос – это скорее Его призрак, Его дух, поведший за собой революцию. И, характерно – каково отношение революционеров, героев поэмы красногвардейцев, к этому Христу… Он им глубоко враждебен:

...Кто там машет красным флагом?

Приглядись-ка, эка тьма!

Кто там ходит беглым шагом,

Хоронясь за все дома?

Всё равно тебя добуду,

Лучше сдайся мне живьём!

Эй, товарищ, будет худо,

Выходи, стрелять начнём!

Трах-тах-тах…

Это по Христу. Революция стреляет по Христу, а ведь ещё менее года назад они «идут рука с рукой…» В общем, революции не нужен Христос. Ей нужен народный смиритель с посохом железным. Блок понял это давно интуитивным пророческим чувством поэта – когда ещё в 1903 году, написал:

– Всё ли спокойно в народе?

– Нет, император убит.

– Кто-то о новой свободе

На площадях говорит…

– Все ли готовы подняться?

– Нет. Каменеют и ждут.

Кто-то велел дожидаться:

Бродят и песни поют.

– Кто же поставлен у власти?

– Власти не хочет народ.

Дремлют гражданские страсти:

Слышно, что кто-то идёт.

– Кто ж он, народный смиритель?

– Тёмен и зол и свиреп:

Инок у входа в обитель

Видел его – и ослеп.

Он к неизведанным безднам

Гонит людей как стада…

Посохом гонит железным…

– Боже! Бежим от Суда!

Но от Суда не убежишь. Тем более – от Суда Божьего. Главная трагедия революции в России и трагедия России, пережившей революцию, это – раскол с Богом. Бог послал в Россию революцию, чтобы оживить страну, чтобы дать России новый мощный толчок к развитию и свободе, а люди превратили революцию в чудовищную гекатомбу, массовое жертвоприношение чужеродным кровавым языческим богам. И Христос в такой ситуации неизбежно превращается в Божий Бич, приход которого, как сказано, благословен: «Да будет благословен приход твой, Бич Бога, и не мне останавливать тебя…» – сказал один из святых западной церкви во время нашествия Аттилы. И вот Христос Блока уже не чистый и пылкий младенец с иконы, как у Есенина, тот младенец давно погиб, а он сродни «жгучему ветру полярной преисподней» из стихотворения Максимилиана Волошина «Северо-восток»:

Нам ли весить замысел Господний?

Всё поймём, всё вынесем любя –

Жгучий ветр полярной преисподней,

Божий Бич! – приветствую тебя.

Да, революция – это дело Божье, но дело страшное, оно сродни Страшному Суду. Бог допускает революцию только в том случае, если иных средств для вразумления смертельно больного духовной болезнью общества нет. Революция, повторюсь, – это гекатомба, это массовое принесение жертв. Но Богу не нужны жертвы, просто сами люди, в силу обуявшей их дьявольской розни не могут примириться друг с другом. И какова же роль поэта в такой ситуации, да ещё поэта русского с русским – обострённым до предела – чувством справедливости и любви? – Роль эта – молиться за Россию, как делал Максимилиан Волошин. Молиться, а не праздновать победы и не натравливать русских людей друг на друга. Ведь победы в гражданской войне – это всегда победы над своим народом, то есть над Россией, какая бы сторона их не одерживала. И вот уже революционный поэт Сергей Есенин в «Инонии» в 1918 году пишет безумным пером:

Время моё приспело,

Не страшен мне лязг кнута.

Тело, Христово тело,

Выплёвываю изо рта…

То есть поэт отрекается от Божественного причастия, выплёвывает его изо рта, ради нового божества – революции. Далее он пишет:

Проклинаю тебя я, Радонеж,

Твои пятки и все следы!

Ты огня золотого залежи

Разрыхлял киркою воды…

Поэт проклинает Сергия Радонежского – самого русского из русских святых, то есть глумится над Россией. И это Сергей Есенин! – Его ли это голос? А чей?

Твоё солнце когтистыми лапами,

Прокогтялось в душу, как нож.

На реках вавилонских мы плакали,

И кровавый мочил нас дождь…

Это кто плакал на реках вавилонских? – Русские люди? – Нет, это совсем иной народ.

Говорю вам – вы все погибнете,

Всех задушит вас веры мох.

По иному над нашей выгибью

Вспух незримой коровой бог.

Это у древних еретиков, блуждавших по синайской пустыне, бог изображался в виде золотого тельца, за что их жестоко наказывал пророк Моисей. Известно, что вокруг Есенина в эти годы всё теснее смыкалось откровенно русофобское окружение. Есенина спаивали, втягивали в грязные авантюры, в скандалы и богохульные выходки. Всё делалось для того, чтобы уничтожить великого русского поэта, прежде опоганив его поэзию. Но сквозь все препоны прорывался и сквозь богохульственные строки живой, страдальческий русский голос:

Земля моя златая! Осенний светлый храм!

Гусей крикливых стая несётся к облакам.

То душ преображенных несчислимая рать,

С озер поднявшись сонных, летит в небесный сад…

Золотые строки. Но тут же вслед за этим:

Небо как колокол, Месяц язык,

Мать моя – родина, я – большевик.

Ради вселенского братства людей

Радуюсь песней я смерти твоей!..

Ужас. Ради некоего призрачного «вселенского братства» поэт радуется смерти своей матери... Что тут добавить...

Вообще, хула на Бога у Есенина – это явно чужеродный, неприсущий органически поэту голос. Не мог поэт, написавший некогда: «Шёл Господь пытать людей в любови…», поэт у которого схимник-ветер: «целует на рябиновом кусту язвы красные незримому Христу», поэт восклицавший самозабвенно: «Гой ты, Русь моя родная! Хаты – в ризах образа...», – не мог такой поэт изречь следующее: «Проклинаю я дыхание Китежа и все лощины его дорог...», и далее: «Языком вылижу на иконах я Лики мучеников и святых...». – Это некое бесовское внушение. А вот откуда идёт это внушение... Говорят, Есенин в это время очень увлекался чтением Ветхого завета – отсюда, мол, такая его апокалиптическая риторика. Но Ветхий завет не глумится над Богом, тем более над мессией – Христом. А у Есенина пробиваются именно глумливые строки: «Ныне ж бури воловьим голосом я кричу, сняв с Христа штаны: мойте руки свои и волосы из лоханки второй луны...».

Стоп. В русской истории это уже всё было. Послушайте голос из пятнадцатого века: «...А еретик тот хулу на Господа нашего Иисуса Христа и на его пречистую Богоматерь, да и на великих святителей Петра и Алексея и Леонтия чудотворцев и на иных многих преподобных отцов хульные речи изнесе да и на все седмь соборов святых отцов похули… А ныне еретикам ослаба пришла, уже ныне ругаются они християнству: вяжут кресты на ворон и на воронов; многие ведали: ворон деи летает, а крест на нём вязан деревян; а ворона деи летает, а на ней крест медян. Таково наругание… Да здесь Алексейко подьячей напився пиян, влез в часовню, да сняв с лавицы икону Успение Пречистые, да на неё… скверну воду спускал; а иные иконы вверх ногами переворачивал, а иных икон, что резанных – ино и числа и нет...».

Так буйствовали в древней России еретики, названные «жидовствующими», хотя представителями этой ереси были русские люди, как это ни печально, а слова эти взяты из посланий святого Геннадия архиепископа Новгородского – наиболее яростного борца с «жидовствующими», этими сатанистами пятнадцатого века. Сходство очевидно, но вспомним, чем кончили приверженцы этой ереси. Они или были казнены, или сошли с ума...

Есенину в последний год его жизни тоже был вынесен страшный диагноз – паранойя. Если вспомнить такие его потрясающие по силе отчаяния стихи как «Чёрный человек», «Кобыльи корабли», то всё становится ясно. «От оклеветанных голгоф – тропа к иудиным осинам...», как сказал Есенину его ближайший друг и поэт Николай Клюев – сам человек морально небезгрешный, но более мудрый, чем Есенин, видевший, как русского соловья Есенина «поил Мариенгоф кофейной гущей с никотином…».

Есенин был наиболее ярким представителем лагеря красной поэзии, но из другого лагеря в это же время слышались другие, не менее воинственные призывы, обличённые в яркую поэтическую форму:

…Сын казака, казак…

– Так начиналась – речь.

Родина. – Враг. – Мрак.

Всем головами лечь.

Бейте, попы, в набат.

Нечего есть. – Честь.

Не терять ни дня!

«Должен солдат

Чистить коня…».

Это слова генерала Корнилова, первого раздувшего пламя гражданской войны, так яростно переданные великой русской поэтессой Мариной Цветаевой. Марину можно было понять – её муж Сергей Эфрон был офицером, ушёл добровольцем в белогвардейскую армию. Сама Марина, пока жила в революционной Москве, потеряла дочь, умершую от голода. Но, задумаемся: дело ли женщины, матери призывать к братоубийственной бойне? А Марина Цветаева в это время писала стихи, переполненные чёрной яростью к тому народу, который осмелился свергнуть царя и покуситься на «расу» господ.

Единодержцы грошей и часа!

На куполах вымещайте злость!

Распродавая нас всех на мясо,

Раб худородный увидит – Расу:

Чёрная кость – белую кость.

Итак, народ – «раб худородный». Но ведь это русский народ. Тот самый народ, в любви к которому русская интеллигенция клялась всеми фибрами души, который был её кумиром и, может быть, её богом. Страдания народные были классической темой российской гражданственной мысли, начиная с Некрасова и даже ранее – с Радищева. Почему русский народ пошёл не с интеллигенцией, а с большевиками, многие из которых были просто нерусскими людьми – а евреями, поляками, немцами и т.д.? Почему жгли дворянские усадьбы, которые были островками культурной жизни среди моря серых подслеповатых изб? Почему сожгли библиотеку в Шахматове у Александра Блока?.. Русский народ настолько одичал? – Нет. Сам Александр Блок дал ответ на этот вопрос. Он писал в это смутное время, что дворянские усадьбы жгут потому, что в прежние, может быть, даже очень далёкие уже времена крепостного права в этих усадьбах двести лет пороли крестьян и насиловали деревенских девок… и народ этого не забыл. Историческое возмездие неизбежно. Вообще, тема Возмездия – в самом широком философском плане – основная тема у позднего Блока. Именно так он понимал и революцию. Революция – Возмездие – у Александра Блока. Революция – Божий Бич – у Максимилиана Волошина. Революция – всесветное буйство у Сергея Есенина (то буйство, которое после должны «заковать в бетон» большевики). Революция – гулящая девка – у Марины Цветаевой.

Свершается страшная спевка,

– обедня ещё впереди!

Свобода! – Гулящая девка

на шалой солдатской груди!

Два первых поэта из названных здесь принадлежат к более старшему поколению и позиция их более взвешена, а их ученики (да, ученики: Марина Цветаева – ученица Максимилиана Волошина, а Блока считал своим учителем Есенин) бескомпромиссны и максималистичны до последней степени. Мне показалось любопытным совместить в подбор строки двух наших великих поэтов, написанные в одно и то же время – в 1918-19 годах, в самый разгар гражданской войны. Сергей Есенин и Марина Цветаева даже и жили в то время в одной Москве, но как по-разному воспринимали действительность, от жгучей ненависти и отвержения, до прославления и восторга:

Белая гвардия, путь твой высок:

Чёрному дулу – грудь и висок.

Божье да белое твоё дело:

Белое тело твоё – в песок.

                                          (М.Цветаева)

Листьями звёзды льются

в реки на наших полях.

Да здравствует революция

на земле и на небесах!

                                       (С.Есенин)

 

Не лебедей это в небе стая:

белогвардейская рать святая

Белым видением тает, тает...

                                           (М.Цветаева)

Нам ли страшны полководцы

белого стада горилл?

Взвихренной конницей рвётся

к новому берегу мир.

                                          (С.Есенин)

Белогвардейцы! Белые звёзды!

С неба не выскрести!

Белогвардейцы! Чёрные гвозди

в рёбра антихриста!

                                       (М.Цветаева)

Солдаты, солдаты, солдаты –

сверкающий бич над смерчом.

Кто хочет свободы и братства,

тому умирать нипочём!

                                           (С.Есенин)

Только агнца убоится – волк,

Только ангелу сдаётся крепость.

Торжество – в подвалах и в вертепах!

И взойдёт в столицу – Белый полк!

                                          (М.Цветаева)

Ратью смуглой, ратью дружной

мы идём сплотить весь мир.

Мы идём, и пылью вьюжной

тает облако горилл.

                                            (С.Есенин)

Итак: чернь, черви, волки, гориллы – это враги. Святые, лебеди, дружная рать, ангелы – это свои. А кто в результате победил, кто проиграл? Победителей нет, а есть – одни только жертвы. Проиграла Россия, погибла – поэзия.

Она погибла, поднявшись перед самым своим концом на неизмеримую жертвенную высоту. Русская поэзия в это страшное время заговорила трубным пророческим голосом, многое открыв нам в грядущем. Надо только уметь слышать и читать. 30 января 1918 года Блок поставил последнюю точку в последнем своём откровении – в «Скифах»:

О, старый мир! Пока ты не погиб,

Пока томишься мукой сладкой,

Остановись, премудрый как Эдип,

Пред Сфинксом с древнею загадкой!

Но само это стихотворение (или маленькая поэма) «Скифы» – оно само загадка. Если внимательно вчитаться в его текст, то можно увидеть картину мира, не соответствующую той, которая существовала реально в начале 1918 года. В стихотворении «старый мир» – мир Запада представляется единым целым, противостоящим миру Востока. Готовится грандиозное столкновение между Востоком (некоей «дикой ордой») и Западом, который идёт на Восток, посылает свои стальные машины, «где дышит интеграл». Россия в данной ситуации является как бы лишней, мешающей столкновению этих миров, она «держит щит» меж ними и держит его уже из последних сил.

Но ничего подобного в то время не было. Мир Запада в то время был расколот мировой войной. Западные державы яростно дрались между собой, и им было не до походов на восток. Восток же (Китай, к примеру) тоже в это время был ослаблен революциями, прозябал в голоде и разрухе. Блок, похоже, своим пророческим поэтическим зрением увидел картину совсем другого времени – времени, более соответствующего нашему сегодняшнему положению вещей. Запад – един. Он всё более сплачивается и объединяется обручами глобализма. Восток (Китай и мусульманские страны) также усиливается. Эти две силы неизбежно вступят в борьбу за мировое господство, и Россия окажется как бы посреди них. Она превратится в «место боя». Этого не произойдёт, пока она ещё может держать щит «меж двух враждебных рас», но ведь всё до поры, до времени… Если Россию раздерёт на части гражданская война, если она потерпит поражение в этом противостоянии, то она «расступится по дебрям и лесам», и Запад увидит перед собой «азиатскую рожу»…

Россия – последний оплот мира на Земле. Не станет России – исчезнет в кровавой пучине и планета Земля. И Россия вынуждена всё время приносить жертвы, жертвы, жертвы, спасая, спасая, спасая, в который уж раз, самовлюблённый, эгоистичный, эгоцентричный, жестокий, давно забывший Бога, верящий только доллару и разврату, весь остальной мир, который, в общем, не заслуживает спасения.

И когда мы говорим о жертвах гражданской войны, мы часто забываем одну самую пронзительную, быть может, жертву. Русская классическая поэзия погибла в ходе этой войны, погибла окончательно и навсегда. Погиб Серебряный Век – это удивительное явление нашей истории, нашей культуры. Явление, которое не повторится уже никогда, явление, которое было возможно на взлёте, на расцвете русской культуры на рубеже веков – XIX и XX. Его убила ненависть и безумие гражданской войны. Кого ни возьмёшь из той блестящей плеяды поэтов и прозаиков, творцов духа России начала XX века, тот – либо убит, либо сам наложил на себя руки, либо бежал из страны, либо пропал в тюрьмах и лагерях.

Александр Блок – умер от истощения в 1921 году. Николай Гумилёв – расстрелян в 1921 году. Сергей Есенин – убит в 1925 году, инсценировано самоубийство. Николай Клюев – расстрелян в 1937 году. Марина Цветаева – доведённая до отчаяния, повесилась в 1941 году. И много ещё можно называть имён и фамилий... Вот она – русская поэзия, распятая на кресте гражданской смуты. Максимилиан Волошин…

А Максимилиан Волошин не погиб. Не тронутый ни одной из противоборствующих сторон и не потерявший своего дома, он дожил в своём Коктебеле до 1932 года и стал, по сути, мостиком, связавшим поэтическую культуру Серебряного Века и новые суровые времена. Он, как Иосиф Аримафейский, стоявший у Креста и собиравший в чашу жертвенную кровь Иисуса, собирал в копилку своего творчества жертвенную кровь русской поэзии, распятой на кресте смуты. В 1919 году он написал «Неопалимую Купину»:

Мы погибаем, не умирая,

Дух обнажая до дна.

Дивное диво – горит, не сгорая,

Неопалимая Купина!

Это о России. Потом он напишет «Заклятье о Русской земле»:

Встань, Русь! подымись,

Оживи, соберись, срастись –

Царство к царству, племя к племени!

В гражданской войне он занял единственно верную для художника позицию:

А я стою один меж них

В ревущем пламени и дыме

И всеми силами своими

Молюсь за тех и за других.

В начале 1921 года, во время страшного красного террора в Крыму – по сути дела последней «зачистки» гражданской войны, он бестрепетной рукой увековечит эту картину:

Ночью гнали разутых, голых

По оледенелым камням,

Под северо-восточным ветром

За город в пустыри.

Загоняли прикладом на край обрыва.

Освещали ручным фонарём.

Полминуты рокотали пулемёты.

Доканчивали штыком…

А помните, как всё начиналось: «Мечты цветут надеждой про вечный, вольный рок…», «Белая гвардия, путь твой высок…».

Русская поэзия. Распятая на Голгофе. Истёкшая кровью. В наивысшем своём взлёте, на пороге гибели, явившая удивительные откровения, чудеса потрясающей образности. Кровь твоя собрана в чашу Грааля и спрятана безвестно где... Собрана человеком, стоявшим у Креста и поклявшимся:

Но твоей Голгофы не покину,

От могил твоих не отрекусь…

Вот и сейчас мы переживаем такое же время, а все ли из нас могут повторить эту клятву Максимилиана Волошина? Поверить в то, что

...Из крови, пролитой в боях,

Из праха обращённых в прах,

Из мук казнённых поколений,

Из душ, крестившихся в крови,

Из ненавидящей любви,

Из преступлений, исступлений –

Возникнет праведная Русь.

Я за неё за всю молюсь

И верю замыслам предвечным:

Её куют ударом мечным.

Она мостится на костях,

Она святится в ярых битвах,

На жгучих строится мощах,

В безумных плавится молитвах.

Вот и всё, на что мы можем надеяться. Больше нам надеяться не на что. «Нам ли весить замысел Господний...».

2005-25 гг.