Марина УЛЫБЫШЕВА. ОТКРЫТАЯ РАНА. Рассказ

 

Марина УЛЫБЫШЕВА

ОТКРЫТАЯ РАНА

Рассказ

 

Сергей Степанович пошёл на концерт вечером в пятницу. Концерт проходил в маленьком районном городке, в библиотеке, потому что больших концертных залов у провинциалов никогда не было.

Сергей Степанович сел на рассохшийся стул, а пианист сел за старенькое, плохо настроенное, пианино. И музыка полилась. Точнее, она побежала сначала как маленькая девочка по ступенькам, подпрыгивая и хохоча. Потом как будто бы распахнула дверь дома и осторожно выглянула на улицу. Потом неожиданно понеслась полнозвучными аккордами, и далее наполняла и наполняла пространство, будто хотела устроить всемирный потоп или цунами. Музыка лилась, лилась… До самого сердца.

И вдруг среди этого цунами раздался стук. Это Сергей Степанович упал со стула. Упал и остался лежать, как будто не хотел больше слушать этот потоп, временами всё же диссонирующий какой-то фальшивой, плохо подтянутой нотой. Лицо его странно пожелтело и сделалось восковым, а глаза бессмысленно стали смотреть в потолок на блестящую, ползающую по потолку муху.

– «Скорую»! – закричал библиотекарь, ответственный за концерт. – Звоните в скорую!

И сам стал испуганными пальцами то стучать по экрану мобильника, то смахивать этот экран в сторону.

Сергей Степанович не шевелился, хотя и всё видел. Его обступили, но почему-то боялись к нему прикоснуться. А сзади всех расширенными глазами выглядывал из-за голов худенький пианист и тонко, чуть заметно дрожал головой из стороны в сторону, как будто хотел сказать: «Я тут ни при чём! Ни при чём!».

Наконец дозвонились до «скорой», и выяснилось, что звонок принят в областном центре, что оттуда до маленького городка ехать около часу, да и ехать-то некому, потому что все городские бригады разъехались по вызова́м, а у вас, дескать, есть своя районная машина скорой помощи, и сейчас я вас на неё переключу…

Переключили. Оказалось, что машина уехала в другой районный городок, потому что не вам одному плохо, а там тоже люди живут… И что теперь ничего нельзя сделать.

Сергей Степанович всё это слушал, но, похоже, ему было всё равно, он не чувствовал тела, не чувствовал рук и ног, не чувствовал своего сердца.

Наконец догадались дозвониться до местного фельдшера и даже привезти его на такси к библиотеке. Фельдшер приехал в тапочках, зато с сумочкой, из которой, как фокусник, что-то достал, что-то открыл, быстренько сделал какие-то манипуляции, и лицо Сергея Степановича стало приобретать нормальный цвет. Его осторожно подняли, накрыли курткой и каким-то образом усадили кому-то в машину и повезли в больницу.

В больнице Сергея Степановича, который уже мог слабо ходить и говорить, встретила медсестра и первым делом предложила оплатить предстоящую консультацию дежурного доктора. Сергей Степанович оплатил. Экран аппарата издал тихий утробный звук, тем самым подтвердив, что оплата прошла успешно.

Доктор осмотрел Сергея Степановича, измерил давление и пощупал пульс, что, собственно, было даже удивительно, поскольку последние доктора Сергея Степановича, которых он помнил, умудрялись осматривать больных, не прикасаясь ни к никаким их частям тела.

– Что ж, – резюмировал свой осмотр доктор, – если хотите жить, вам нужна срочная операция, но перед этим мы должны взять анализы…

– Конечно, конечно, – забеспокоился Сергей Степанович, – я готов.

– Тогда, пожалуйста, оплатите вот эту и вот эту сумму… И ещё вот эту…

Сергей Степанович снова достал карту и поднёс к кассовому аппарату. Аппарат издал тихий утробный звук, и ещё раз, и ещё, подтверждая, что оплата прошла успешно.

Затем была сдача анализов и дополнительные процедуры, которые тоже требовалось оплатить, и оплата прошла успешно. И наконец Сергей Степанович попал на операционный стол, и старый анестезиолог надел на него маску и все короткие тревожные мысли Сергея Степановича куда-то улетучились, их не стало. Но неожиданно, среди полного как бы небытия, сквозь плотный туман в голове, сквозь аморфные пенопластовые жёлтые наслоения, меняющие перед Сергеем Степановичем свои формы и трансформирующиеся прямо на глазах, Сергей Степанович услышал:

– Разрез скальпелем сделан, зажимы поставлены… Это всё хорошо, но, чтобы продолжить операцию, вам, дорогой, надо оплатить следующую сумму…

И перед тусклым взором Сергея Степановича вдруг материализовался кассовый аппарат, а в полубезжизненную руку ему вложили карту. Перед тем, как вновь провалиться в следующее небытие, Сергей Степанович уловил, как аппарат издал тихий утробный звук – оплата прошла успешно…

Дальше Сергей Степанович вдруг оказался молодым и почему-то гулял по каштановому бульвару, а из распахнутого окна музыкальной школы звучала музыка, она обещала ему что-то такое хорошее, такое хорошее… быть может – любовь… Сергей Степанович подошёл ближе к открытому окну, чтобы посмотреть на пианиста или пианистку, но из окна вдруг высунулся больничный доктор и строго сказал:

– Сергей Степанович! Голубчик! Ну мы сделали, что смогли, провели резекцию и стагнацию, то бишь стабилизацию, что надо отрезали, что надо пришили… Осталось рану зашить! Зашивать?

– А как же! – почти беззвучно отозвался Сергей Степанович, так ему хотелось досмотреть сон про любовь.

– Ну и отличненько! – согласился доктор. – Только для этого вам надо оплатить следующую сумму…

Сергей Степанович поднёс карту к аппарату. Но в этот раз аппарат не дал одобрения. Он запищал резко и недовольно, а на его экране высветилась подлая надпись: недостаточно средств…

Больничный доктор перестал улыбаться и сказал совсем строго:

– Айяйяй! Что же вы так, Сергей Степанович! Теперь мы ничего не можем сделать!

Сергей Степанович снял с себя анестезиологическую маску, вытащил иглу капельницы из вены, осторожно присел на кушетке, а потом встал и так, как и был – в больничных бахилах, вышел из операционной наружу. Прошёл мимо медсестры и нянечки. Спустился на первый этаж. И пошёл домой. Он шёл и слушал какую-то свою, внутреннюю музыку. Шёл по тротуару, по переходу, через перекресток, перепрыгивал через грязные лужи. Он шёл и шёл. Шёл и шёл.

А внутри у него, прямо напротив сердца, зияла открытая рана.