Владимир РАГУЦКИЙ. Я К ПЕСНЯМ ИДУ НА СВИДАНЬЕ… 80-летию Победы посвящается

 

Владимир РАГУЦКИЙ

Я К ПЕСНЯМ ИДУ НА СВИДАНЬЕ…

80-летию Победы посвящается

Перевод с белорусского
       и вступительная статья Сергея Луценко

 

От поэта Владимира Лаврентьевича Рагуцкого, погибшего в самом начале Великой Отечественной войны, остались несколько строк биографии да плохонький снимок. Ни место, ни дата его гибели неизвестны. Рукопись первого сборника, который планировалось издать в 1941 году, была утеряна в войну. Да что – рукопись, пусть даже очень талантливая! Гибли огромные библиотеки, музеи, с лица земли стирались города…

Володя появился на свет 9 декабря 1917 года в Белоруссии, а точнее, в деревне Тёплое Чаусского уезда Могилёвской губернии. Начальную школу мальчик окончил в деревне Старое Пашково, среднюю – в Могилёве. Первое Володино стихотворение было напечатано в 1934 году в газете «Пионер Беларуси», когда ему было всего шестнадцать лет. Любовь к литературе, к поэзии Рагуцкому привил его школьный учитель, белорусский поэт Янка Журба. О нём Володя говорил часто и с благодарностью.

После школы Рагуцкий, как и следовало ожидать, поступил на литературный факультет Минского педагогического института. Одновременно с ним, только на два курса позднее, учился известный белорусский поэт, писатель Микола Аврамчик. Впоследствии он вспоминал, как поэт Алексей Коршак ходил по институту и всем наизусть читал стихотворение Рагуцкого «Сосна». А ещё кто-то из старшекурсников хвалился, что это стихотворение написал их товарищ. Так и познакомились Рагуцкий и Аврамчик. Они часто встречались в институтских коридорах, читали друг другу свои стихи. Первокурсник Микола уже тогда относился к Владимиру очень почтительно. Много лет спустя вспоминая изящного черноволосого Рагуцкого, он восхищался его доброжелательностью и скромностью. Было сразу видно, что тот серьёзно готовился к жизненному пути, не слонялся без дела, как многие первокурсники.

Однажды в редакции Аврамчик встретился с Янкой Журбой и в разговоре упомянул Владимира. Надо было видеть, какой радостью засветилось лицо учителя! И с какой гордостью он сказал тогда: «О, так это ж мой ученик! Я теперь внимательно слежу за его стихами…».

Во время учёбы Рагуцкий подарил Аврамчику несколько своих написанных на тетрадных листках стихотворений и фотографию. Стихи, к сожалению, затерялись…

В 1939 году, после окончания института, Рагуцкий устроился на работу в редакцию областной газеты «Коммунар Могилёвщины». Его стихи печатались в областной и республиканских газетах, в журнале «Пламя революции». В Государственном издательстве БССР готовился к выходу сборник. Всё предвещало долгий и плодотворный путь…

Но началась война – и Владимира немедленно призвали на фронт. И практически сразу же он погиб в боях у западной границы.

Писать об этом больно и тяжело. И было бы на сердце ещё горше, если бы Господь не уберёг от гибели несколько стихотворений Володи.

Да, это стихи двадцатилетнего парня! По сути, проба пера, самое раннее творчество. Но в них – свет и глубина. Нежность и сила.  И – тайна. Подумать: такое богатство – всего лишь в восьми доступных нам стихотворениях!

Поэзия Владимира Рагуцкого сразу притягивает сердце. Потому что она – живая. Потому что в ней – белокудрые гречки, синеокие льны, спелые звёзды, девичьи глаза-незабудки, обнимающая по-сестрински радуга… А какая смелость: круглощёкий камешек! Это же настоящая находка! Или, например, такая строка: «Надо каждый камень обкатать…». И уже слышится шум прибоя, веками обкатывающего камешки. И – видится поэт, желающий научиться у моря его «доблестной силе», чтобы, постоянно совершенствуясь, через поэзию нести пользу людям.

А вот стихотворение «Почтальон». Жаркий весенний день. Поэт видит из окна: молодой русоволосый почтальон идёт по улице. А навстречу ему несёт ведро с водой стройная девушка. Почтальон вручает ей письмо. Девушка отчего-то смущена. Вот и всё – такой неприхотливый сюжет. Но сколько тайны, если вдуматься! Чем смущена дивчина? Письмом? Может, и не мил по-настоящему тот, кто прислал ей это письмо? Может, он обманывает её? А если она смущена встречей с молодым почтальоном? И что в сердце у него? И почему они вначале такие счастливые? Или это предчувствие чего-то нового, самого значительного в жизни? А может, главная тайна – в сердце у самого поэта, смотрящего из окна? Вдруг это он – главное действующее лицо, лирический герой? Как знать! Иначе, о чём ему так чудесно, так таинственно шелестят вишни?..

Давно нет на свете той дивчины, того почтальона. Давно нет и Володи Рагуцкого. Идут годы, несутся неумолимо. Но вот чудо! Поэт через годы, через десятилетия «путями родимой земли» всё идёт на свидание к песням. И сегодня, подхватив эти милые песни, он спешит на свидание к нам…

 

ШАГАЮ Я…

Минуя звенящие сосны

И нивы и реки мои,

Шагаю я вечером росным

Путями родимой земли.

Я слышу: беседуют нивы,

Поют синеокие льны,

По сёлам гармони красиво

Заводят напевы весны.

И мне не умерить желанья,

Не высказать радость свою –

Я к песням иду на свиданье

И руку я им подаю…

Так весело, огненно просто

Они расцвели над страной!

Завидуют месяц и звёзды,

Когда, полон думой родной,

Минуя звенящие сосны

И нивы и реки мои,

Шагаю я вечером росным

Путями родимой земли.

 

ПОЧТАЛЬОН

Окна настежь –
                             солнце золотое!

Я всю жизнь туда смотреть готов.

Кто идёт тенистой стороною,

Зачарован зеленью садов,

Прелестью лазурного рассвета,

Дружелюбным посвистом синиц,

С ног до головы осыпан цветом

Белокудрых гречек и пшениц?

Русый чуб – знакомая картина! –

Шаг весёлый, крепкий, молодой.

А навстречу – стройная дивчина

С ледяной колодезной водой.

«Здравствуй!» –
                        И счастливые такие!

Он снимает, будто просто так,

Сумку с плеч –
                        конечно, нет цены ей, –

И дивчина замедляет шаг.

Славит солнце радость молодую,

Тополь цвет роняет у окон,

И письмо от милого, смотрю я,

Подаёт дивчине почтальон.

То письмо, наверно, издалёка.

Может, с моря синего оно?

Из Одессы, из Владивостока?

Иль из Комсомольска? Я одно

Ясно вижу: лёгкая тревога,

Розовеют щёки, как заря,

И вода на жаркую дорогу

Серебром струится из ведра.

Смущена дивчина отчего-то…

Я стихами передать бы рад!

Почтальон уже за поворотом,

И чудесно вишни шелестят.

1937-1938

 

НЕЗАБУДКИ

Я теперь не ведаю покоя,

И, взволнован утром золотым,

Потревожив уток, над рекою

Пробегаю берегом крутым.

Так роились мысли долго: чудо! –

Потеряла ты глаза меж трав…

Этих глаз вовеки не забуду,

Глубину их светлую вобрав.

И теперь встречаюсь я повсюду

С лучезарным взглядом молодым…

А ещё вовеки не забуду

Поезда скрывающийся дым.

Помню, как любила ты картины

Рисовать в свой отдых: каждый раз

Вырастали там грибов корзины,

Корабли и солнечный гараж;

Как весной то восхищённо-смело

Ты в окно смотрела на сады,

То легко задумавшись смотрела…

Ну о чём тогда мечтала ты?

Мы бесед об этом не имели,

Да нетрудно было отгадать:

Где найти такие акварели,

Чтоб такую радость передать!

Занимается рассвет румяный.

И сегодня, много дней подряд,

Прихожу сюда я рано-рано –

Встретить незабудок светлый взгляд.

1938

 

Н.А. НЕКРАСОВУ

С ним дружили родимые клёны,

Сенокосы и волны реки…

Вечерами на береге сонном

Пели песни ему бурлаки.

Там – проклятья богатству гремели,

Гнева-боли великий был сказ,

Мать печальная над колыбелью

И над хатой задумчивый вяз…

Эти песни летели далёко,

Мальчик шёл к ним навстречу, как мог,

Всё быстрее бежал от порога –

Так, что камешки – прочь из-под ног.

Приходил он на берег высокий,

Где огней золотых был разлив…

И сердечко ребячье глубоко

Ранил грустный бурлацкий мотив.

Годы, волны катились сурово.

Лес шумел, выбиваясь из сил.

Все искали заветное слово,

А великий поэт – находил.

Он над родиной встал – за свободу,

Нёс он в песнях могучий завет.

Был он преданным сыном народа,

Гневной правды, свободы поэт.

1938

 

СОСНА

Льнёт к тебе рассвет туманный,

И заря к тебе добра,

Радуга, проснувшись рано,

Обнимает, как сестра.

А прольётся дождик редкий,

Тихо кутая закат, –

На твоей широкой ветке

Звёзды спелые дрожат.

И стоишь ты беззаботно

Над глубокою рекой,

Смотришь в зеркало свободно,

Умываешься росой.

Реют песни здесь столетья,

Спеют ягоды вокруг,

Но ты завтра на рассвете

Упадёшь с обрыва вдруг.

Упадёшь – и пожелаю

Я счастливого пути!

Будут вслед тебе, родная,

Мои думы плыть-идти.

Вдаль по водам нашим, втайне,

Будет путь твой – до поры:

Разгадав мои мечтанья,

Тебя выловят сябры.

И любовно и подробно

Всё измерят – в их руках

Станешь скрипкой бесподобной

И невиданной в веках.

Сберегать для цели милой

Тебя станут много дней –

И на конкурсе всемирном

Изумишь ты всех людей.

Будет день великий длиться,

Песнь качая на руках,

Запоют чудесно птицы

Под касаньями смычка.

Даже пуща засмеётся,

Все леса заговорят,

В яблоки, как в колокольца,

Зазвонит богатый сад.

Будет сердце колыхаться

На высоких волнах струн.

Зóрю славы гром оваций

Окрылит до неба вдруг!

1938

 

17 СЕНТЯБРЯ

Склонялись уныло калины

И плакал измученный гай,

И матушка пела кручинно

Над деткой:
                       «Ой, баюшки-бай!

Ты на ноги встанешь, соколик,

Но счастья не сыщешь нигде,

И трелью в лесу или в поле

Тебя не порадует день.

Ещё с колыбели до гроба

Немало узнаешь ты мук:

Просторы господские – чтобы

Трудиться, согнувшись как крюк.

А стёжки-дорожки к науке

В полыни пропали давно…».

Вдруг в хату –
                          врываются звуки!

И мама взглянула в окно:

Могучие танки гремели

И красные воины шли –

И новый мотив колыбельный

В ту бедную хату несли.

1939

 

ЧАЙКА

Спало море, полное покоя,

Сковано могучей тишиной.

Тучки над пучиною морскою

Тоже застывали той порой.

Только чайка заходилась в крике,

И летала, не таясь, одна.

Скинуть богатырский сон великий,

Видимо, задумала она.

Чайка силы моря пробудила,

А сама растаяла во мгле,

Чтобы стать волною белокрылой

И уснуть на сумрачной скале.

1940

 

ПАМЯТЬ

Скоро с кипарисами, с горою

Попрощаюсь, грустно гладя их.

Что-нибудь возьму тогда с собою

В память о товарищах моих.

Я теперь на всё смотрю пытливо.

Не дают покоя мысли мне:

Что люблю в Крыму, чем сердце живо, –

Сберегу в далёкой стороне.

Бесподобной чаши мне не надо,

Чтобы свету нравилась всему,

И открыток, красками богатых,

И шкатулки редкой не возьму.

Мне цветов не надо белоснежных –

Не прельщусь подобной красотой…

Не пойду бродить по побережью,

А пойду на берег на крутой.

Там, где брызги рвутся в путь далёкий,

Чайки режут крыльями простор, –

Камешек возьму я круглощёкий –

И в кармане сохраню с тех пор.

Чтобы там, без моря, в час страданья

Или в час веселья, может быть,

Когда руку опущу в карман я, –

Я не мог о море позабыть.

Чтоб увидеть: милые прибои

Катят камни – как, не передать! –

Чтоб запомнить: с доблестью какою

Надо каждый камень обкатать.

1940