Людмила ТУРОВСКАЯ. НА БЕРЕГАХ ТВЕРЦЫ И ВОЛГИ. «Равновесие правды» Александра Старкова-Борковского

 

Людмила ТУРОВСКАЯ

НА БЕРЕГАХ ТВЕРЦЫ И ВОЛГИ

«Равновесие правды» Александра Старкова-Борковского

 

Часто ли, уважаемый читатель, вы испытываете нежелание расставаться с только что прочитанной книгой? А вот мне довелось испытать это редкое и радостное чувство, недавно познакомившись с романом Александра Старкова-Борковского «Равновесие правды». В 2024 году его опубликовало тверское издательство «Научная книга».

Чем же так удивило, восхитило и надолго притянуло внимание это на первый взгляд скромное, но блистательно самобытное и невероятно интересное литературное произведение?

Сам автор определяют его жанр как исторический роман. И речь в нём идёт о событиях 1485 года, когда независимое Тверское княжество переходит под власть Москвы. Разная правда у героев произведения. Московский князь Иван III хотел присоединить близлежащие к Московии земли, в том числе и Тверское княжество, тем увеличив могущество Москвы. Тверской же князь Михаил Борисович стремился сохранить вековой уклад родной земли, унаследованный им от предков, и остаться независимым. Кто из них прав? Кто виноват в случившихся тогда страшных кровавых событиях, в гибели тысяч русских людей? Автор романа не встаёт ни на чью сторону, он просто показывает развернувшуюся на тверской земле трагедию, по сути, гражданскую войну двух правящих русских православных кланов. Уподобляясь мудрецу, поднявшемуся над схваткой, он всей душой сочувствует безвинным жертвам давних событий. Для него две эти противоположные правды исторически уравновешены. Каждая из них имеет свой смысл, своё временное значение, свою сакральную подоплёку.

Не станем повторять или подтверждать мысли историка Ольги Кисляковой, написавшей продуманное предисловие к книге Старкова-Борковского и рассмотревшей его произведение с исторических позиций. Сосредоточимся на литературной, художественной, филологической стороне вопроса.

Давайте разберемся, в чем же художественные особенности захватившего наше внимание романа? Почему именно он, а не иное, изданное ныне литературное произведение, достойно серьёзного разговора, искренней похвалы и сердечного участия?

Начнем с вопроса об отношения автора книги к русскому народу, о котором, собственно, и ведется повествование. В этой связи стоит отметить, что текст романа насквозь пронизан думами о характере, особенностях, самобытности русского человека, его отличии от других этнических сообществ. И современный читатель это не может не отметить с первых страниц. В нынешнюю смутную эпоху размывания самоидентификации и самоуважения такой подход звучит особенно актуально.

«Говорят, русские в большинстве своём – это просто люди. В небеса не рвутся. Деньгами не грезят. Власти не алчут. Жив – да и ладно, сыт – да и складно!».

«Русская душа отходчивая, прощала обиды лихие».

«Русские люди незлобивы, но обиды исправно помнят. Эта память помогает им выжить».

Феноменальной особенностью и несомненным достоинством романа является фольклорная ткань текста. Его напевность и ритм. У ценителей фольклора и народной темы вообще это вызывает радостное чувство узнавания, благодарности и восторга. Книга написана разговорным, живым, народным языком. Чего только стоят рассыпанные по всему тексту словно цветной искрящейся бисер простые, порой напрочь забытые, но такие родные русские слова: отродясь, опосля, сказывать, куды, людина, подсоби, хворать, надобно, надёжа, слыхивал, заполошно, доколь, сымай, нешто, сопрел, почитай, намедни!..

Можно еще много приводить подобных слов. Их сегодня уже нет в разговорной речи российских горожан, но ещё не так давно наши деды и бабушки употребляли их в своей бытовой речи.

При желании из текста романа можно составить целый словарь прекрасных, сочных и выразительно-тёплых, самобытных русских слов, бытовавших на Руси в недавнем времени. Увы, сейчас многие из них основательно забыты, погребены под толстым слоем холодной технократической и заморской языковой лавины. Автор «Равновесия правды» одарил ими читателя в полной мере. И все эти редкостные ныне слова имеют не только лексическую, эстетическую, но нередко и познавательную ценность.

Например: аксамит (тяжелый шёлк), алтын (серебряная монета), борти (ульи в дупле), бает (говорит), байстрюк (незаконнорожденный), бармица (кольчужный элемент шлема), братчина (городская ремесленная община), блазнить (соблазнять), ветрило (парус), волосник и подбрусник (женские головные уборы), вымол (пристань), гридня (помещение для гостей и княжеской дружины), зарев (август), заспа (крупа для каши), займище (заливаемое разливом место вдоль берега реки)… И снова отмечу, что подобных примеров в тексте множество. В романе они встречаются едва ли не на каждой странице. Естественно, все эти подзабытые, но не утраченные драгоценные слова, хранящиеся ныне лишь в словарях для специалистов-филологов, передают в книге атмосферу средневековой Руси.

Наряду с этим хочется отметить, что текст исследуемого нами романа на всем протяжении образно ярок, украшен многочисленными метафорами и сравнениями, эпитетами и аллегориями, чем весьма напоминает стихотворную поэму, былину или иное сказание русского фольклора. Используемые тропы придают повествованию особую красоту и объемность образов и картин. Приведем в качестве примеров лишь несколько из них:

Тучка набежала «Как бы и не тучка вовсе, так себе – синяк на похмельной роже…»;

Мысли княгини «бились в голове раненой птицей, разрывали мозг острыми клювами. Как остановить войну?»;

Ночь «словно вороватая сорока – махнула тёмным хвостом и унесла сутки привычной жизни»;

«Озаренная пожаром кривая улица походила на огромную огненную змею. Она извивалась от жара и неистово выла, словно Господу жаловалась на боль и бесчестие. Но Бог этого не видел»;

«Затейша выскочил из тошнотворной избы, как будто с глубины вынырнул… Словно сома с омута на солнышко выбросило»;

«Огромное светило в лёгких облачках, будто ковш с пенным квасом, выползало из-за островерхих колоколен церквей».

На протяжении всей книги ощущается отношение автора к родной природе. Для него она одушевленная, поэтому он нередко сравнивает её с привычными всем предметами и живыми существами. Описание природы в повествовании полны любви и поэзии, они невольно ассоциируются с живописными и масштабными полотнами Шишкина, Серова, Пластова. Например, вот так автор в разных местах описывает тверское солнце. И это одно из самых завораживающих мест в романе:

«На Волге оно жгучее. Жаркое, живое, слепящее… На Тверце игривое, озорное… В Тьмаке солнышко застенчивое… В речке Лазурь… солнце на постой остановилось». И далее: «Оно беспечно плескалось в розовых водах незатейливой речки Логовежь, пытаясь отмыться от дневной пыли… Шаловливое солнце, совершая утренний туалет, беспечно улыбалось, отражаясь в лакированных листьях жёлтых кубышек».

Милая сердцу русского человека родная природа в романе одухотворена, живёт в гармонии с человеком, слышит и понимает его, дышит, радуется и печалится вместе с ним, тревожится и озорничает:

«Нынешним утром рассвет никак не хотел наступать. Не хотелось показываться ему на людях. Будто похмельный мужик, набедокуривший вчера, он всё утро уговаривал себя наплевать на всех».

А вот ещё одна великолепная зарисовка умелого мастера и большого художника слова:

«На дворе румянился рассвет. Он, как девка-краса, платок накинул, будто и не видно его совсем, но за ветками старых лип исподволь что-то высматривал. Не то судьбу Твери угадать хотел, не то участи её стыдился».

Дикая лесная речка Тьма, по берегам которой совсем мало селений, «обиделась, заросла лесами, проложила русло в камышах, и даже в Волгу впадала загодя от Твери, чтобы лишний раз людям на глаза не попадаться».

Приведём пример созвучия романа с текстом древнерусской поэмы «Слово о полку Игореве», где «Встрепенулся Див, кличет на вершине дерева, велит послушать, что сейчас творится в землях незнаемых – на Волге и в Помории…». В романе же «Равновесие правды» мы читаем: «Сорока пела срамную песню. Раскроет клюв и поганые звуки летят во все стороны. Предупреждает окрест – чужаки пришли! И врагов твоих ведь предупреждает. Её бы посохом по злому темечку, но нельзя…».

Природа как бы откликается на события романа. Она грустит, тревожится, поёт, шепчет. Автор передает нам чувство живого мироздания – земли и неба, рек, птиц, трав и деревьев. Так – целостно! – воспринимали мир наши пращуры, жившие в гармонии с природой в те далёкие времена:

«Озорует река, лодки качает, мельницы вертит, плоты гонит, а сама между тем каждому о храме напоминает. Не проходи, мол, мимо – поклонись! Мудрая она – река Тверца. Благостная»;

«Сдружились сосны с болотом. Перемешались, обнялись, да и расстаться не думают»;

«Лето праздновало свой уход. Праздновало как мальчишка. Оделось в багряную рубаху, с набитого доверху сеновала морду лохматую высунуло и ждёт, конопатое, кто бы его похвалил».

Это ли не поэтическое чудо? Создается необыкновенный, выразительный эффект, когда повседневная бытовая реальность сочетается с волшебным миром природы. И она сливается с человеком, а он с ней. Природа и человек нерасторжимы. Они – одно целое. И этим бесценным богатством, этим редкостным в наши электронные гаджетно-компьютерные времена состоянием души одаривает нас роман «Равновесие правды».

Вспоминается феноменальный труд А.Н. Афанасьева «Поэтическое воззрение славян на природу». Да, именно таким древним и вечно молодым взглядом на мир обладает автор рассматриваемого нами произведения. У него даже металл живой, дышащий, охающий, чувствующий боль от ударов молота:

«В кузне работу уже завершили. Породу вынули, и горн перестал шипеть. Крицу били сильно и, наверное, больно! Поворачиваясь под ударами молота, она сердилась, охала, кряхтела, но мужиков это не трогало».

Поэтому в романе всё зримо и осязаемо. Перед глазами читателя встают чёткие, красочные картины русского быта давней, незнакомой нам эпохи. Мы погружаемся в неё, печалимся и горюем, страдаем и любим, живём в ней вместе с героями книги – великим князем Михаилом, его женой княгиней, высокомерной полькой Марией, княгиней-матерью Анастасией, боярами Василием Ендигором и Афанасием, воеводами Фадеем Скулой и Василием Хмелем, с простыми людьми низшего сословия – скоморохом Затейшей, блаженной Маланьей, китайцем Се Мином, никчемным парнем Дёмкой.

Как далеко мы ушли от того великого и трагичного времени! Как основательно его не помним! Но писатель дарит нам эту священную память о прошлом Руси, о наших пращурах, об их нелегкой и суровой жизни.

Удивительны имена героев из простонародья! Они не просто неожиданно красивы и неповторимы, они – родные, тёплые. Будто бы вышедшие из глубины веков заглянуть в наш сегодняшний день, поговорить с нами – Лада, Пронька, Тит Пояскун, Никульша, Кузька Бочарник, Микула Кречетник, Додон, Растопша, старуха Оляна и дочь её Перенега, мастер Зосима… Да разве всех перечислишь?

И говорят эти герои на таком знакомом и так страшно забытом, драгоценном нашем языке! Вот глаголет боярин Василий Ендигор: «Здравы будьте, поселяне! Чаю, ведаете, времена настали злотёмные».

А вот раздается голос Никульши: «Оно, конечно, да только как подобраться к тем погребам зелейным? Они ведь в землю вкопаны, стражей охоронены».

Далее слышится речь деда Анфима: «Живущий прошлым – дитя демона, а нам вперёд смотреть надобно, а значит, долго жить станем!».

Однако не только диалоги героев романа насыщены первозданной неповторимостью нашего могучего языка. Сам текст, сообщающий о событиях той эпохи пропитан разговорной стихией. Устной народной речью веет от него так же, как от сказов Павла Бажова, самобытных, живописующих народную жизнь произведений Лескова, Мельникова-Печерского, Шолохова, Шукшина, Распутина. Именно по их литературному следу идёт наш тверской писатель.

Слышите отголоски фольклорного языка Павла Бажова?

«Вот так жил Дёмка-Дамиан-Растопша. Лет до пятнадцати. Только однажды ушёл на рыбалку далеко вверх по реке и упал в воду… Так бы и утонул во цвете лет, да топляк спас. Взбаламученная вода подняла со дна колоду, видно надоело той на дне лежать. Ухватился за неё Дёмка, да и задышал часто. А вскоре дно ногами нащупал. Не колода та, остаться бы Растопше на дне реки, и сказа о нём теперь бы не было».

Да, именно сказа! Так точно определил жанр этого эпизода сам автор романа.

Отголосок Бажовской «Малахитовой шкатулки» находим в тексте ниже:

«– Не за златом ли, отче, пришёл? – глаза мастера лукаво сверкнули. – Али серебром удивиться хочешь? Тогда вон ту чащу посмотри – намедни закончил. Видишь, узор положил в синем поле, посерёдке лалы (полудрагоценный камень красная шпинель) цветами красуются и золотой виток по ободку. Чаша и впрямь была дивная. Тонкая, чеканная. Каждая грань, как жизни век, а граней тех не меряно! Ну, значит, и княжеству Тверскому долгая лета!».

Ну, как не поделиться с вами, дорогие читатели, и другими завораживающими примерами из текста романа? Уж больно они хороши и ласкают русскую душу! Радуют слух и зрение тех, кто не утратил связь с родовыми корнями, с народной традицией:

«Солнце лупоглазое шасть поутру и шарит, и ищет, а ну как лишнюю кошёлку пшеницы от тиуна утаил»;

«Негоже работному люду на пустой желудок в поле ехать. Не ровён час, руки подведут, ноги подкосятся».

Чего только стоит вот это витиеватое и затейливое, но такое осязаемое и яркое описание простого крестьянского атрибута:

«На лавке кадь дубовая рябит водой колодезной, а подле неё ковшик бересты крутой на плетёном ремешке. Искусен плетешок тот, затейлив. Всяк, ковшик взявший, знать должен о тороватом да домовитом хозяине»…

Живая связь древности и современности – одно из основных достоинств романа «Равновесие правды». Конечно, язык XV века безвозвратно ушёл в прошлое. Но обращение к его истокам даёт нам бесценное многое! Во-первых, мы начинаем видеть потери языка современного. Видеть, как он обнищал, скукожился, захламлён словами-паразитами, примитивным сленгом и прочей приблудой-иностранщиной. Во-вторых, припадая к живительному источнику истинно народной речи, мы формируем в себе хороший языковой вкус. В-третьих, очищаем своё сознание от словесной мертвечины. А заодно растём личностно и духовно.

Сегодня обращение к исконному языку (даже к его отдельным элементам) можно только приветствовать. Ведь в нынешнее прекрасное электронно-цифровое время мы вышли на исторический рубеж, где либо техницизмы и американизмы поглотят наш родной прекрасный язык, либо мы сохраним его душевное и духовное содержание, его лучезарное тепло и жизнетворную энергетику, нежные и суровые переливы звуковых вибраций. А значит, сохраним и себя, и своих близких как живых людей, не дав им превратиться в бесчувственных биороботов.

Смотрите, как мастерски автор романа владеет звукописью!

«Плац-ц-ц, плац-ц, плац» – неслось над Тверцой. Это боярские прачки на реке вальками по чистому белью плещут. Звук разносится по воде, загоняя в корзины всю рыбную мелюзгу»… «Зум-залам, зум-залам» – трещит берестяной рожок. Затем в ход гусли идут медовые да заливчатые. Мелодия из-под них плывёт бархатом, прохладным ручьем утоляет жажду в летний день».

Перевернув несколько страниц романа, мы слышим чарующую и будоражащую историческую память мелодию колокольного перезвона:

«Бон! Бон!» – размеренно гудит главный колокол Твери. Звук его тяжёл и бесконечен. Бон! Бон! – лениво вторит другой. Бом-дынь. Бом-дынь – вступает третий. Дон-дон. Дон-дон – подхватил службу меньшой колокол. Этот совсем на подпевках. Но как же эти подпевки медово звучат! Текут, обволакивают, ластятся, сладкой патокой по душе растекаются. И сразу, словно куры к зерну бросились, перезвон начали колокола с окрестных церквушек: тили-бом-тили-бом»…

Есть в книге и отрывки, от которых веет русской сказочностью. Вот короткий, но очень выразительный и зримый рассказ о старой жабе, обитавшей на кочке у излучины реки. В речке этой утонул шляхтич, вёзший грамоту из Польши князю Михаилу. Жаба увидела его, удивилась. «Очень уж ей хотелось узнать, что это за незваный гость посетил её болото. Вздувшееся тело плавало в осоке и даже близко не напоминало еду, и только свиток, выпавший из сумы, парил на поверхности воды и постоянно будоражил аппетит. «Что это такое плавает? – каждое утро спрашивала себя жаба. – Может, попробовать?». Но старость была мудрее»…

А вот сцену расправы народной толпы с предателем Никульшей сказочной не назовёшь. Она реалистична и правдива в своей суровости. Даже если такого события не зафиксировано в летописях, из которых автор романа черпал вдохновение для творчества, воспринимается она как действительно свершившаяся в то далёкое время. Такова сила писательского таланта и мастерство автора обсуждаемого нами романа.

Впечатляют читателя и философские выкладки, в большом количестве рассыпанные по тексту произведения. Они напоминают не то умозаключения мудрого сказителя, не то доброго друга. Так как выражены очень точно, кратко и простым разговорным языком. И эта литературная особенность также сближает роман по стилю со сказами. Изречения эти безусловно хороши и их много. Увы, здесь нет возможности воспроизвести их в полном объеме.

«Бежать от беды – дело напрасное! Дорога не делает человека свободным. Она только указывает направление. Кому к счастью, кому к гибели».

«Надежда – как стрела! Каждый миг ведёт себя по-разному. В колчане лежит – припасом значится. На лук положишь – воином величай. А в грудь ударит, значит, судьбой твоей станет, и жить тебе с ней, сколько Богом отмерено».

Такими драгоценными камушками-изумрудами блещет вся ткань романа:

«Дорога – это маленькая иллюзия свободной жизни. Это обман, что вся жизнь впереди! Мы думаем, что, уехав, всё может заново начаться. Глупость! К счастью и благополучию дороги нет! Они лишь могут встретиться на полпути. Временно и сумасшедше! Всё в жизни промежуточно! Но ради маленьких минут счастья между этим безумием бесконечного пути всё же стоит жить!»;

«Совсем неважно, кто ты есть, любую душу на земле трогает пение птиц, запах пищи и лицо матери. Но еще больше волнует её звук родной речи на чужой земле»;

«Гордыня во все времена правит миром. Именно она поднимает полки и знамёна, именно она собирает кровавую жатву с ратных полей»;

«Люди, как птицы: сегодня у них отняли хлеб, но уже завтра они найдут утешение, отняв его у другого»;

«Разве саблей дела делаются? Саблей лишь порушить можно, а сделать хорошее можно только руками своими да словом добрым!».

И, наконец, сокровенная мысль автора романа, вложенная в уста князя Михаила: «Мы не уходим навсегда. Мы просто отлучаемся. Потому что время не властно над нами. Уходят смертные, и это не мы! Мы оставляем после себя частицу души, а значит, обязательно остаёмся».

О ком это сказано? Не иначе как о людях-созидателях, творцах в любой сфере деятельности. В том числе и в писательстве.

Интересны и познавательны для читателя и описания старинных народных кушаний. Порой они выглядят как давным-давно забытые кулинарные рецепты. И это прекрасно! Спасибо автору романа, что делится этими знаниями с нами. Ознакомьтесь, уважаемый читатель, с небольшим отрывком, живописующим приготовление народной берёзовой каши. Называлась она «оболонь»:

«Сначала с берёзы сдирается молодая кора-оболонь. Самая лучшая оболонь весной бывает… Даже от цинги спасает… Потом кору вымачивают, затем кипятят до каши густой… Народней каши и не бывает вовсе».

Значение прелестного старинного слова «оболонь» едва ли сегодня известно жителям России. А вот в Киеве и сейчас есть большой жилой район под названием «Оболонь». Хорошо бы поспрашивать киевлян – знают ли они про эту берёзовую, спасавшую от голода тысячи русских людей кашу. А то, небось, думают, что на о-болоте живут… А если сохранилось с давних времен на Киевщине такое слово, то есть у нас предположение, что и в XII веке (за 300 лет до тверского князя Михаила Борисовича!) бытовало оно в русском простонародье. И нет его в «Слове о полку Игореве» потому, что речь там идёт лишь о князьях, а не о Маланьях, Кузьках, Онопках, Дуняхах и Проньках.

А вот рассказ о народном овощном блюде «затируха». Не упомянуть о нём тоже нельзя. Затируха из варёной репы, капусты и лука, присыпанная мукой, как и оболонь, спасала жизни русских людей от голода в лихую годину. «Это был прародитель супа с макаронами, который позже пришел в Россию из Европы».

Упомянем и об ужине в боярских палатах Василия Ендигора:

«Сначала подали овсяную и пшенную каши, приправленные льняным маслом. К кашам подали грибы соленые: грузди да рыжики, перемешанные с клюквой… Главным овощем на столе, конечно, была редька… Следом за редькой шли пироги. … Кроме пирогов была рыба отдельно. Отварная и печеная. С юшкой и вяленая. Целиком и кусками».

Какое роскошество вкуса, запахов и красок!

Не менее красочна и заманчива и картинга базарного дня в Твери.

«Мимо массивных дубовых ворот … медленно проплывают возы с недавно убранной рожью, засыпанной в огромные кади… Лён везли связанный в снопах, сухой и неоколоченный. В плетёных ушатках россыпью лежат репа и свёкла, яблоки и морковь. Птицу и поросят доставляли в больших корзинах-шевернях. В поводу вели быков и баранов, лошадей и коз».

Вся эта несказанная красота ассоциируется с бушующими разноцветьем живописными полотнами Бориса Кустодиева.

Александр Старков-Борковский – художник слова, он рисует в романе великолепные картины рассветов, застолий, многолюдных базаров, любовных переживаний героев, мимолетные минуты их счастья. Но как реалист, он не обходит стороной тёмную сторону жизни тверичей. Есть в романе сообщение о том, как княжеские прихлебатели за долги топили в тёмных водах Тьмаки местный люд – мужчин, женщин, детей. И рассказ о том, какими отвратительно грязными в те далёкие времена были улицы Твери: «А тут грязища непроходимая, кучи конского навоза и остатки протухших овощей… Вся использованная вода выплескивалась на улицу. А за ней и отбросы с каждой избы». Оно и понятно – канализации и вывозимых за город помоек в то время не было.

А теперь о форме данного литературного произведения. Форма его, на наш взгляд, напоминает конволют. Конволют – это текст, состоящий из разных частей, возможно, созданных разными авторами и даже в разное время. В нашем же случае у всех частей текста автор один, но такое ощущение, что авторов было много, и все они видели далекое время с разных сторон. Если говорить образно, то весь текст в совокупности похож на русское лоскутное одеяло. Такими одеялами ещё недавно наши деревенские бабушки накрывали в избах кровати. Каждый лоскуток – это отдельная, мало зависимая (или вовсе независимая) от других картинок картинка. Каждый лоскуток самостоятелен, красив и интересен по-своему. Все же лоскутки вместе представляют собой чудесное неразделяемое произведение искусства, неповторимое, существующее в единственном экземпляре.

Отдельным познавательным «лоскутком» в тексте романа «Равновесие правды» можно считать эпизод, посвященный профессии плевальщика, которая считалась в древности на Тверской земле весьма почетной. При посадке репы крестьяне испытывали некоторые трудности. Ибо «семена репы маленькие, как жучки, скользкие, как козявочки, на ладони слипаются, в щели забиваются». Плевальщики набивали свой рот этими семенами, отделяли их языком друг от друга и сплевывали на распаханную землю. Не правда ли – забавная, любопытная и весьма познавательная информация?

Ярким, горестным «лоскутком» является выхваченная из самой жизни картина, описывающая страшную беду бабы Пелагеи, потерявшей свою единственную кормилицу лошадь, сломавшую ногу в крутом овраге:

«Ревмя ревёт теперь баба у кузни Еремея, будто кузнец новую ногу для мерина выковать сможет. Горе-то какое – последнего кормилица потерять!».

Автор абсолютно точен в передаче задуманного. Всего несколько предложений, и печально-щемящая картина большого несчастья простой русской женщины встаёт перед внутренним взором читателя, вызывая боль и сочувствие.

Роман вобрал в себя как архаику, так и ритмы-скорости XXI века. Короткие, динамичные главки созданы так называемым телеграфным стилем, предложенным мировой литературе в XX веке Хемингуэем. О тягучей, медлительной старине (скорости жизни в XV и XXI веках несопоставимы) рассказано энергично, порой стремительно и немногословно. Мы листаем одну за другой страницы романа и будто бы смотрим документальный фильм, где кадры четко и быстро сменяют друг друга. Потому читать роман не утомительно. Наоборот, описанные в нём события захватывают и властно влекут к финалу.

Не так давно в литературоведении появилось новое понятие – флэшбек (жаль, что у него до сих пор не нашлось русского названия!). Это когда текст о современности прерывается вставками о событиях прошлого. Например, флэшбеки многочисленны в пьесе Михаила Анчарова «Слово о полку» (1992 г.). Там события двадцатого века перемежаются с событиями века двенадцатого. В романе же Старкова-Борковского мы видим противоположную ситуацию, как бы зеркальную обычному флэшбеку. В тексте о старине появляются вставки о современности. В старинный слог повествования о судьбе незатейливого мальчика Дёмки вдруг врывается голос из нашего дня: «Я горжусь тобой, мальчик Дёмка! Гвозди твои, негожие и кривые, что нашли при раскопках старой кузницы, хозяин выбросить пожалел. Будто трогательные поделки из пластилина лежат они теперь горкою, слиплись и несильно заржавели. А по мне, так теплые еще от рук мальчишеских».

А вот ещё один зеркальный флэшбек: «Летопись читаю, и гордость силы даёт!» – откровенно признается писатель. Затем он однозначно заявляет: «А я снова возвращаюсь в пятнадцатый век».

И так прошлое и настоящее сошлись на одной странице, в одной точке. Это то, о чём сейчас так часто говорят психологи, эзотерики, учёные-физики, объясняя сложность и многомерность живой Вселенной и самого человека как её малой частицы.

Отметим ещё одну отличительную художественную черту и достоинство романа «Равновесие правды». Использование рефрена. Шесть раз (!) он появляется на страницах книги. Рефрен – редкостный и феноменальный литературный приём, придающий тексту произведения музыкальность, романтизм, поэтичность, раздумчивость и настроение глубокой человеческой грусти.

Помните рефрен в «Плаче Ярославны»: «Ярославна рано плачете во Путивле на забрале аркучи»? Или в стихотворении Пушкина «Зимний вечер»: «Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя…». В советское время чудесный рефрен появился в стихотворении Александра Кочеткова «Баллада о прокуренном вагоне»: «С любимыми не расставайтесь». В нашем романе он звучит так:

«Пять концов у Твери! Один важный! Другой хлебный! Третий серебряный, четвертый рыбный, а пятый удалой! Но если прищуриться, то шестой найдешь».  

Что это за загадочный шестой конец? На протяжении всего романа о нём лишь намёки. Шестой конец (московский) рассекречен лишь в финале книги, когда Москва огнём и мечом жестоко победила Тверь.

Жестоких, страшных, трагических сцен в «Равновесии правды» немало. И как им не быть, если они действительно случались в реальности и описаны в летописях? Наверное, не всякий читатель способен их воспринять и осилить. Особенно те читатели, у кого слабая, утонченная психика. Это как «Донские рассказы» Шолохова. Не всем хватает силы духа ознакомиться с их теневой, дикой, трагической стороной жизни, с ужасами казней, разорением, пожарищами, несущими смерть и жуткие страдания людям.

Скажу откровенно, мне, как женщине, было тяжело читать эти кровавые эпизоды нашей истории, когда русские убивали русских. И вдруг стало понятно, что перо писателя-женщины, коих у нас появилось в последнее время немало, вряд ли сумеет написать так ярко. Тут нужно мужское мужество, твёрдая сила духа.

Чтобы не сильно опечаливать вас, уважаемые читатели, приведу лишь два примера такого рода. Вот сцена битвы дружины боярина Василия Хмеля с московитами на лесной заимке:

«Кровь была повсюду. Стекать ей некуда, и вскоре ноги начали скользить по сделанному из кругляка полу. Воины воткнули ножи в пол и, упираясь в них, не сдавались… Уже полдюжины нападавших валялись на мокром полу, а ватага с бердышами всё падала и падала со стрехи... Пощады никто не просил, да и не было речи о пощаде. Битва шла насмерть».

Другой эпизод – сожжение богатого, мастерового и торгового селения Починки:

«Кожемяка Бажан тоже не спас своего телёнка. Распластался на дороге, голова разрублена, но рубаха чистая, незапятнанная, знать, на земле зарубили... Неподалеку сыночек его Николка. Волосы растрепаны, а в них сено заблудилось. Так с сеновала его и сбросили. Прямо на пики… И вот лежат оба на пригорке, головы напротив, глаза открыты. Не наглядеться им теперь друг на друга. Запоздалая пчела проползла по мертвому лицу, погладила, пожалела, и закрылись глаза кожемяки, будто успокоился».

Есть ещё эпизод, рассказывающий о безжалостном и диком избиении маленького и беззащитного китайца Се Мина. И самые страшные картины пожарищ в финале романа, когда новгородские, торжокские и московские дружины бесчинствуют на тверской земле, принося смерть всему живому, что попадается им на пути. Вызывает горечь в душе и сцена обсуждения чёрных дел заговорщиками в палатах боярина-предателя Ендегора. Свояк предаёт свояка, брат затевает убийство брата. Христиане. Русские. Что может быть трагичнее этого?

Тверь пала. Москва вышла победительницей. Такова реальная, летописная быль того времени. Такова и художественно-повествовательная правда романа.

И вот последние его строки. Одухотворенная картина! Небо… А в нём – птица жаворонок! Если посмотреть на картину через символы, то небо – это дух. А птица? Душа, конечно! Именно с птицей на протяжении веков сравнивали русскую душу наши пращуры. И в песнях, и в былинах, и в сказках, и в сказаниях. Вся русская словесность пронизана этим образом. И автор романа случайно, а скорее намеренно заканчивает роман именно этим символом. Символом бессмертия души.

После ужасов падения Твери – светлая печаль победы жизни. Печальный гимн во славу жизни:

«Над макушками берёз, в бездонной лазури неба серебряной точкой висит жаворонок. Птица пёстрая и голосистая. Висит в небе и даже тень на землю не бросит. Будто и не тварь божья, а молитва людская в небе парит. Жаворонки на кладбищах не живут, и на пепелищах тоже, жнивьё да поля ему отчина, и как, наверное, славно живется на земле, над которой каждое лето звенит жаворонок».

Печальный гимн… Не удивляйтесь, друзья-читатели, этому оксюморону. В наше сверхсложное, экстремальное, непредсказуемое время, в эпоху смены смыслов бытия и великого эволюционного перелома оксюморон в речи наших соотечественников встречается нередко: гневная нежность и несчастное счастье (у поэтов), чёрное солнце и путь без пути (у мистиков и эзотериков), наполненная пустота и динамическая неподвижность (в квантовой физике). Эта особенность сегодняшнего дня не случайна. Ведь мы с вами переходим в новую эпоху многомерного мира, где события будут видеться и оцениваться с разных, порой противоположных сторон и точек зрения.

Нет сомнения в том, что роман «Равновесие правды» поможет нашим соотечественникам пробудить свой дух, оживить память о великом и многострадальном прошлом Русской земли, воспылать действенной любовью к её традициям и культуре. Прошлое не завершилось. Оно живёт в нас сегодня.