Любовь БЕРЗИНА 
Любовь БЕРЗИНА
ЕЙ НЕБО РАСКРЫТО, КАК КНИГА…
Стихи разных лет
* * *
Уходит жизнь сквозь пальцы, как вода.
Но дух мой не стареет никогда.
Буравя неба серого графит,
Он птицей беспокойною летит.
«Прощай!», – кричат мне русские поля –
Хребтом Кавказским дыбится земля.
«Не отпущу!» – хрипит мне вслед Эльбрус –
Я над тайгой сибирскою несусь.
Тобольский кремль сверкает, как алмаз,
Заката кровь стоит у самых глаз.
Здесь дед мой стал тобольскою землёй,
Она, как угль, чернеет подо мной.
Я над Игаркой, с тучей наравне,
Окликну всех, кто вечно дорог мне.
И выплывет в тумане Магадан –
Нет необъятней, чем Россия, стран.
И широта её, и глубина
В душе моей навек погребена.
Потоки рек – и Лены, и Двины,
Как кровь моя, текут внутри страны.
И тело её делят неспроста,
Как плоть и кровь убитого Христа.
Её просторы не охватит взгляд,
Из края в край лишь птицы долетят.
И даль её, нетленную вовек,
Всей кожей чует русский человек,
Чей дух летит в любую сторону,
Чьё сердце шириной во всю страну.
* * *
Силуэты заснеженных станций,
Запорошенный профиль полей,
Убегают, не просят остаться,
И твердят: «Не жалей, не жалей».
За немытым окошком вагона
Из-под ног уплывает земля,
И кладут мне земные поклоны
Тополя, тополя, тополя.
И пускай меня поезд уносит
Мимо, мимо, в метельный туман,
Сердце слиться с Отчизною просит
После всех экзотических стран.
Чтобы избы медовые очи,
Словно в кружево, прятали в снег,
Чтоб здоровался так, между прочим,
Незнакомый совсем человек,
Чтоб в бездонных колодцах не стыла
Ледяная густая вода,
Чтобы верной тропою водила
Над чернеющим лесом звезда,
Чтобы купол с крестом золочёным,
Путеводный, ночами не гас,
И в медвежьих углах потаённых
Кто-то тихо молился о нас.
ПАРАД
Колонны из людей,
из техники колонны
По площади плывут,
пронзая времена,
Из всех краев страны
сошлись они, бессонно,
И поступь их шагов
по всей стране слышна.
Вот Жуков на коне
своим широким телом
Как памятник, вдавил
седло и стремена,
Вот Сталин мавзолей
попрал ногою смелой
Поскольку широка
и вздыблена страна.
Пред ними душ полки
проходят невредимо,
В шинельное сукно
затянуты тела,
Все на одно лицо,
и взгляд, скользящий мимо,
И словно львиный рык –
победное «Ура!».
Их крик от стен Кремля,
как мячик, оттолкнется,
Стрелой через поля
и страны пролетит.
А что там под сукном,
какое сердце бьется,
Зарыто в глубине,
и словно клад, лежит...
На марше все равны.
Сплоченным четким строем,
Качая ордена,
чеканят шаг полки.
И здесь любой солдат
глядит орлом, героем,
И вражеский штандарт
копьем летит с руки.
Вот падают у ног
добытые знамёна,
Трофеев у солдат
запасы велики,
И, кажется, вовек
не кончится колонна –
По площади идут
всё новые полки.
Она красна, как кровь,
что отдана Победе,
Над нею блеск звезды
и клёкоты орлов.
Вот только господин,
что нынче мимо едет
Уже не разглядит
шагающих рядов.
Они сквозь нас идут,
натянуты, как струны,
И напряжение их
засело в голове,
Мы с ними, как бойцы,
весной шагаем юной
По залитой дождем
торжественной Москве.
СТАЛИНГРАД
Моему отцу,
Александру Алексеевичу Берзину,
рядовому Великой Отечественной войны
С берега до берега –
Птица не летит.
На полоске берега
Мой отец лежит.
В него пули целятся,
Как снега, густы.
А сквозь их метелицу
Взрывы, как цветы.
Не поднять головушки,
Холодна постель,
И в чужой во кровушке
Вымокла шинель.
Ах, как мало пройдено
В каше кровяной.
За спиною Родина,
Волга за спиной.
Он сжимает рацию
И лежит, безус,
Землю сталинградскую
Пробуя на вкус.
Сколько крови отдано
За клочок земли.
Чтоб к Берлину, к Одеру,
Русские пришли.
ПАДУЧАЯ ЗВЕЗДА
По русской выжженной земле
Счастливый Ганс идет.
Со свастикою на крыле
Садится в самолет.
И над разрушенной страной,
Где в небо путь отверст,
Над картою её цветной
Взмывает, словно крест.
Всё небо вышито крестом,
Меж ними Ганс плывёт,
Бросая тень на чей-то дом,
На чей-то огород.
И снизу смотрят на него
Глаза, напряжены.
Но в люках бомбы для того
Давно припасены.
Он сеет, сеет, сеет их,
Всю землю испахав,
И взрывов страшные цветы
Взметают к небу прах.
Домов размётаны ряды,
Разбит церквей фаянс,
И, глядя на свои труды,
Смеется добрый Ганс.
Внизу, засыпаны землей,
Лежат людей тела,
И кто-то свой кулак живой
Сжимает добела.
Уходит самолет пустой
И Ганс уже размяк,
Но пуля злобною пчелой
Ужалит бензобак.
Из-под руки малец окрест
Глядит через года:
Нет, это в небе был не крест –
Падучая звезда.
* * *
На церкви крест сверкает, словно меч,
Который должен Родину беречь.
На солнце купол блещет, как снаряд,
Что охраняет прочно стольный град.
И храм в снегу стоит, как арсенал,
Который страхом силы тьмы сковал.
И колокольни стержень на свету
Белеет, словно воин на посту.
СВЯТОЙ КОЛОДЕЦ
У колодца у святого
Наберу ведро воды,
А затем уеду снова
За мещёрские сады.
Город ждёт меня, дымится,
Тянет каждою стеной,
Напоследок дай напиться,
Родина, воды живой.
Перед церковкою малой,
Что под тучами стоит,
Перед далью одичалой,
Где утиный клин летит,
Перед белым обелиском
Тем, кто сгинул на войне,
Здесь, под русским небом низким
Дай воды напиться мне.
Чтоб она вошла, живая,
В кровь мою и плоть мою.
Чтоб я знала, уезжая,
Что всего сильней люблю.
* * *
О, ветер, так сила твоя хороша,
Что даже упасть не боюсь.
Как море, волнами вскипает душа,
Как птица, уносится грусть.
И каждая жила звенит, как струна,
Как ветром продутая снасть,
И парус туда, где бушует волна,
Спешит с поцелуем припасть.
Я знаю – день этот звездою блеснёт,
И вспять улетит навсегда.
Опустится парус и ветер спадёт,
Спокойною станет вода.
Я знаю, но знать не хочу ничего,
Ты, ветер, несись сквозь меня,
Чтоб жизни самой ощутить естество,
У края закатного дня.
Чтоб снасти звенели, шипела волна,
И чайки дрожало крыло,
Чтоб не от разгула и не от вина –
От радости сердце свело.
ПАМЯТНИК ГОГОЛЮ
Сойду на узкую дорогу,
Где среди листьев и травы
Задумался писатель Гоголь
В старинном дворике Москвы.
Не зря задвинут он подальше –
Спина согбенна и крива,
Его суровый взгляд без фальши
Не вынесла без слёз Москва.
И около своей квартиры,
Среди домов дебелых тел,
От слёз, неразличимых миром,
Он сгорбился и почернел.
Случайный в дворике прохожий
К нему не ходит на поклон,
И ясных глаз поднять не может
На Гоголя, так страшен он.
Свой длинный нос писатель свесил,
Но боль внутри него жива.
Уходят тихо в поднебесье
Молитвы страстные слова.
И могут слышать, чуть живые,
Все те, кто чуток и не глуп,
Как молит Гоголь о России,
Не разжимая тонких губ.
То плачет Гоголь, то смеётся,
Не видит он из-за домов –
Русь-тройка за углом несется –
В ней Чичиков и Хлестаков.
МЕДНЫЙ ВСАДНИК
Всадник медный, знаменитый,
Что ты прянул на дыбы?
Норовишь разбить копытом
Запрокинутые лбы.
На тебя глазеет всякий,
Там, под царскою пятой,
А вверху вознёс Исакий
Дивный шлем свой золотой.
Гаркнет пушка над Невою,
Вздрогнут шпили и мосты,
Только царь один, спокоен,
Грозно смотрит с высоты.
В небеса его бросает
Тело статное коня.
Тихо в вечность уползает
Недобитая змея.
ГОРЫ
Раскрылись горы, как скрижали,
Где выписан закон души.
Всю ночь хребты в глазах стояли,
Как горцев острые ножи.
Здесь облака краснеет знамя,
Дороги кружева плетут,
И белыми слепя горбами,
Эльбрус разлёгся, как верблюд.
Неужто никогда не буду
Я снова в этом мире сна,
Где каждая гора, как чудо,
На небе сумрачном видна.
Где воздух пьётся, как подарок,
Пьянит, как веселящий грог,
И месяц над рекой так ярок,
Как тура освещённый рог.
У скошенной скалы громады
Стою на грани бытия,
И облаков курчавых вата
У ног подобьем корабля.
На простынь мятую Кавказа
Заката выдавлен гранат.
В любви, как в смерти, нет приказа,
И в ней никто не виноват...
НУВОРИШИ
Он забыл, что такое метро,
Или даже не ведал нимало.
За рулём дорогого авто
Он ныряет в кварталов провалы.
У него даже климат есть свой,
Тихо музыка стонет чужая.
И невзрачный пейзаж городской
Мимо окон его проезжает.
Как в аквариуме, за стеклом
Всё мелькают туманные лица.
Он не смотрит на этот Содом,
Что в мирок его хочет вломиться:
На газоне валяется бомж,
На скамейке целуется пара,
Пряча взгляд заострённый, как нож,
Гастарбайтер бредёт по бульвару.
Но четыре несут колеса
Мимо, прочь, на планету другую,
Где он томно поднимет глаза,
Руку дамы возьмёт дорогую.
Ей нальёт золотого вина,
Тихо скажет короткое слово,
Только слушать не будет она,
Всё наскучило ей и не ново.
И по улице тёмной, глухой,
В светлом коконе мощной машины,
Они быстро поедут домой,
Просто женщина, просто мужчина.
И скучающим взглядом скользя –
Пешеходы в грязи, словно свиньи! –
Промелькнули, едва тормозя,
Как товар дорогой на витрине.
Как виденье, уносятся прочь –
Только задние фары алеют.
В жизнь иную ныряют, как в ночь,
Если в этой ночи уцелеют.
* * *
Базар-вокзал на сердце и в душе.
Приезжий спит в Москве, как в шалаше.
С утра бежит машин девятый вал,
А он газон-кровать облюбовал,
Недвижен, как в гробнице фараон.
Над ухом у него ревет клаксон.
Среди кипящей, брызжущей Москвы
Лежит, не поднимая головы.
Он спит и видит жаркий край родной,
Где солнце свет бросает вниз стеной,
Где гордо ходит медленный верблюд,
Не почитая тюк нести за труд.
На нем сидит смугляночка одна –
Она, как ваза хрупкая, стройна.
Верблюд её качает на спине,
Как парусную лодку на волне...
Машина поливальная идёт,
Она страдальца мёртвый сон прервёт,
Лавина брызг сияющей дугой
Толкнет его, напомнив, что живой.
И вскочит, грязен он и некрасив,
О солнечной красавице забыв,
И вытравит московская вода
Сон Родины из сердца навсегда.
* * *
Удары сердца твоего
Слышны сквозь все шумы и гуды.
Удары сердца твоего
В толпе, на площадях, повсюду.
Им в такт качаются дома,
Дворы, проспекты и бульвары.
По кругу ходят свет и тьма
Под эти мерные удары.
Пока ты бродишь вдалеке,
Нам время изменяет лица.
Как жилка на твоей руке
Всю ночь пульсирует столица.
У нас шатается земля
И дуют северные ветры,
Когда бунтует кровь твоя
За тысячами километров.
И каждый вдох и выдох твой
Во мне живёт и отдаётся
Так близко, что и шар земной,
Как сердце, под ногами бьётся.
ЛАСТОЧКА
У ласточки крылья, как бритвы,
Стремительный, рваный полёт.
Взлетая, как наши молитвы,
Она до небес достаёт.
У тучи тяжелого края
Сквозь воздух летит напролом,
Лучи золотые срезая
Блестящим и чёрным крылом.
Я снизу, я меньше букашки,
Она же на небе, вольна,
И ангелом в чёрной рубашке
Не видит под крыльями дна.
И носится, полная крика,
И не исчезает из глаз,
Ей небо раскрыто, как книга,
Где всё написали до нас.