Полина ГРОМОВА. СВОЕВРЕМЕННАЯ ЗРЕЛОСТЬ. Жанрово-стилевое своеобразие прозы Валерия Годовицына

 

Полина ГРОМОВА

СВОЕВРЕМЕННАЯ ЗРЕЛОСТЬ

Жанрово-стилевое своеобразие прозы Валерия Годовицына

 

(Из книги: Громова П.С. Тверская литература XX – начала XXI века. Традиции и многообразие методов. – Тверь: Тверской государственный университет, 2024. – 155 с.)

Валерий Васильевич Годовицын (1939-2025) – заслуженный врач России, краевед, член Союза писателей России (1994), общественный деятель. Среди его многочисленных наград Почетный нагрудный знак «Крест Святого Михаила Тверского» (2002). Валерий Годовицын – автор двух десятков книг, в которых представлены произведения о жизни и деятельности медицинских работников, о тверской истории, тверских святых. Широкому кругу читателей он известен прежде всего как автор историко-просветительской прозы для юношества. В 2008 году отдельным изданием вышла его повесть «8 июля. Любовь и жизнь Петра и Февронии, Муромских чудотворцев» (здесь и далее цитирование текста по указанному изданию: Годовицын В.В. 8 июля. Любовь и жизнь Петра и Февронии, Муромских чудотворцев. – Тверь: СФК-офис, 2008. – 28 с.). Эта повесть – явление сложное, многомерное. В ней поднимается целый пласт проблем, связанных с семейными отношениями и духовным становлением личности в семье, застрагиваются и острые современные социальные вопросы, и «вечные» темы.

Повесть Валения Годовицына представляет собой систему взаимодействия двух текстов. Первый – собственно-авторское повествование, речь в котором идет о живущем в деревне семействе (бабушка, дедушка, три внучки). Действие происходит в наши дни. Это повествование в целом обрамляет второй текст – художественное переложение повести Ермолая-Еразма о Петре и Февронии Муромских («Повесть о жития новых Муромских святых чудотворцев, благоверного, и преподобного, и достойного похвалы князя Петра, названного во иночестве Давидом, и супруги его, благоверной, и преподобной, и достойной похвалы княгини Февронии, названной во иночестве Ефросинией»).

«Повесть о Петре и Февронии Муромских» была создана в конце 40-х годов XVI века писателем и публицистом Ермолаем Прегрешным (в иночестве Еразм), который в 40-е годы был священником в Пскове, затем протопопом дворцового собора Спаса-на-Бору в Москве, а в 60-е годы постригся в монахи. Наибольшая творческая активность Ермолая-Еразма приходится на годы его проживания в Москве, в это время он был привлечен митрополитом Макарием к участию в создании различного рода произведений богословского характера, в том числе житий для «Великих Четьих-Миней». Перу Ермолая-Еразма принадлежат такие богословские сочинения, как «Книга о Троице», «Зрячая пасхалия», а также публицистический трактат «Благохотящим царем правительница», в котором был предложен проект проведения социальных реформ, «Повесть о епископе Василии», ряд посланий и некоторые другие произведения.

«Повесть о Петре и Февронии Муромских» на настоящий момент является самым известным произведением Ермолая-Еразма. Это произведение создавалось в форме жития в связи с происходившими в 1547 и 1549 годах Соборами по официальной канонизации различных русских святых. Источником сюжета послужила местная легенда о мудрой крестьянской девушке, ставшей княгиней (село Ласково в пяти километрах от села Солотчи и бывшего Солотчинского монастыря, откуда была родом Феврония, существует и в наши дни). История жизни свв. чудотворцев, благоверных и преподобных супругов Петра и Февронии много веков существовала в преданиях Муромской земли, где они жили и где сохранялись их честные мощи. Со временем подлинные события приобрели сказочные черты, слившись в народной памяти с легендами и притчами этого края. Народное предание оказало такое сильное влияние на Ермолая-Еразма, что он создал произведение, которое имеет очень мало общего с агиографическим жанром. Мы не будем подробно останавливаться на роли фольклорной, сказочной традиции в этом произведении. Укажем лишь, что она очень значима: Петр и Феврония – персонажи легенд Муромского края, повествование о них, имеющее общую духовно-религиозную направленность, пронизано фольклорными образами, символами, мотивами, сюжетными ходами (Об этом см.: Плюханова М.Б. Сюжеты и символы Московского царства. – СПб.: Акрополь, 1995. – 334 с.). Определенную сказочность подчеркивает и стилистика «Повести», выдержанная в ярком повествовательном ключе. Подобная неординарность произведения Ермолая-Еразма побуждает многих исследователей считать её в большей степени литературно-художественным произведением, нежели каноническим житием. С этой точки зрения неудивительно, что «Повесть о Петре и Февронии» не вошла в «Великие Четьи-Минеи» митрополита Макария, для которых составлялась.

Сопоставляя названия древнерусской повести и произведения Валерия Годовицына, следует обратить внимание на то, что во втором случае в название вынесена дата – 8 июля. Она обозначает не только день поминовения чудотворцев. События в собственно-авторском повествовании разыгрываются тоже 8 июля. Также этот день является памятной датой для центральной героини повести Годовицына бабушки Анны: именно в этот день много лет назад ее будущий супруг сделал ей предложение, она дала свое согласие, и они в первый раз поцеловались. Таким образом, дата 8 июля объединяет целых три повествовательных и временных пласта, и в заглавии произведения появляется мотив духовной преемственности между поколениями, который позже будет развит в повести на многих уровнях. Вынося в заглавие имена Муромских святых, Валерий Годовицын на первый план выдвигает любовь Петра и Февронии, тем самым предвосхищая дидактический смысл их жизнеописания. Мы можем наблюдать смещение смысловых акцентов в мирскую сторону, в сферу семейной жизни. Вместе с тем выбор такого заглавия возвращает нас к сентенции «Бог есть любовь».

Взаимодействие исходного древнерусского произведения и авторского текста Годовицына, начинающееся уже в заглавии, продолжается на протяжении всей повести. Оно отнюдь не является механическим: между вставным и обрамляющим текстами обнаруживается множество параллелей. Однако прежде чем указать на них, сопоставим оригинальный текст повести Ермолая-Еразма и её художественную переработку Годовицыным.

Во-первых, очевидно сокращение исходного текста и его стилистическая доработка, еще сильнее сближающая произведение Ермолая-Еразма с традицией устного народного сказительства. В то же время емкие, особенно выразительные фразы вставляются в текст повести «8 июля» без изменений.

В-вторых, в текст жития, которое по сюжету рассказывает бабушка Анна, включаются пословицы и поговорки: «Лесть без зубов, а с костями съест» (с. 8), «А жениться-то не напасть, как бы женатому не пропасть» (с. 12), «Не ножа бойся – языка, он больно режет» (с. 14), «Хлеб – всему голова» и другие. Внучки, слушая рассказ бабушки, приобщаются не только к мудрости житийного повествования, но и к глубинной, древней, народной мудрости. Фольклорный контекст жития тем самым усиливается.

В-третьих, часть исходного текста у Валерия Годовицына пропущена – например, в сцене испытания Февронии, в результате чего возникает ощущение недосказанности.

В-четвертых, Годовицыным даются пояснения к житийному тексту, оформленные в виде вопросов внучек и ответов бабушки.

В-пятых, в житийный текст вносятся сюжетные дополнения, связанные с семейной жизнью Петра и Февронии после свадьбы. В житийном тексте возникает несколько сюжетных вставок, демонстрирующих щедрость, верность, благонамеренность Петра, мудрость и бытовую смекалку Февронии. Во многом благодаря этим вставкам Феврония перестает быть идеализированной агиографической героиней. В одном из эпизодов Февронии сообщают о том, что её муж полдня провел у вдовы, которая потом «выбежала из дома, прямо на грудь ему кинулась, оторваться не может» (с. 21), и Феврония стыдливо испытывает чувство ревности.

Наконец, Годовицын ориентирует повесть на современность, в связи с чем житийное повествование постоянно прерывается, происходит сопоставление событий из жизни Петра и Февронии с биографиями бабушки Анны и деда Саши, а также с современной действительностью. События житийного текста противопоставляются современности с аксиологической точки зрения. Так, слушая о том, как Феврония собирала со стола крошки, внучки бабушки Анны со стыдом вспоминают, как сами совсем недавно кидались хлебом за столом, а старшая девочка Алена, осмысляя историю Петра и Февронии целиком, «вдруг передернула плечами от чувства брезгливости, вспоминая, что можно увидеть по телеящику». Мотив негативного влияния массмедиа заявлен еще в самом начале повести. Когда бабушка Анна, несколько кокетничая, сперва отказывается рассказывать внучкам о своей молодости, они уговаривают её, хвастаясь, что уже всё знают: «Мы же телевизор смотрим. Не понимаешь, что ли?» (с. 4). В этом свете история любви и семейной жизни Петра и Февронии, не лишенная своих перипетий (попытка молодого боярина соблазнить Февронию и оговор Петра в неверности злоязыкой Варварой) приобретает особенно чистое, целомудренное звучание.

Впрочем, не всегда попытки сделать звучание произведения более современным идут ему на пользу. Например, слова «телеящик», «малолетка», «дура», «сочинялка» и другие, встречающиеся в повести Валерия Годовицына, режут слух. История о погибшей матери и отце, бросившим трех дочерей на попечение стариков, нарочито драматизируется. Попытка создать портрет Февронии, привлекательный для современных девочек, приводит к нарушению соответствия повествования исторической действительности. У Годовицына читаем: «Девица, как лебедь, белая. Лицом чиста, светла, очи ясные, в зеленинку, бровки над ними темные, носик крохотный, а волосы, словно рожь спелая, по плечам рассыпаны» (с. 10). Известно, что русская крестьянская девушка не могла носить распущенные волосы, даже находясь в собственном доме.

Как уже говорилось, между основным и обрамляющим текстом повести Годовицына обнаруживается ряд параллелей, которые выполняют две функции. Благодаря им устанавливается духовная преемственность между муромскими чудотворцами и всем русским народом (прежде всего через фольклорные образы и мотивы) и современными людьми, бабушкой Анной, дедом Сашей и их внучками. Эта преемственность направлена в будущее, что подчеркивается сильной духовной связью бабушки и внучек. Эта связь имеет даже внешние проявления. Две внучки имеют подчеркнутые сходства с бабушкой: «Средняя – Настя, полненькая, с круглым, как у бабушки, личиком, <…> семилетняя Сашенька с курчавой головкой и голубыми бабушкиными глазами» (с. 3). Интересно отметить, что старшая внучка Алена имеет такой же, как у бабушки «тоненький» голос. С учетом того, насколько значимо рассказывание для обеспечения связи между поколениями, это сходство представляется не менее важным.

Рассказ о Петре и Февронии бабушки Анны перемежается с эпизодами из её собственной жизни. Эта сюжетная параллель закладывается почти сразу, в упоминании о том, что дед Саша сделал предложение своей будущей супруге именно 8 июля, будучи советским человеком и даже не подозревая о том, что это день памяти муромских чудотворцев.

Далее развитие отношений двух семейных пар совпадает в ключевых моментах. Например, «Мы тоже не встречались, не дружили, не целовались до женитьбы», – говорит бабушка Анна. Тем не менее, она «приняла Сашу сразу» (с. 12). Так же приняла Петра и Феврония. Мысли святых супругов о совместной смерти тоже оказываются близкими бабушке Анне, ведь «в любой дружной семье мысли такие же. Известно дело, вместе горевали, вместе радовались. И туда <…> поодиночке, ох как неохота отправляться» (с. 23).

Следует, однако, отметить, что Валерий Годовицын не идеализирует прошлое. На закате своей жизни Феврония размышляет: «… помогаем людям по нашим силам. Хоть и строят нам козни некоторые… прости их, Господи, хотят разлучить клеветами, слухами недобрыми. <…> Сколь лиха видели. Сколь гроз над нами прогремело…» (с. 22). Не была идеальной и жизнь бабушки Анны с дедом Сашей: «Сердечко обмирало, когда обнимал он. А потом понесло меня: то заехали далеко, то жилье худое, то работа не понравилась, то одежда немодная» (с. 13). Но тяготы семейной жизни еще сильнее сближают образы простых людей и муромских святых. В повести Годовицына есть даже символ-маркер, указывающий на близость Анны и Февронии. Перед прядущей Февронией, когда она впервые предстает перед читателем, скачет заяц, и заячью душегрейку дарит дед Саша своей супруге на годовщину. И то, что родные дед и бабушка похожи на святых, такие же люди, как они, в конце повести признают и внучки: «Вот они, наши Петр и Феврония <…> Всю жизнь друг друга любят. И нас не бросили, хотя старенькие. И людям помогают. <…> И наши тоже» (с. 26).

Хотелось бы вернуться к мотиву любви, отраженном в заглавии повести Годовицына. Внучки – будущие женщины, жены и хранительницы домашних очагов, семейных преданий и традиций. Во многом именно поэтому бабушка, рассказывая житие, особенно выделяет личность Февронии, подчеркивает ее глубоко духовную женскую мудрость и житейскую смекалку, ее чистоплотность, хозяйственность и верность супругу, апофеозом которой является единение супругов после смерти. Сцена умирания Петра и Февронии перенесена Валерием Годовицыным из повести Ермолая-Еразма с особенной тщательностью и точностью. Помимо очевидного религиозного смысла и значения (смерть в православии понимается как едва ли не самое важное событие в жизни человека, открывающее врата в инобытие, в вечную жизнь), хотелось бы обозначить волевое стремление к смерти Февронии: получая весть о том, что ее супруг при смерти, она, не закончив работу, умирает одновременно с ним.

Таким образом, патетический смысл повести можно определить как непрерывность духовно-нравственной традиции, главным хранителем которой является именно женщина, наиболее полно реализующаяся как добродетельная и мудрая супруга.

Оценивая повесть в целом, можно сказать, что она отличается назидательностью. В то же время легкий слог сочетается с повествованием в стилистической традиции сказительства, что несколько компенсирует нарочитый дидактизм повести. Существенно портит общее впечатление от повести некорректное включение вставного элемента (с. 18): встречая сирот, Феврония «читает громко молитву Пресвятой Богородицы». Далее следует «Молитва ко Пресвятой Богородице», приведенная очень неграмотно, с большим количеством технических и грамматических ошибок. Образы девочек-сестер схематичны, неразвиты, в некотором роде условны. Поведение героев иногда кажется немотивированным. Так, финальная сцена повести выглядит очень кинематографично: вся семья неожиданно выходит на крыльцо своего дома, чтобы постоять там, обнявшись. Но почему так происходит, непонятно. Впрочем, если не принимать во внимание эти и некоторые другие недостатки повести, можно сказать, что перед нами хороший образец художественной переработки и современного творческого осмысления древнерусского житийного текста.

Как уже говорилось, Валерий Годовицын является автором и малой прозы. Представление о её характере можно получить, ознакомившись со сборником «Рассказы разных лет» (Здесь и далее цитирование текстов по указанному изданию: Годовицын В.В. Рассказы разных лет. – Тверь: СФК-офис, 2016. – 137 с.), где, по словам самого писателя, представлены три направления его творчества: медицинское, «обще-житейское» и историко-краеведческое. С нашей точки зрения, правильней было бы разделить прозу автора на лирико-бытовую и историко-просветительскую (последняя представлена в сборнике одним произведением – повестью о Тверском Николаевском Малицком мужском монастыре). Что касается «медицинских» рассказов, то, на наш взгляд, все-таки не стоит выделять их в самостоятельную группу, поскольку жанровые требования соблюдаются лишь условно. Проблематика этих рассказов универсальна и характерна для всей прозы Годовицына: человек и его профессиональный долг, нравственный выбор, важность семьи и искренних, добрых отношений между людьми. Медицинская среда является материалом, на котором рассматривается эта проблематика, и не исследуется глубоко, а представляет собой скорее декорации, в которых развертывается действие произведений. Не случайно в «медицинскую» подборку включен рассказ «Так и лечимся», где в центре повествования оказывается бабушка, лаской излечивающая неопасные ушибы маленьких внуков и притворную головную боль своего супруга.

Основным мотивом сборника является мотив зрелости, как физиологической, так и духовной, который преломляется от рассказа к рассказу и в итоге находит неожиданное разрешение. Возрастная рефлексия отразилась в рассказах «Старый доктор», «Так и лечимся», «Песня», «На зимней рыбалке» и других. С одной стороны, обращение к теме зрелости обусловлено преклонным возрастом самого писателя (родился в 1939 году). С другой – глубинной потребностью человека соотнести свою жизнь и движение времени, смену исторических эпох, их сложные, неоднозначные периоды, тенденции и процессы (рассказы «Совок», «Дачники», «Два евро»). Наконец, зрелость рассматривается как осознанная приобщенность к истории своего рода и своей страны. Благодаря зрелости поддерживается связь между поколениями и обеспечивается историческая преемственность. Так, в рассказах «Муглянка» и «Тетенька, дай кусочек», посвященных Великой Отечественной войне, очевидна документально-автобиографическая основа. Рассказ о Николо-Малицком монастыре обращен к более древним временам. Он представляет собой попытку проследить историю одной обители и соотнести её с несколькими веками истории всего российского государства. Таким образом, «личная» зрелость становится одним из путей интеграции человека в общечеловеческую историю.

Применительно к прозе Валерия Годовицына можно говорить о типе возрастного героя, раскрывающемся в целом ряде произведений. Такой герой обычно называется по имени и отчеству: Андрей Петрович («Песня»), Вадим Петрович («Совок»), Иван Петрович («Дачники»), Андрей Николаевич («Старый доктор») и т.д. Это обычный российский пенсионер, человек семейный, но, как правило, испытывающий душевное одиночество. В значительной временной перспективе ему видны причудливые повороты человеческих судеб, а жизненный опыт требует осмысления. Как правило, в жизни такого героя нет драмы, однако так или иначе в его судьбе есть драматический поворот, результатом которого становятся сомнения и внутренняя неустроенность.

Так, герой рассказа «Песня» Андрей Петрович, человек преклонного возраста, во время утренней рыбалки слышит песню молодой женщины, которая напоминает ему о первой, искренней любви. В юности Андрей Петрович отказывается от неё из-за предвзятого мнения матери: «Девушка шустрая, веселая… И поет ладно. А как дом-то твой вести будет? Думается мне, так всю жизнь и прохохочет. А семью тащить муженек будет?» (с. 44). Герой женится на другой девушке. Сложно сказать, как сложилась бы его жизнь с первой возлюбленной, да и его состоявшийся брак отнюдь нельзя назвать несчастным. «Имеет ли он право обижаться на жену? <…> Сейчас дороже её нет у него другого человека. Она ему и друг, и советчик, и помощник» (с. 45). Однако и счастливой в полной мере жизнь героя назвать нельзя: «Жизнь его окончательно определилась. Заработай, принеси в дом, купи продукты, да чтоб квартира была убрана, а дача ухожена» (с. 45). Неслучайно рефреном в рассказе проходит упоминание пустого рыболовного крючка, в то время как первая любовь главного героя так же рефреном называется «рыбка золотая», которая «сорвалась, сорвалась».

Герой Годовицына испытывает острую потребность в нежности и добром отношении в семье. Образы детей, внуков в рассказах редуцированы, в то время как на первый план выступает образ супруги. «Какое счастье почувствовать прикосновение мягкой, теплой руки жены. А если при этом услышишь неповторимой нежности слова “милый мой” или “мальчик мой”, так это просто рай земной» (с. 45). Герой размышляет: «Почему её ласки и заботы касаются только детей и внуков? Я тоже их люблю, я за них жизнь отдам. Но я никак не хочу, чтобы моя жизнь в семье сводилась лишь к бесконечным приказам: достань, принеси, посади, полей…» (с. 45-46). В таком отношении автор видит причину не только подавленного состояния зрелого человека, но и супружеских измен.

Потребность мужчины в нежности не зависит от возраста. Герой другого рассказа, любуясь супругой в окружении внуков, в какой-то степени завидует им: «“Ишь ты, – вернул себя Николай в нынешнее время. – 65 стукнуло, а туда же, к поцелуйчикам потянуло. Отошло твое время”. И тут же возразил себе: “А почему отошло?”» (с. 20). Деду Николаю с супругой повезло: чуткая от природы, она угадывает его чувства и целует в макушку.

Мудрость зрелости проявляется в подобного рода чуткости к окружающим, в душевной доброте, а также в умении видеть красоту природы. Герои рассказов Валерия Годовицына зачастую рыбаки, но важнее улова для них оказывается духовное единение с природой. Герой рассказа «На зимней рыбалке» искренне любит озеро: «Он говорил с ним, как с живым человеком. Озеро и было для них живое, свое, родное» (с. 61). В рассказе «За грибами в декабре» трое стариков гуляют по лесу, в котором, конечно, уже нет никаких грибов, несмотря на теплую погоду, и радуются возможности побывать на природе и полюбоваться ей. Способность испытывать такое простое счастье, по мнению автора, и является результатом внутренней зрелости человека.

В рассказах Годовицына зрелый человек зачастую оказывается носителем не только мудрости (в силу большого жизненного опыта), но и нравственности, что во многом связано с традицией деревенской прозы. Нравственное превосходство зрелого человека выявляется при столкновении представителей разных поколений. Такое столкновение не приводит к конфликту, спора «отцов и детей» в прозе Годовицына мы не найдем. Внимание автора обращено к самому явлению действительности, весьма драматичному.

Например, в рассказе «Совок» двое молодых мужчин, «блатных» нуворишей, обманом выманивают у старика-рыболова щуку, которую потом, рассердившись из-за испачканного рыбой багажника, попросту выбрасывают, продолжая, впрочем, злорадствовать. Они пренебрежительно называют его «Совок». Однако для Вадима Петровича отнюдь не характерны такие качества, как идеологизированность, духовная несвобода и внутренняя несамостоятельность, социально-иждивенческие установки, антидемократизм, нетерпимость к чужому мнению и чужой индивидуальности. Это простой человек, который счастлив тем, что бескорыстно совершил доброе дело: «“Хорошо порыбачил сегодня, хорошо, – радовался он. – Одну рыбину соседке отдам, а другую почищу и на сковородку – шлеп. <…> И та женщина, у которой сегодня день рождения. Тоже порадуется, еще как порадуется”» (с. 50-51). Простота и щедрость старика противопоставляются бездумной жадности и бескультурью молодых людей, чья пренебрежительная оценка старика, как минимум, несправедлива.

Можно сказать, что в рассказе торжествует справедливость: молодые люди оказываются наказаны, они потеряли ключи от квартиры. Интересно отметить, что они обвиняют старика в бессмысленном злодеянии (якобы он присвоил потерянные ключи) именно потому, что, по мысли автора, сами способны на подобное. Писатель не говорит прямо о причинах нравственной деградации героев, однако можно предположить, что они заключаются в стремлении к наживе и развлечениям. Для молодых людей история оканчивается зловещим предзнаменованием: потерянные ключи клюет ворона, которая наблюдала за всей сценой на берегу от начала до конца. Автором выбрана именно ворона (не ворон) – символ нарочито сниженный, связанный не столько со смертью, сколько с разложением, отходами.

Похожую ситуацию можно наблюдать в рассказе «Дачники». В то время как зрелые люди работают, пьяница Жорка клянчит угощение и высматривает, что бы стащить с чужого участка. Жорке «лет пятьдесят», но по меркам дачников и по сравнению с ними он «молодой еще мужик» (с. 76). Он пьет, ворует, подражает в речи своим редким нанимателям – владельцам маленьких базарчиков, новым «хозяевам жизни». Вместо привычной для русского слуха благодарности он бездумно выкрикивает: «Аллах акбар!» (с. 76). Наглости Жорки, его лени и жадности противопоставляются простота и добрые соседские отношения дачников, а также их интеллигентность. Одна из дачниц, Валентина, угощая Жорку огурцами, оправдывается: «“Немного мелкие, – извиняющим тоном сказала она. – Утром я уже собирала на засолку”. Ей совестно, что он подумает, будто ей жалко дать ему хороших огурцов» (с. 76).

Впрочем, молодое (в широком смысле слова) поколение не безнадежно. В рассказе «Мандолина» молодежь, хоть и «врубает» свою «молотилку» (речь идет о популярной современной музыке), все же попадает под впечатление от игры на настоящем музыкальном инструменте, которым владеет старик-сосед.

Зрелость в творчестве Валерия Годовицына относительна, зрелость и старость не являются синонимами. Зрелым может быть и молодой человек. Здесь речь идет не о «преждевременной старости души», об известной пресыщенности и скуке, «англицком сплине или, короче, русской хандре». Зрелость человека проявляется в решениях и поступках.

Так, в рассказе «Телефонный звонок» мы можем наблюдать переход к личностной зрелости через принятие ответственного, жизненно важного решения. Главный герой Андрей, молодой повеса, боксер-любитель, узнает, что девушка, с которой он встречается без серьезных намерений, беременна. Сначала его переполняет негодование: «“Вот это номер, это самое. Влип по уши. Ребеночек будет… – злость охватила все его существо, никак не хотелось принимать услышанное. – А ты спросила меня, это самое, посоветовалась, хочу ли я… Что же делать, это самое, как решить?”» (с. 55). Однако после того как первые впечатления улеглись, Андрей начинает более здраво размышлять над ситуацией. «Машка – тоненькая, хрупкая, посмотреть – в чем душа держится, а ведь сильнее тебя оказалась, – говорит он самому себе. – Ты услышал о ребеночке, это самое, и в нокаут. А ей надо, как это, выносить, выдержать все муки женские… Что же делать, а? Жениться…» (с. 57). Герой еще не уверен в своем решении, но его картина мира уже изменилась, в ней появились нравственные ориентиры. Личностная зрелость, таким образом, проявляется не только в естественной простоте и мудрости, но и в способности поставить себя на место другого человека, сравнить себя с другими людьми, увидеть и осознать свои недостатки, переосмыслить жизненную позицию.

Наконец, своего рода зрелостью в рассказах Годовицына обладают и дети. В рассказе «Муглянка» маленькая девочка Аленка, не понимая в полной мере всей сути рассказа деда о Великой Отечественной войне, тем не менее, оказывается способной проникнуться и народным горем, и радостью победы. Горе она сравнивает с самым страшным, что ей известно – с грозой: «Ой, дедушка, как страшно. Как гроза гремучая» (с. 82). Радость же она воспринимает как свое личное счастье так глубоко и непосредственно, что пускается в пляс. Когда же на шум приходит бабушка, Аленка объясняет причину своей радости очень просто: «“Мы победили, бабушка! – радостно засмеялась внучка. – Мы победили! Пляши, бабулечка!”» (с. 83). Таким образом, зрелость является атрибутом не возраста, а духовного состояния человека. Проза Валерия Годовицына – безусловно, для широкого круга читателей. Но лучше всего она подходит для семейного чтения, поскольку способна укреплять истончающиеся связи между поколениями и содействовать сохранению национальной исторической и духовной памяти.