Вячеслав МИХАЙЛОВ
ПРАЗДНИК
Рассказ
I.
Осенним будним вечерком Антон забежал к приятелям в соседнюю квартирку московского студенческого общежития, подгоняемый какой-то затеей. Рамиль и Мамо, как называли Мамикона в своём кругу, играли в нарды – чтобы скоротать время, судя по их скучающему виду.
– Не ужинали ещё? – с порога почти спросил визитёр.
– Нет… – сказал лениво Рамиль, передвигая одну за другой две фишки. – Рановато.
– Доигрывайте, наряжайтесь, и идём в кабак.
– Да? – заинтересовался Мамо. – А что, повод есть?
– Удивляешь… – поморщился Антон. – Ну ладно. В этом семестре ни разу не закатывались в ресторан – стыд, позор! Сессия на подходе: курсовые навалятся, зачеты – не до кабака будет... Хмарь серая висит какой день, тоску нагоняет – праздник нужен. Стипуху получили – обмоем. Достаточно?
– Убойные причины, – вставая, оживился Мамо. – Где ты раньше был, Антонио?! С девушками познакомимся. Рамиль, чего молчишь?
– Я за, – сдержанно сказал Рамиль.
– Что-то интереса не видно, слушай! – наигранно сдвинул брови Мамо. – Гулять идём – очнись!
– Переключиться не успел. Садись, докончим и через полчасика тронемся. Куда только?.. – задумался Рамиль. – В центр ехать – далековато и не факт, что попадём – в это время наплыв… Давайте в гостиницу «Юность» – от общаги минут двадцать пешком. Там в ресторане не особо людно, место проверенное.
– С иностранками попляшем, – энергично задвигался Мамо в стиле диско, притопывая, подключая руки и плечи. – Это же для заграничных туристов гостиница, для молодёжи заграничной.
– Вряд ли попляшешь, – ухмыльнулся Антон. – Я там был раз в прошлом году и не заметил что-то иностранцев: деньги, наверно, берегут на покупки или места выбирают иные для трапезы и развлечений… А кабак клёвый: вкусно, музычка бодрая, интерьер модерновый… и просторно там везде.
Через полтора часа приодетые студенты, симпатичные каждый по-своему, сидели в ресторане высотной гостиницы «Юность» со светло-синим фасадом, совсем недавно построенной – к летним Олимпийским играм, свежестью блиставшей, сливающейся издали с небом в ясную погоду, взирающей горделиво сверху вниз на округу. Изучали меню, осматривались несуетно, незаметно по возможности. Столик достался, как и хотели, неподалёку от большущей танцплощадки, захватившей центр зала, необычно заглубленной на полметра относительно основного пола, с тремя ступеньками по всему периметру. Рядом с ней с низкой эстрады местный вокально-инструментальный ансамбль довольно прилично исполнял популярные советские хиты. Заказали по салату «Столичный», говяжьему холодцу, бутылке минералки, блюдо недорогой мясной нарезки, пол-литра водки «Пшеничная» и, как водится, побольше хлеба; из горячего Антон с Рамилем выбрали котлету по-киевски, а Мамо люля-кебаб и попросили подать не раньше, чем через час.
Едва неулыбчивый, сухой официант при экстравагантной бабочке принес водку и холодные блюда, махнули по рюмке за всё хорошее, закусили аппетитным салатом, пропустили вдогонку ещё по одной. Настроение зашагало в гору. Не так это было видно по Антону и Мамо, – они пришли в радужном расположении духа, – а вот Рамиль, присоединившийся к приятелям скорее за компанию и ворчавший поначалу то по поводу неприветливости официанта, то на громких музыкантов, явно взбодрился, повеселел, благосклонно отметил, что повезло с расторопным официантом, что музон – класс, зажигает и пора уже на танцпол.
Потанцевали. Покурили. Ещё выпили, поели обстоятельно и со смаком, тщетно стараясь его растянуть, потрепались. Так и чередовали эти занятия, что-то меняя местами, что-то пропуская. Когда заказанную водку прикончили, и Рамиль стал озираться, отыскивая официанта, Антон остановил его, заговорщически приложил указательный палец к губам, убрал порожнюю бутылку в свой черный полиэтиленовый пакет, выудил оттуда, звякнув стеклом, новую поллитровку «Пшеничной» и водрузил её на стол с хвастливой полуулыбкой, говорящей: «Намного дешевле обойдётся».
– Ай да оптимизатор! – поаплодировал Мамо, и Рамиль одобрительно погладил шустрого товарища по голове.
Время приятели проводили больше на танцплощадке, отводя душу, хмель разгоняя, выдавая иной раз рискованные, вызывающие коленца и пируэты, особенно после того, как отработавших своё музыкантов сменил диджей – он чаще всего заводил зарубежное взрывное диско. Но вот невезуха – контингент гостей ресторана на этот вечер оказался маломолодёжный, преобладали средних лет люди и постарше. Не радовал простор на танцплощадке, молодняка бурливого не хватало. Была одна многочисленная компания студенческого возраста, что-то, видимо, отмечавшая, но вела она себя замкнуто, танцевала в своём тесном кружке. Познакомиться с девчатами из этой группы не удалось, а хмурые взгляды не отходивших от них парней давали понять, что чужаки лишние. Лезть на рожон не стали и смирились, по существу, с таким ходом пирушки, тем более подходила она к концу – до закрытия ресторана оставалось немного; Рамиль напомнил успокоительно, что слишком хорошо – это не есть хорошо.
Заказали напоследок пару бутылок минеральной воды. Официант принёс, стал открывать, а Мамо кинул на него колкий взгляд и иронично скаламбурил:
– Что-то в вашей «Юности» напряжёнка с юностью.
Тот положил в карман открывашку и усмехнулся:
– Она в гостинице, в двух барах обычно зависает – на десятом этаже и двадцать втором. До четырёх утра работают.
Антон встрепенулся, оттолкнувшись от спинки стула.
– Да, неплохо бы там продолжить, – сказал он словно между прочим, но с ноткой неожиданной зыбкой надежды, засветившейся и в глазах у Мамо с Рамилем. – Только нас тормознут сразу на входе в гостиницу – не постояльцы.
– Трёшник, и покажу, как пройти отсюда, – невозмутимо предложил официант, и студенты чуть не подпрыгнули разом от радости вместе со стульями. Мамо торопливо полез за деньгами, а по лицу официанта скользнула лёгкая досада: эх, надо было пятерик зарядить.
Получив три рубля, он подвел Антона к двери ресторанной кухни и кивком головы показал на соседнюю дверь с надписью «Служебный вход»:
– Не заперта сейчас, заказы идут в гостиницу через неё. Лифт направо по коридору. Только это… без суеты только… Дорожку вы сами нашли, если что.
– Проблемы могут быть? – насторожился Антон. – Тут иностранцы – построже, наверняка?
– Не будет никаких проблем… Наших в гостинице не меньше, чем иностранцев: перед выездом за бугор останавливаются – с разных концов Союза.
II.
Когда, расплатившись за ужин, студенты степенно вошли в гостиницу и поднялись в ближний бар, то просто обалдели: народу полно – в полночный-то час! – и старше тридцати не видно никого, и девчат больше, чем парней, половина зала столиками занята, на другой половине танцуют под зеркальным шариком, рассыпающим вокруг шаловливые лучи, дискотека идёт нешумная – общаться не мешает! То, что надо!
Столик свободный не нашли, примостились у края барной стойки, взяли по слабенькому коктейлю и, потягивая напиток, продолжали изучать обстановку, присматривались к прекрасному полу. Опробовали раз-другой танцпол в большом, сугубо молодёжном наконец-то, кругу. Антон с Мамо вышли на перекур, а, вернувшись, Рамиля у стойки не нашли. Поискав глазами, с изумлением обнаружили его стоящим у столика, за которым сидели три девушки – танцевали с ними рядом только что и они, в общем, приглянулись: одна небольшого роста со светлыми волосами, короткой стрижкой и две рослые длинноволосые шатенки – все в джинсах и ярких блузках навыпуск. Рамиль что-то бойко говорил, радушно улыбаясь, плавно жестикулируя, то чуть склоняясь к столу, то выпрямляясь, и девушки недовольства как будто не выказывали, даже приветливо вроде бы его воспринимали.
– Ты смотри, что делает, смотри!.. – восхищённо и завистливо вместе с тем бормотал Мамо, вглядываясь. – Ай да Рама, ай да Рама!
– Не говори… – согласился Антон, тоже следивший пристально, приоткрыв рот, за Рамилем и девушками. – Что он им вещает, интересно?
Наконец непредсказуемый их товарищ развернулся, направился к поджидающим его приятелям, пробираясь между столами, и через полминуты весь торжествующий плюхнулся на свой барный табурет. Глотнул небрежно из бокала и, весело поглядывая на Антона с Мамо, садистски молчал, еле сдерживаясь.
– Не тяни! – требовательно постучал Антон ладонью по столешнице барной стойки. – О чём балакали? Что ты им сказал?
– А-а, не терпится… – хохотнул Рамиль. – Что сказал, что сказал – много чего. Как есть, сказал. В ресторане отдыхали втроём, он закрывается, скучновато там, сюда перебрались – вот, что сказал. Женщины правду чуют и небылицу тоже… На инженеров учимся, говорю. И повезло, сказал, встретили таких вот иноземных красавиц. Опять не соврал почти – милые девицы, фигуристые, раскованные.
– Иноземные?! – загорелись глаза у Мамо. – Точно, что ль, иностранки?
– Именно! – победно подтвердил Рамиль и щёлкнул пальцами перед носом у приятеля. – Югославки, из Любляны. Тоже студентки, в турпоездке здесь. Блондинистая – Лина, с тёмными шевелюрами – Видана и Эмма… Короче, они не против, чтоб мы подсели к их столику. Так что не подведите меня, бродяги, – погрозил он пальцем.
– Как ты с ними говорил? – недоверчиво спросил Антон. – На словенском? Любляна – это югославская Словения.
– Ничего у них русский. Комплимент отпустил – школа, сказали, была хорошая. И схож язык их с русским, как я понял… Вы задолбали своими вопросами! Дифирамбы где? – нарочито сердито возмутился Рамиль и приятели, мигом унявшись, принялись похлопывать его по плечам с обеих сторон, напыщенно нахваливая: «Красавчик! Высший пилотаж! Казанова! Дон Жуан! Кто ещё?.. Ловелас!».
– Только, чур, светленькая моя, – воспользовался минутой Рамиль. – А с Виданой и Эммой сами разберётесь… Кстати, я узнал, какие коктейли им нравятся, – спохватился он. – С коньяком – не промах девочки.
– Ладно-ладно, заслужил – да, Антонио? – спрыгнул с табурета Мамо. – Чё сидите? Берём коктейли, коробку конфет шоколадных – там есть, я видел, солидно будет. И на штурм… Только стулья свободные надо найти.
И вот броская вереница – во главе Рамиль, с коктейлями, конфетами на подносе, и семенящие следом со стульями Антон и Мамо, – причалила к заманчивому столику. Рамиль церемонно представил приятелей и назвал им ещё раз имена девушек.
Разговорились быстро. Для порядка и завязки приятели живо интересовались, где успели побывать в Москве новые знакомые, что понравилось, что удивило. Эмму, увлекающуюся живописью, порадовала очень Третьяковская галерея. «Сотни сюжетов, разные времена, а какие мастера! – восхищалась она. – Группа наша ушла, я осталась. Бродила, бродила, пока не устала совсем». Видана с Линой в восторге были от мхатовского «Тартюфа». Всем предсказуемо понравилось метро. А Видана ещё отметила дискотеку в кафе «Метелица», что на Арбате. «Огонь-место, – многозначительно покачала она головой, – и девушки – ох-ох! – такие смелые». Антон стал было расспрашивать, как в Югославии обстановка после смерти Тито, не грядут ли перемены, но Рамиль, незаметно дёрнул его за рубашку и прошипел на ухо: «Кончай с этим лезть, сбегут».
Потихоньку, плавно перешли к ухаживаниям, и танцы тут были главным подспорьем, первейшим средством. То Антон, то Мамо нет-нет ускользали к диджею, просили его прервать бойкие ритмы и поставить какой-нибудь романтический медляк. Рамиль танцевал с Линой, Антон спешил пригласить Эмму, а Мамо – Видану. Ещё несколько раз брали коктейли. Пары определились, и сближение ощутимо продвигалось: кавалеры уже вели дам на танец, придерживая за талию, дистанция в танце таяла, а Видана даже томно клала голову на плечо Мамо, подстёгивая у того сердцебиение и предательскую дрожь. Была забавная ситуация, когда в отсутствие ухажера Видану позвал на танец какой-то франтоватый молодец, толкущийся поблизости, и она пошла. Вернувшийся тут же Мамо ненавистно пялился на них, елозя на стуле, приглушённо рычал Рамилю: «Я порву этого фазана! Ещё раз подойдёт!». Потом уже промаху не давал, присматривал за борзым конкурентом, бросая на него время от времени устрашающие взгляды, что, вероятно, подействовало, и тот к Видане больше не подкатывал.
Неожиданно, посреди шутливой застольной беседы, Видана засобиралась к себе в номер, дескать, время позднее, завтра на экскурсию очередную, надо выспаться. Антон и Рамиль заметно напряглись: сейчас и подружки вслед за ней. Принялись отговаривать; Эмма с Линой на радость парням присоединяться к Видане желания не изъявили и тоже пытались, хотя и вяло, остановить её. Странно, непонятно абсолютно для его приятелей, отреагировал Мамо: он был поразительно спокоен, без всякого пыла, казалось для видимости, попросил свою даму вечера задержаться. Когда же та, поднявшись, стала прощаться и благодарить за компанию, заявил, что идёт её проводить. Видана кокетливо улыбнулась и через мгновение направлялась к выходу из бара, держа под руку своего кавалера. Он обернулся у двери и озорно подмигнул всем оставшимся.
Оставшиеся, по меньшей мере Антон и Рамиль, теперь не просто догадались, а были уверены практически на сто процентов, что слинявшие сговорились. Уверенность эта здорово, надо сказать, юношей обнадёжила, и с новой энергией продолжили они обхаживать своих дам.
Через час где-то Мамо возвратился в сильно поредевший бар и как ни в чём не бывало принялся со смехом рассказывать, что пытался сейчас от имени администрации гостиницы остановить несколько человек, покидающих бар: мол, время детское, просьба продолжить гулять; потешался, изображая их недоумение и растерянность. За столиком также сделали вид, будто не пропадал он надолго. Лишь глаза Рамиля и Антона, устремлённые на лицо приятеля, непослушно и настойчиво вопрошали: «Ну что?! Хоть знак какой подай!». Тот закатил пьяно-блаженно свои крупные тёмные очи, утомленно покачивая головой.
Вскоре заговорили об уходе и Эмма с Линой, и далее всё шло приблизительно по недавнему сценарию: они мило и душевно попрощались, назвали студентов весёлыми, галантными, очень щедрыми, тактичными; Антон и Рамиль, готовые к этому моменту, вдохновленные несомненным успехом приятеля, настояли на проводах и удалились вместе с девушками. Мамо шепнуть успел Антону, что останется в баре ещё немного, а потом двинет в общагу.
Не прошло и пятнадцати минут, как провожатые явились обратно; Мамо ещё не ушёл. Их скорое возвращение и кислые физиономии ясно говорили о том, что получили они от ворот поворот. Антон, чтобы не касаться этого, вскочил буквально через десяток секунд после того, как присел за столик, и, выдавив фальшивую бравую улыбку, театрально воскликнул:
– А не врезать ли нам чего покрепче на посошок, братцы-кролики?!
И не дожидаясь ни одобрения, ни согласия, направился к бармену. Рамиля распирало от негодования; чуть помолчав, он сбивчиво выпалил, не глядя на Мамо:
– Перед носом дверь захлопнула!.. Линочка!.. Главное, Эмма – в одном номере они – не против была, чтобы мы вошли – по лицу видно… а эта бестия!..
– Да-а… – сочувственно покачал головой Мамо, положил руку на плечо приятеля. – Забудь, Рама. Всё равно хорошо кутнули… Так вы сразу ушли?
– Какой там. Уговаривали, стучали.
– А они?
– Пожалуста, не портите вэпечатление, – желчно передразнил Рамиль свою даму тонким голоском. – Бестия коварная… Стучали, пока дежурная по этажу нас не шугнула.
Кое-как студенты осилили коктейли с коньяком, принесённые Антоном, и, малость посидев, подались нетвёрдым шагом восвояси.
III.
Спустившись на лифте, топали вразброд к выходу по длинному безлюдному вестибюлю гостиницы, уставленному с одной стороны пышными диванами и креслами, а с другой внушительными, красочными керамическими горшками с разными декоративными растениями. Антон несколько отрешённо брёл рядом с этими самыми горшками, касаясь рукой листвы – ласкал её, понимаешь, хмельной незваный гость, – пока не вздрогнул от резкого приглушённого окрика Рамиля, следующего за ним чуть позади:
– Охренел что ли?!
Антон, не понимая совершенно, кто это – он или Мамо – чего-то вдруг охренел, стал суетливо вертеть затуманенной головой, и взгляд его упал на небольшой какой-то куст, с корней которого сыпались земляные комочки, а сжимала сей куст за верхушку собственная ладонь. «Чёрт! Как?!» – сконфуженно пронеслось в голове охреневшего, и он немедленно, наспех прицелившись, бросил невезучий куст в ближайшее кресло.
В это время впереди, из бокового коридора, появились двое плечистых рослых мужчин в тёмных костюмах и при галстуках: они направлялись прямо навстречу студентам.
Видевший бросок приятеля Мамо прыснул было, но, когда заметил встречающих, мигом утих. «Приплыли… – сдавленно проговорил он. – На фига ты выдрал этот цветок?».
– Не знаю, – честно откликнулся Антон и хихикнул.
А Рамиль беспокойно пробурчал:
– Сейчас не до смеха будет… Охрана это местная… или кэгэбэшники, не дай бог.
– А мы вас заждались, голубчики, – подходя вплотную к встревоженным студентам, непринуждённо сказал тот из встречающих, что выглядел заметно старше по возрасту своего напарника, лет так под пятьдесят. Походил он больше на ветерана спецслужб, чем на обычного охранника.
После этих слов Рамиль сразу смекнул, что фортель, выкинутый приятелем несколько минут назад, не единственная причина появления охранников или кэгэбэшников, что накапала похоже дежурная по этажу, а Антон, чувствуя себя виноватым, первым решил попытаться выкрутиться и с апломбом произнёс:
– Разве мы знакомы? В чём дело? Вы кто?
– Ух ты, какой щепетильный!.. – усмехнулся ветеран и медленно обвел парней цепкими глазами, оценивая как бы, что за фрукты ему попались и что с ними делать. – Мы здесь за безопасность отвечаем. Пройдёмте-ка в дежурку, я объясню, в чём дело.
Приятели послушно поплелись по указанному направлению в сопровождении гостиничных стражей порядка. Большая комната, куда все прошли, была пустовата, из мебели два письменных стола, четыре стула, простенький диван. Старший безопасник кивнул напарнику-молчуну, чтобы тот остался у двери, усадил задержанных на диван и встал напротив них на некотором отдалении.
– Ну что ж, – начал он, не мешкая, – дело тут самое простое… простое и типичное… В гостинице вы не проживаете… студенты, очевидно… иногородние, и документов с собой нет, конечно. Так?
– И что? – огрызнулся и порозовел Мамо. – Студенты, не студенты, москвичи, не москвичи… – какое значение имеет? В кабак идти – зачем документы?
– Ага, – обрадовался безопасник. – Теперь ясно, как вы оказались в гостинице – из ресторана. В лапу дали или так кто провёл?..
– Сами дверь нашли, – неохотно буркнул Антон.
– Неважно… Значит, такую имеем картину в общих чертах: посидели вы сначала в кабаке, оттуда проникли в гостиницу… в баре – где ещё – добавили хорошенько, – звучно щёлкнул безопасник себя пальцем по горлу, – увязались потом за девицами… непростыми девицами, ломились к ним в номер, шум подняли на этаже – переполошили гостей… а в довершение всего растение дорогое угробили в вестибюле. Всё это злостные нарушения правил пребывания в гостинице… законных правил! Хороша картина, да?
– Какие злостные, какие? – возмутился Антон, настроенный выкручиваться во что бы то ни стало. – Ничего мы не проникали, свободно вошли, никто не завернул, никто не остановил… В баре отдыхали культурно, к девушкам ничуть не ломились… проводили в номер, постучали потом немного – адресами обменяться… они не открыли, и ушли мы. Вот… А куст… – случайность это… И цел же он. Хотите, обратно могу вернуть, посадить… полью ещё.
В комнате установилась полуминутная тишина. Антон доволен был, как ловко он, невзирая на свою не вполне внятную речь, сумел развенчать ложную картину, отвести обвинения; Мамо кивал ему похвально головой; Рамиль, наоборот, смотрел с досадой, мол, лучше бы помолчал и дослушал. А безопасник, подумав, холодно изрёк:
– Ну, что ж, раскаяться вы не хотите… стало быть, готовы отвечать.
Он сделал шаг к Антону и, глядя ему в глаза, жёстко спросил:
– Учитесь вместе?
– Да, – кивнул Антон.
– Значит, отчества, фамилии друганов своих знаете?
– Знаю.
– Садитесь за стол и пишите: имена, отчества, фамилии, ваш институт… факультет, на каком курсе учитесь.
Он подошёл к столу, достал из выдвижного ящика лист бумаги и ручку.
Писал Антон, по существу, без остановки, не уточняя ничего у приятелей, раза два только поднимал голову от стола, вспоминая что-то. Закончив, протянул лист безопаснику, тот бегло прочёл, сказал, что годится и как-то бесстрастно совсем, буднично, прибавил:
– Сообщим в ректорат о ваших ночных проделках… во всех подробностях. Нетрудно сообразить, что дальше будет. Всё! Не задерживаю.
IV.
Вышли студенты из гостиницы в начале четвертого: на вымершей улице холодина, разгулялся порывистый пронизывающий ветер. Застегнув доверху свои лёгкие куртки, нахохлившись, припустились без разговоров к общаге: первую половину пути быстрым шагом, а вторую уже трусцой. Рамиль и Мамо соображали дорогой по мере возможности, что же случится после того, как этот безопасник-служака зашлёт обещанную бумаженцию на имя ректора и от предчувствия самого тяжёлого исхода становилось им ещё холоднее и хотелось забыться, надеяться, что как-нибудь всё же пронесёт. Антон думал лишь о том, чтобы поскорее добраться до постели.
Заскочив в свою добрую, снисходительную к шалопутным жильцам обитель, спящую давно крепким сном, приятели разбежались по своим комнатам.
Подняться на первую пару сил у Антона не нашлось, и он спешил, чтобы успеть ко второй; выпил бокал крепкого черного чая с бутербродами, наскоро закинул в дипломат нужные тетради и, резонно полагая, что приятели его тоже проспали, зашёл к ним посмотреть, как они после вчерашнего.
Оба были одеты и позавтракали, судя по неприбранному столу, но выходить, показалось, не собирались. Мамо угрюмо кивнул в ответ на приветствие; он неслышно прохаживался по комнате с опущенной головой и выглядел так, словно только что провалил важный экзамен, к которому готовился долго и упорно. Рамиль лежал на кровати, спустив ноги на пол, смотрел печально в окно и даже не повернулся к вошедшему товарищу, а лишь махнул нехотя рукой.
– Да что здесь за хандра? – не выдержал Антон. – Понос, рвота, чего?.. В институт идёте?
– Смотри Рама, – ухмыльнулся недобро Мамо. – Острит он, выдержку демонстрирует… хорохорится даже, супермен. Морально уже приготовился, да?
– К чему? – растерялся недоумевающий Антон.
Тут уже вскочил с кровати Рамиль.
– Ты придуриваешься или действительно не помнишь ни хрена с похмелья?! – затараторил он взволнованно, комкая слова. – Не сегодня-завтра бумага о наших подвигах в славной гостинице «Юность» будет в ректорате. Или ты думаешь, пошутил этот чёртов блюститель порядка?!. На фига институт, на фига?! Выпрут из него, как пить дать. Не за такие выходки выкидывали.
Только теперь до Антона дошло, в чем дело, и он едва удержался, чтобы не расхохотаться. Но смеяться было чревато: парни давно на взводе, давно мусолят тягостные ожидания. Лицо его моментально приняло сверхсерьёзное выражение, он поднял руку и твёрдым монотонным голосом гипнотизёра сказал:
– Слушайте меня внимательно, не перебивайте… В гостинице я написал не наши, не наши! а другие, вымышленные имена, отчества, фамилии… и институт указал не наш, а другой. Так что не надейтесь, сачки, придётся дальше долбить гранит науки. Всё, выдыхайте.
Дальнейшее надо было видеть: радость, восторг на лицах Рамиля и Мамо спонтанно сменялись негодованием, злостью и снова уступали место радости, парни то обнимали Антона восхищённо и тискали, то хватали за грудки и гневно трясли, и крик стоял такой, что дребезжали плафоны; и прыгал Рамиль, и прыгал, пританцовывая что-то наподобие лезгинки, Мамо, и прыгал Антон, вовлеченный в эту кутерьму. Когда она утихла наконец, Мамо в который раз спросил:
– Ну почему, Антонио, ты не сказал, когда мы выходили из гостиницы? Когда в общагу бежали? Почему?..
Антон пожал плечами и повторил примерно то, что говорил и три и пять минут назад:
– Вы не спросили, я не сказал… Решил, поняли, что написал ложные данные… Холодно было, голова не своя… устал дико от этого праздника…
– Как? Как мы могли понять, что ты туфту гонишь?.. Ты же писал, как под диктовку, без перерыва. Бухой! Я ещё удивился, как ты в наших отчествах, фамилиях не запутался. А понять, что ты выдумываешь – это ж… невозможно. Как это… как ты это делал, расскажи.
Антон посмотрел в сторону, припоминая, и захихикал.
– Сначала себя написал Воронковым Сергеем Михайловичем – школьный мой учитель географии, колоритный дядька… Пока писал, думал, кем Рамиля заменить. Подвернулось имя дружка уличного, фамилия соседа по дому, отчество… – не помню, откуда. В общем, получился Ринат Замирович Галиулин. Пишу и тебе уже подыскиваю замену.
– А меня как обозвал? – нетерпеливо потребовал Мамо.
– Ашот Арсенович Карапетян… – тренер у нас был по волейболу в спортивной школе.
– Дядю моего Ашотом зовут… – засмеялся Мамо. – И к какому институту приписал ты Воронкова, Галиулина и Карапетяна?
– К полиграфическому – он неподалёку. Технологический факультет, третий курс.
Мамо прекратил смеяться и категорически заявил:
– Тебе, Антонио, в разведку надо идти после института. Точно тебе говорю… Скажи, Рама.
Рамиль, не осознавший ещё кажется до конца, что близко подступившая реальная беда так вот легко, в одну минуту исчезла, счастливо улыбнулся:
– Чародей… Я ведь прикидывал уже, как буду дома объясняться… Хорошо, что безопасник не стал проверять его писанину, перекличку не устроил – легко мог бы нас расколоть.
– Мог бы... – закивал головой Антон. – По-моему, не хотел: или лень возиться было… или не такой уж он бармалей.
Внезапно Мамо присел на кровать, задумался, неуверенно косясь на приятелей, точно вознамерился сказать что-то, но колебался, сомневался, стоит ли, потом вскочил.
– В общем, мужики… – проронил он смущённо и с усилием, – раз мы подробно так про всё это… Короче, не было у меня ничего с Виданой.
– Как не было?! – возмущённо-радостно воскликнули в один голос Рамиль с Антоном.
– Так. Оставила адрес, номер телефона и поцеловала – не успел заметить – в щёчку на прощанье.
– Где ж ты пропадал целый час? – сделал круглые глаза Рамиль.
– Где пропадал, где пропадал, – взъерошил и без того растрёпанные волосы Мамо, шкодно улыбаясь. – Экскурсии у меня были по этажам… И еще по лестницам – вверх-вниз… – как ещё сделать усталый вид?
– Ну, ты артист! – покатились со смеху его приятели, и сразу к ним присоединился сам лицедей.
– Провокатор… – сквозь смех выдавил Рамиль. – Из-за тебя ломились к Лине с Эммой: у Мамо вышло, а мы чё – лысые! Гамадрилы!
Нахохотавшись от души, развалились на кроватях, а Антон, взглянув на часы, быстро поднялся, взял свой дипломат.
– Две пары пропустили, успеть нужно на семинар по гидравлике – замучаемся отрабатывать. Я вас на воздухе подожду.



Вячеслав МИХАЙЛОВ 


Хорошо так, по-доброму. Милая интеллигентная ирония. Спасибо!
Спасибо. Что-то вспомнилось и своё. Чем-то похожее. Да ещё и мой тёзка, упоминается, Сергей Михайлович – школьный учитель географии, колоритный дядька…Я тоже школьный учитель, но истории. Тоже колоритный дедушка. Давно на пенсии.
Успехов автору и хорошего настроения на каждый день...
Блестяще! Ностальгия - по свету юности и ушедшей от нас истории нормальных человеческих отношений.