Вера СОБКО. И ВЫПУСТИТЬ НА ВОЛЮ ПТИЦУ СЧАСТЬЯ… Поэзия

 

Вера СОБКО

И ВЫПУСТИТЬ НА ВОЛЮ ПТИЦУ СЧАСТЬЯ…

    

ПУСТЫНЯ

Подожди! Я к тебе из пустыни приду.

Пустыни, из которой давно бреду.

Пустыни моего одиночества,

Невинного, как отрочество.

 

Небо – белая бездна.

Горизонт слепит глаза.

Вокруг поющие голоса –

Поющих песков голоса.

Шепчут, зовут – сюда, сюда,

Здесь вернее, ты выйдешь скорее.

Лепечут… щебечут… зовут…

 

Но куда же идти?
                                 Кто бы помог?

Крикнул, позвал, сказал…

Страшно. Лучше зароюсь в песок,

По горло, по самый висок –

Песок моего одиночества. 

 

Но нещадно палит:

Температура, как в домне,

Воздух – свинца расплавленного глоток.

Ведь я же не яйцо,

Которое зароют в песок

И ждут, чтоб сварилось вкрутую!

 

Кожа – в клочья,

Сплошной ожог.

Волдыри на подошвах,

Волдыри на сердце. 

 

Шаг – и снова зыбучий песок

Ускользает, плывёт из-под ног.

Зноя стальная рука

Горло сжимает: тоска

В спёкшейся крови; зной –

Во мне самой.

 

И всё же жди, я к тебе иду

Из пустыни, где жар в полубреду.

Пустыни моего одиночества –

Затянувшегося отрочества.

 

Песок вокруг скрипит-свистит.

Ослепшее солнце в зените висит.

Меж пальцев – струйка песка,

Как лезвие бритвы тонка…

 

ВЕЛИМИРУ ХЛЕБНИКОВУ
       (К столетию со дня рождения)

Где теперь ты, бродячий апостол,

Сын возлюбленный бескрайней Руси?

Так же ль меряет высохший посох

Никому не известные вёрсты

В недоступной для смертных дали?

 

Чем богата твоя котомка?

Коркой хлеба иль лунным лучом?

Ясновидец с глазами ребёнка,

Что за груз у тебя за плечом?

 

Не земные заботы и тяжбы,

Не натужный пустой разговор –

Выбрал странник свой путь, и однажды

По нему в неземное ушёл.

                                                                     

Не томила тебя неизвестность:

Что здесь почести, званья, чины?

Ведь в твоих вычислениях вечность

Расписалась на «Досках Судьбы».

 

И наградою неторопливой,

Без тщеславных холопских хлопот

Всё того же Земшарова слива

Золотой черепашкой ползёт.

 

ВЕЛИМИРУ

Велимиру по миру больше не ходить,

По дорогам пыльным босу не бродить.
 

           По росе не бегать и цветов не рвать,

           Ключевой водою жар не утолять.
 

По степи калмыцкой не скакать верхом –

Не дышать упругим встречным ветерком.
 

           Не плескаться в речке с стригунком гнедым,

           Не вести беседу с месяцем младым.
 

Под румяной яблоней в полдень не сидеть,                 

И на россыпь звёздную в полночь не глядеть.
 

           За звездой падучей не гадать вослед,

           Не считать кукушкиных долгих-долгих лет.       
        

Не сидеть у озера и не мять стога,

Больно жизнь земная нынче коротка.

 

МОЙ КОНЬ

Белый конь над травою летит,
        Чёрный конь над водою стоит.

Где мой конь, и который из двух?
        Мой порыв или сломленный дух?

Даль степная, травы изумруд,
        Или напрочь загубленный труд:

Безоглядный порыв в синеву,
        Или пристальный взгляд в глубину

Скрытых омутов, мрачных тенет,
        От которых спасения нет,

От которых – бежать и бежать.
         Но во лбу как клеймо, как печать,

Как под чёрною гривой звезда,
         Без которой нигде, никуда,

Бьётся, жжёт неотвязная мысль –
         Как теперь без тебя обойтись?

 

МОРЕ

Заговори мою печаль,

И я поверю в заговоры.

Твоя изменчивая даль

Даёт покой не только взору –

Даёт покой моей душе.
               Ты – вечно. Всё тебе известно.

Услужливые языки
                       прибоя мне лепечут песню.

 

Выносят из глубин твоих
                       людские страхи и сомненья,

Как будто облегчить хотят
                    мне бремя трудного решенья.

 

В твоих объятиях слепых
                   нашли приют ловцы удачи,

Спешившие на свой причал,
                  не зная, что их час назначен.

 

Уж сколько судеб, дел, имён
                      лениво поглотили волны,

Над каждым пленником своим
                   шепча молитву монотонно.

 

В содеянном себя казня,
                      о камни бьёшься головою,

Спеша прощение купить
                     притворною слезой прибоя.

 

Не различая, ты даришь

Забвенье и живым, и мёртвым,

И гипнотически шуршишь

Прибрежной галькою истёртой.

 

Заговори мою печаль,

Спой про любовь свою и нежность.

Блеснёт кармином неба край,

И я волнам твоим доверюсь.
    

ЗИМА

Зима. Мир потускнел, угас,

И северный колючий ветер

Размазал по лицу Земли

Все краски лета –

Как остатки грима.

Дыханьем ледяным

В стеклянные оковы

Замуровал опавшую листву.

 

Уж дерзкий молодой рассвет

Не блещет в окна

И не зовёт догнать его

У самой кромки свода,

Чтоб ощутить губами

Тепло и нежность красок.

 

Вестников своих звонкоголосых

Ко мне давно не присылает утро,

И некому лукавым щебетаньем

Спугнуть прозрачный сон.

Лишь карканье ворон,

Сидящих на обрубках рук деревьев –

Видно, так жестоко

Природа наказала их за воровство.

 

Куда они девали свежесть утра?

Куда прогнали шаловливый ветер,

Влетавший в растворённое окно

И приносивший терпкий запах

Росой умытых листьев?

Куда запрятали похищенное счастье

Встречать с надеждой каждый новый день?

 

Спросить? – Ведь не укажут.

Корявые окаменели руки

И рот запаян ледяной коростой.

Молчат. Лишь глухо стонут, подпевая вьюге.

Скованы морозом и обетом –

Не выпускать украденное счастье.

И зорко тайну охраняет стража

Угрюмых, подозрительных ворон.

 

Но вор себя сам метит:

Согнутой спиной сугробов

И нездоровым цветом

Когда-то белоснежного лица.

Рыхлый, ноздреватый,

С безвольными покатыми плечами

Тяжко по ночам вздыхает снег.

 

Шуршат, сползая комья по сугробам,

Как будто убежать стремятся

От места преступленья.

Но их бег короток,

С тяжёлой ношей в сердце не уйдёшь.

Уж лучше тут остаться

И тихо исходить горючими слезами

Раскаянья, когда пригреет солнце.

 

Наутро же – расплата за измену:

Свирепый ветер приковал навечно

Растерянных и жалких беглецов.

Загнал потоки слёз горючих в панцирь,

Нагородил в припадке буйства

Торосов и завалов ледяных.

Стой! Ни с места!

Не дай вздохнуть Земле,

Не дай проснуться

И выпустить на волю птицу счастья.

Ещё сильна Зима, крепки её оковы,

И долго будет царствовать она.

.

ДИАЛОГ В МУЗЕЕ

А. – Пойду спрошу, где Марк Шагал.

В. – Шагал? Куда? Зачем шагал?

        И для чего он здесь шагал?

А. – Как для чего? Смотреть его.

        Шагал в музее, где ж ещё.

В. – Я понял, что Марк здесь шагал,

        Но здесь музей, а не вокзал.

А. – А ты что думаешь, Шагал

        Музею предпочтёт вокзал?

        Конечно, там масштаб другой,

        Но кто же справится с толпой,

        Галдящей, рвущейся в вагон?

        Нет, это бред и моветон.

В. – Конечно, это полный бред

        Топтать начищенный паркет.

        Вот видишь, просят не шуметь,

        А он вломился как медведь.

        Шагал по залам, ну и тип!

        С искусством вздумал пошутить!

        Искусство надо уважать,

        Спасибо, что не стал бежать.

А. – Бежать? Зачем, куда бежать?

В. – В музее мог бы постоять,

        А не лететь во весь опор.

А. – Да, странный всё же разговор.

В. – А я его не начинал.

А. – Я лишь спросил, где Марк Шагал.

В. – Да брось ты Марка вспоминать!

        Он не устал ещё шагать

        Как маятник туда-сюда?

        Для этого совсем ума

        Не надо, знает всяк.

        Чудной парнишка, этот Марк.

А. – Но это поиски пути.

В. – Он что, дверей не мог найти?

А. – При чём здесь дверь?

        Искал себя.

В. – Да, это страшная беда!

        Себя, страдалец, потерял.

        Не зря он взад-вперёд шагал,

        Как зверь в неволе, взаперти.

А. – Но речь о творческом пути!

В. – Он что, не мог как все идти,

        И жить без лишней суеты?

        Зачем искать? Иди вперёд.

        Он что, предпочитал в обход?

А. – Он шёл один, своим путём.

В. – Известно, парень непутёв.

        Бежит не там, идёт не так –

        Не в ногу с ротой. Этот Марк

        Себе, как факт, первейший враг.

        Посмел бы раньше сделать шаг!

        Шаг в сторону – считай побег.

        Не наш он, точно, человек.

А. – Был наш, а стал потом француз.

В. – Я знал, случится с ним конфуз.

       Так значит, он в Париж бежал?

       А ты твердишь – шагал, шагал.

А. – Его так звали – Марк Шагал,

       Картины он всю жизнь писал.

В. – Так он писал, ваш этот Марк?

       Писал, наверно, кое-как?

А. – Чем говорить, нелишне – знать,

       И в каталогах поискать.

В. – Ах вот в чём фокус? Я как знал,

       Что в каталажку Марк попал.

       Искать не буду, не проси.

       Мне с вами, брат, не по пути.

А. – А я не удивлён ничуть:

       В искусство вам заказан путь.

В. – И далеко он дошагал,

       Неугомонный ваш Шагал?

       Я вот стою. Зачем шагать?

       Мне на Шагала наплевать.

А. – Да он плевал, что ты плевал.

       Ну, ты вот кто? А он – Шагал!