Игорь ЕФРЕМОВ. ПАМЯТИ АРКАДИЯ ГАЙДАРА. Поэма

 

Игорь ЕФРЕМОВ

ПАМЯТИ АРКАДИЯ ГАЙДАРА

Поэма

 

 

Аркадий Петрович (Голиков) Гайдар родился 9/22 января 1904 во Льгове Курской губернии, погиб 26 октября 1941 года.

По матери он потомок Михаила Юрьевича Лермонтова. В детстве это был очень одаренный ребенок с феноменальной памятью. С 14 лет вступил в ряды Красной армии, принимал участие в боевых действиях Гражданской войны.

Аркадия Гайдара, красноармейского командира, демобилизовали из РККА в конце 1922 года с диагнозом «травматический невроз». В анамнезе, составленном со слов больного, было отмечено, что болезнь проявилась во время сражений с белогвардейцами в Енисейской губернии: «Тут появилась раздражительность..., ухарство, наплевательское отношение ко всему, развинченность..., приступы тоскливой злобности, спазмы в горле, сонливость, плакал».

Затем Гайдар неоднократно лечился в психиатрических клиниках. Он постоянно испытывал резкие перепады настроения. Сохранились воспоминания о том, что он несколько раз резал себя бритвой, и только своевременное вмешательство близких и врачей спасало его от неминуемой смерти.

Биограф писателя Борис Камов приводит фразу из дневника Гайдара: «Снились люди, убитые мною в детстве».

Сны были записаны Гайдаром по просьбе лечащего врача А.О. Эдельштейна в клинике имени С.С. Корсакова в декабре 1930 года.

Погиб Аркадий Петрович Голиков (Гайдар) при до конца не выясненных обстоятельствах (предположительно в бою) под городом Канев Украинской ССР. Широко известен он прежде всего как детский писатель, написавший два десятка стилистически незамысловатых, но талантливых детских повестей и рассказов, на которых воспитывались несколько поколений советских детей (в том числе и автор этого произведения).

 

ПРОЛОГ

На украинском полустанке

он был убит и стал легендой.

А был ли бой и грохот танков?

Молчат архивы, киноленты.

Погиб в строю, в засаде тихой?

А может, проклят был повсюду,

когда в Сибирь ворвался вихрем,

чтоб счастье предоставить люду?

 

Там просто жить – уже есть счастье.

Но это чушь, буржуев бредни!

Российский бунт; безумство страсти,

кровавых завтраков обедни.

На зов поднялись миллионы,

мечтали вырваться и свергнуть!

И старый мир, и чьи-то троны,

и обрести другую веру.

 

И он, как все, по зову сердца,

Орленок, вскормленный на мясе.

Сорвало крышу, окна, дверцы,

в глазах огонь вселенской власти.

О, дети тысяч революций –

дрова и угли для пожаров.

Штыки бессмысленных амбиций,

сгорали истово, задаром.

 

На ужин схоронили павших,

а ночью расстреляли прочих.

Кто там из этих, из «вчерашних»,

белоказак, кулак?.. И почерк

его, семьи проклятым следом

тянулся нитью сквозь эпоху.

Контужен был, кошмары, беды.

И ближним, и ему, всем плохо.

 

Я не судья тем дням, поступкам,

и жертвам диким и напрасным.

Кто виноват за эту смуту,

пусть судят те, кому все ясно.

Спросить – ни есть призвать к ответу.

Понять – не значит, что простили.

Идут покойники по следу –

Хайдара помнят, не забыли.

 

ЧАСТЬ 1

...Степь необъятная, и кони

несутся в гору бесновато.

Там лес, овраг, что их схоронит,

безвинных или виноватых.

Они хитры, ловки, безгрешны,

они еще не жили даже.

И страх, и призраки надежды,

и жажда жить, и просто жажда.

 

Но не даёт уйти бедовым

его удачливость и злоба.

И взвод лежит большой подковой,

и лента вставлена в утробу.

Старик «Максим» с душой заправлен,

и «номер два» проверен в деле.

Сейчас мы точки все расставим!

Застыли куртки и шинели.

 

А кони прут в надежде выжить,

они, как люди, чуют гибель.

Им шанс один из сотни вышел:

прыжок в овраг и либо-либо.

Земля сама под ними скачет.

А боги что? Свои, чужие?

И воздух стал в момент горячим,

и тишина, и стонут жилы.

 

О, этот миг! Он в дрожь бросает,

пьянит и делает могучим!

Ты словно перст судьбы направил,

и можешь выдавить из тучи

и молний гром, и ад, и слезы,

и мир чужой вдруг сделать мёртвым!

И разом оборвать все грёзы,

сдавив гашетку пулемета!..

 

До леса кто дополз едва ли.

Скосили всех: трусливых, шустрых.

За это не дадут медалей

и даже не похвалят устно.

Но это все сейчас неважно,

а надо выполнить работу,

и чтобы знал и видел каждый,

что значит – драться за свободу!

 

Путь инородцев вышел краток:

кто выжил – обречён на муки.

Но вкус победы, как он сладок!

Ещё чуть-чуть дрожали руки,

и запах пороха, и гари,

и шли на шорохи и стоны,

штыком спасая от страданий –

для экономии патронов.

 

Но, чёрт! И как черта, и вспышка,

его нежданно подменили:

в траве лежал малец-парнишка,

ещё живой был, не добили.

Он понимает, надо молча

судьбу принять и ждать, и верить,

иначе разорвут на клочья

души остатки эти звери.

 

Раскосых глаз узор прекрасный

под малахитной сенью сосен.

Нутро, одежда; общей массой,

с весны попал он сразу в осень.

Зажав в руках кишки с травою,

как будто жизнь зажал в ладони,

качает мерно головою,

страдая истово, не стонет.

 

Лицо в земле, кровавой пене

и темно-серое, как вечность.

В зрачках без гнева и прошений,

немой вопрос – про человечность.

Он часто дышит, понимает,

что тянет холодом могилы.

«Как звать?». Спокойно отвечает,

с акцентом называя имя...

 

Их схоронили по могилам,

а тех, кого не опознали,

зарыли в яме, как попало,

лишь амуницию собрали.

Что было после, помнил смутно,

но с тех времен покой исчезнет.

И подменили его будто,

и мозг кромсали сотни лезвий.

 

ЧАСТЬ 2

Картину эту, дико маясь,

пытался в снах стирать микстурой.

Друзья вначале удивлялись,

что сына он назвал Тимуром.

И врач его, собрав всю волю,

лечил от тех ночных кошмаров,

но боль он мог унять лишь болью,

а жар стыда движений жаром.

 

И мука длилась бесконечно.

Мелькали лица всех невинных,

их голоса, мольбы и речи,

не мог понять и половины.

Но этот мальчик из Сибири

молчал и, не сказав ни слова,

он душу вымотал и силы,

в нем места не было живого.

 

Чтоб из тисков рвануть на волю,

всех Мальчишей призвал в подмогу.

Но не справлялись с данной ролью

его герои. Он без Бога

бежал от моря и до моря,

от полустанка к полустанку.

И призывал, просил и спорил,

в надежде, но несла тачанка.

 

Опять строчили пулеметы,

опять приказы отдавались.

И он расстреливал кого-то,

и сны все чаще повторялись.

И не умея помолиться,

построить храм, спасая душу,

пытался книгами укрыться,

других хотелось сделать лучше.

 

Вдруг, на удачу пациенту,

война в объятия позвала.

Там с первых дней ловил моменты,

нутро спасения искало.

Нашел под Каневом, где понял,

что шанс его, возможно, выпал,

тревожить перестанут кони,

когда решится сделать выбор.

 

И в день последний, без сомнений,

он встал судьбе своей навстречу.

Затерты враз все сновидения,

и потянула ночь за плечи.

Поэт, свободу ощущая,

вздохнул, страданья прекратились.

Душа, как чашка голубая,

от пули в грудь его разбилась.

 

ЭПИЛОГ

За много лет травой и лесом

покрылась истины могила.

Теперь поют другие песни,

и нас ведут другие силы.

Уроков мы не разучили,

вернув кресты, сломали школу.

И гвоздь невежества забили,

прибив надежно правду к полу.

 

И топчем в сапогах иллюзий,

и не хотим себе признаться,

что «скрепы» наши хуже грузил

и так с колен нам не подняться.

Мы внуки страшных революций,

несем кресты чужих проклятий,

боимся искренне встряхнуться,

и лжем во славу всяких «кратий».

 

Не понимаем, не прощаем

и не помолимся за грешных.

Как прежде догмы возвещая,

телами закрываем бреши.

Исчезнув в землях украинских,

Гайдар, что Призрак в мутном цвете.

Гляжу сквозь временную линзу.

Спросить – не значит, что ответят.
 

Сентябрь 2019 – март 2020