Анатолий САЗЫКИН. «И ГРЯНУЛ СНЕГ…». Об одноимённой книге стихов Ольги Комаровой

 

Анатолий САЗЫКИН

«И ГРЯНУЛ СНЕГ…»

Об одноимённой книге стихов Ольги Комаровой

 

И сердце вновь горит и любит – оттого,
Что не любить оно не может.
А.С. Пушкин

 

Книга новокузнецкой поэтессы Ольги Комаровой «И грянул снег…» была издана в Новокузнецке в декабре 2024 года. Книга удостоена Первой премии областного конкурса «Книга года».

Содержание её определено ипографом – высказыванием Томаса Фуллера:

Где много любви,

Там много ошибок.

Где нет любви,

Там всё ошибка.

Речь идёт, естественно, о любви в самом широком смысле этого понятия: о любви к людям, к природе, к любимому человеку, ко всему Божьему творению, имя которому – жизнь.

Без любви вообще невозможно литературное творчество, поскольку художественная литература – это вторая реальность, нерасторжимо связанная с первой, с жизнью, только творится она по своим особенным законам. Их, эти законы, прилагаемые к таланту, изучают, познают, постигают. Иногда удачно. И всегда очень ощутимо.

То, что Ольга Комарова в студенческие годы училась на факультете русского языка и литературы, ощутимо с первых же стихотворений. Эпиграфы к её стихам в большинстве своём – из поэтов Серебряного века, синтаксис абсолютного большинства их – безупречно грамотный, метафорические образы не блещут натянутой оригинальностью, они естественны, органичны, хорошо проверены. А чувства, ими выраженные, искренние, душевные и нисколько не проигрывают от того, что уже были выражены.

Подумать только – облака!

И снова мысли душат.

И даже нежная рука

не исцелит мне душу.

 

И омут тихих серых глаз

лукавой лаской брызжет,

и этот взгляд – в который раз! –

дотла мне сердце выжжет.

 

И губы сладкие твои

рождают песни лета.

Любовь прекрасна – для двоих,

но – для кого-то, где-то.

 

О, как печаль моя горька,

и счастье моё мнимо.

Подумать только – облака! –

но, как и счастье – мимо…

И что ещё с первых же стихотворений меня так приятно удивило и обрадовало, что я просто не могу не сказать об этом, – это посвящения стихотворений преподавателям нашей кафедры – кафедры литературы. Женщинам. Очень значимо, что это не какие-то комплиментарные послания, не выявление узнаваемых черт характера или облика, это доступное только поэтическому сверхчутью видение внутренних движений и состояний души, авторской и тех, кому посвящены стихи.

… И я ищу на полках книжных

бальзам для памяти моей…

…

Я пью бальзам – строка к строке…

Я создаю сама лекарство…

Так, видно, и в иное царство

уйду я с книгою в руке…

 

А утром, погасив свечу,

не потревожив пыльных полок, –

шепчу в рассвет (о, будь же долог!):

любить и тосковать хочу!

 

А вот стихотворение, посвящённое Светлане Юлиановне Бондарь:

Город стих. Жемчуга фонарей

нанизав на проспекты пустые,

город в сумерки рвётся густые

у закрытых дверей…

 

И, ночную дробя тишину,

звёздной пылью наполнив карманы,

ты идёшь – провожая в туманы

золотую луну…

 

Время ход замедляет к утру…

И мечты бледный день разметает –

так листва с тополей облетает

на сентябрьском ветру…

И вот последняя строфа из другого стихотворения, посвящённого ей же:

… День в тумане, ночь в огне, –

сердце, слышишь, будь же мудро!..

Но свечой сгоришь под утро

в чернооком том окне…

Наталья Николаевна Гончарова была приглашена на кафедру как выпускница, окончившая факультет с красным дипломом. Как и все, она отработала в деревенской школе положенное время (три года). Это посвящено ей:

Белый снег – как саван – ляжет

на душу, на грудь, –

то, о чём тебе он скажет –

слышишь! – не забудь…

 

Ты же, зная, люди – стены,

не опустишь плеч…

Не забудь, сойдя со сцены,

реквизиты сжечь…

 

И, не поднимая ворот

и не пряча глаз,

ты покинешь этот город,

ты оставишь нас…

 

Потонув в ночи бездонной,

маска злая – в снег

город выбросит картонный

и погасит свет…

 

Саван, знать, обиды лечит

в этом «мире мер», –

ты же помни: город, вечер,

снег, камин, Гомер…

Первый раз в книге в этом стихотворении возникает образ-символ снега, так как ему суждено будет, по замыслу автора, стать ключевым. Много смысловых значений будет у него. И чистота, и радость, и горе, и саван, как в этом стихотворении, и неожиданность, и стихия – природная и человеческая. Даже в название книги вынесен: «И грянул снег…». Грянул – неожиданно, вдруг - обрушился, пошёл снег…  В представленном выше стихотворении он (снег) на душу ложится, как саван, он же и лечит обиду, наверняка горькую, ибо уподоблен был савану… А в последней строке слышен Мандельштам («…Бессонница, Гомер, тугие паруса…»), находка хорошая, так как Наталья Гончарова будет преподавать античную литературу (а Комарова, напомню, её студентка).

А вот стихотворение, посвящённое Татьяне Леонидовне Староверовой, и лексикой своей, и стилем, и тональностью обращает нас к народной жизни, и опять же образ снега здесь – символ мира и тишины. Татьяна Леонидовна была прекрасным знатоком устного народного творчества, народных костюмов, песен, сказок. Именно она создала на факультете ансамбль «Русская сказка», хорошо известный в городе и за пределами.

Босые девки в красных сарафанах,

комолые коровы у реки

и расшитые петухами рушники…

 

Белоснежной сыплет крупкой –

на погоду небо ропщет,

и плутает ветер в роще;

и ледок на лужах хрупкий…

 

И с поземицею в ногу –

по дороге чрез ухабы –

за водою идут бабы, –

день встаёт уж понемногу…

 

День ленивый, серый, долгий…

Преет уж в печи картошка;

ребятишки у окошка;

у плетня мужские толки…

 

И дымок от козьих ножек,

и дымок из труб кирпичных…

День прошёл – такой обычный,

на другие дни похожий…

 

Уж молодик-месяц вышел,

а из тучки низкой, снежной

сыплет тихо – даже нежно –

белой крупкой да на крыши…

И подобные стихотворения поэт посвятила Тамилле Борисовне Афузовой, Замире Аскарбиевне Аутлевой, Александре Владимировне Лосевой. Тогда ещё только начинающим свой профессиональный путь – Ирине Пушкарёвой и Вере Макулиной. Ирина теперь профессор, доктор филологических наук; Вера, как преподаватель, «поцелована Богом».

В этом же ряду есть стихотворение, посвящённое новокузнецкой поэтессе Любови Алексеевне Никоновой. Сближенность будущих судеб обеими ещё не осознаётся, но внутреннее духовное родство уже возникает.

… О чём мечты? О ночи вьюжной?

Иль о весне? Всё в свой черёд.

Смотри, по зыби-то калюжной

кораблик-облачко плывёт.

…

«Смотри, – ты шепчешь, –

как красиво!» –

и держишь за руку меня.

А в юной душе такой максимализм неприятия вещизма (он, кстати, сохранится и далее):

Какая скука – из комодов доставать

и примерять лохмотья, а не платья…

И на плечах мечты, а не объятья,

и грусть свою – куда девать…

 

Но счастие какое – всё в камин:

мечты, портреты, письма, платья, шубы…

И навсегда пускай сомкнутся губы…

И только томик Шиллера один…

 

И какая неуверенность в себе:

… И – слабым утешеньем книги;

страница же пестра от строчек, –

не отпускают – что за почерк! –

лжевдохновения вериги.

 

И нянькой этакой (не строго)

качаю голову: ой лю-ли! –

душа, забудь – (Забыть? Смогу ли?) –

о двух копеечках залога…

И при этом какая устремлённость к поиску и себя, и строки:

Сердца не надрывай –

жди!

Горстка – не пепла – пыли…

Друга не называй;

жги

слезами ладони.
                                Ты ли

первая – в омут глаз,

в духа высоты…

Сердцем надорвалась:

– Кто ты?

Ладанка ль на груди? –

Тлеющих углей

ложь? –

К другой уходи –

кукле…

Почти судорожность. Отсюда и рваный ритм, и рваная строка.

Но молодая душа более всего, конечно же, жаждет и ищет любви и непременно по максимуму – искренней, горячей, верной. В стихотворениях периода 2007-2010 и 2010-2017 годов тема любви «правит бал», она основная. И стихотворения эти отличает гармоничность построения, обилие метафор не натянутых, не выдуманных, а совершенно органичных, живых, рождённых полнотой переживания, молодым максимализмом.

То ли яблоко упало

звонко о ведро;

то ли сердцу места мало

под ребром.

 

Не тоскую и не плачу,

всё брожу во мгле…

Ничего одна не значу

на земле.

 

То ли дождик барабанит,

то ли в сердце дрожь…

Без тебя меня не станет, –

только дождь…

 

С безутешною тоскою

небо подопру, –

тихо так!

Глаза закрою

и – умру…

В таком же ключе зазвучит и неизбежная тема разочарования, измены, расставания. Только в стихотворениях Ольги Комаровой она никогда не с надрывом, а сдержанно, и даже глубоко, очень по-своему.

Вверх по шаткой лестнице

загнала тоска…

Молодого месяца

золотой оскал –

всё казалось – ласковей,

жарче, горячей;

а тоска гнала – скорей! –

в непогодь ночей

за его улыбкою

(от такой – в озноб!),

за мечтою зыбкою

паутиной троп…

 

Истоптав ботиночки, –

всё к нему, вперёд…

А в глазах-то льдиночки, –

обожглась… об лёд…

Тема эта будет встречаться в сборнике не раз и всегда с отсылкой к трактовке в народном творчестве («Истоптав ботиночки, – всё к нему, вперёд…»).

А если уж совсем горько, то возможно и такое:

Смысла жернова проворачивать, в муку

обезумевшее сердце смолов,

сплести верёвку из твоих слов

и повеситься на суку

памяти…

 

Чрезвычайно важно, что в своё понимание любви Ольга Комарова включает любовь к природе, к родной земле, к родине. И здесь уж ориентация на народные мотивы непременна.

Лечу пичужкой маленькой

над лесом, над рекой,

а там девчушка с маменькой

вслед машет мне рукой.

 

И, прижимаясь розовой

щекой к стволам дерев,

пьёт сладкий сок берёзовый,

от счастья замерев.

 

Отсчитывай, кукушечка!

Мечтает – не унять –

стать птахою девчушечка

и родину обнять.

По мере движения во времени, в периоды творчества поэта 2010-2017 и 2017-2022 годы нарастает глубина раздумий о слиянии их главных констант – природы, любви и творчества. Очень интересно, что картина природы – не только пейзаж или стихия. Она непременно олицетворена и связана с состоянием души, с раздумьями о жизни, с каким-то творческим порывом. Вот, например, стихия ветра:

Забавы ради тополиный дым

гонял без устали он по дорогам пыльным.

Он был моим поверенным, посыльным,

но ветреным и просто молодым.

 

Дышал в лицо мне клевером и мятой,

и в жар бросало от таких забав.

А он крепчал, гоняя волны трав,

по вспугнутой степи, тоской объятой.

 

Теперь делить уж нечего мне с ним, –

он, возмужав, порывист стал, прохладен,

до золота – листвы – ужасно жаден,

непредсказуем и необъясним.

 

То из озябших пальцев вырвет зонт,

а то в попутчики навяжется, играя.

Он был поверенным…

Но удержи у края

того, кому неведом горизонт.

 

А вот картинка уходящего лета, каким оно видится Ольге Комаровой:

А лето, мелькнув мотыльком-однодневкой,

всё раньше включает огни.

И держит сосны исполинское древко

последние августа дни.

 

Топорщится солнце сквозь грубую хвою,

и тянет прохладой с реки.

Пошли облака, к их печальному строю

печные примкнули дымки.

 

И жемчугом яблок оттянуты ветки;

иное – свою полноту

не в силах сдержать, словно выстрелом метким, –

садов всколыхнёт пустоту.

 

Что лето? – Так жизнь, разбежавшись с пригорка,

легка – безо всяких причин.

Да будто вчера – земляники ведёрко,

а нынче уж горечь рябин.

Последняя строфа просто великолепна своим подтекстовым смыслом. Именно подтекстовый смысл и делает текст художественным явлением. Таких стихотворений много в сборнике Ольги Комаровой. Это – свидетельство поэтической зрелости автора.

Ещё одна способность поэтической зрелости и таланта – это перевод своего личного мнения, чувства, душевного состояния в общее, сопричастность к духовным ценностям. Несомненным выражением мировоззрения поэта, восходящим к самым высоким нравственным ценностям, стало стихотворение, ключевое слово в котором «любовь». И слово это, которое не раз прозвучит в сборнике, имеет многогранный жизненный смысл.

Из всех свобод я выбрала любовь –

она всегда мне отвечала светом, –

весной и осенью, зимой и летом.

Из всех свобод я выбрала любовь.

 

Из всех наград я выбрала любовь.

Любовь – люблю – любить – любя – любовно.

До самоотреченья. Безусловно.

Из всех наград я выбрала любовь.

 

Из всех утрат я выбрала любовь –

в разбитом сердце мудрость прорастает, –

как Бог, как вздох – негромкая, простая.

Из всех утрат я выбрала любовь.

 

Из всех высот я выбрала любовь –

из всех страстей, религий, заблуждений,

из казней всех земных, из наслаждений.

Из всех высот я выбрала любовь.

Просто, возвышенно, определённо. Чеканно по смыслу и по форме. И какая широта обобщения законов жизни. Можно сколько угодно спорить об истоках жизни на земле, но поэту ближе всего та мощь, красота и блаженство живой жизни, что воплощены в понятии Бог. Его присутствие ощутимо и там, где речь о красоте природы, о счастии любви, о горечи разлуки и тоске одиночества…

И как искренно подведён итог этому чувству в следующем стихотворении:

Ах Господи! –
                        Благодарю за миг, –

за день, что тянется годами,

за то, что облаком над нами

Ты ослепительным возник.

…

И как бы там, в краях иных,

прибоем не прельщало лето,

лишь здесь –                     
             стрекоз (в лучах рассвета)

мельканье крылец слюдяных;

а над покосом терпкий хмель,

духмяный чай с куста у дома,

реки полдневная истома,

прибрежной гальки карамель.

И облаком над всем – велик!

Смотри! – Дыши! – Пей полной чашей

любовь мою!
                           Любовью – нашей! –

благословляю каждый миг!

 

К числу несомненных художественных удач книги относится и образ-символ снега, вынесенный в её название. Вообще-то наиболее распространённое значение этого образа – печаль, забвение, умирание. Снег как «саван» и здесь присутствует. Но как расширено его содержание! Он поставлен в ряд судьбоносных стихий, и он «грянул…» – случился вдруг, неожиданно, но неизбежно, как судьба. Он так соотносим с нашим краем, Сибирью, с её мощью и тайной, он символ радости и чистоты, творческой свежести и силы, но в то же время зыбкости, ненадёжности… «это снег опустевшей постели. Это нерв непрочтённой главы». Своего рода творческое завещание.

И грянул снег. Да вроде не впервой,

но тишина паденья оглушала.

Так незамысловато совершала

зима обряд великолепный свой.

 

Она звала меня, влекла в свой круг

и не грустила в танце одиноком,

снежинками целуя ненароком,

и ускользая влагою из рук.

 

Снега, снега – и прежде и потом.

В снегах, в снегах – ни тропочки, ни строчки –

лишь фонарей цветные оторочки

да безутешность над пустым листом.

 

Так будь же ты! – Неистово кружись,

то вдруг прильнув, то оттолкнув сурово.

Даруй одно – спасительное – слово,

снежинкой на ладони задержись.