Руслан СЕМЯШКИН. «Я НЕ ЖДАЛА ОТ ЖИЗНИ ПРИВИЛЕГИЙ…». К 110-летию Людмилы Татьяничевой

 

 Руслан СЕМЯШКИН

 «Я НЕ ЖДАЛА ОТ ЖИЗНИ ПРИВИЛЕГИЙ…»

 К 110-летию Людмилы Татьяничевой

 

 Каждый настоящий поэт рассчитывает на свой круг читателей, на свою исключительную аудиторию, настроенную на его «волну», понимающую и принимающую его мысли, ощущающую диапазон его голоса. Тогда и ему – поэту, которого ни в коем разе не следует путать с разномастными, но пустыми по сути стихоплётами и другими графоманами, балующимися рифмованными агитками и прочими несуразностями, – становится легче и надежней доносить свое творчество до читателя, как правило, неплохо осознающего мировосприятие поэта, соглашающегося с его пониманием действительности в целом, а также и её отдельных явлений, событий, эпизодов, характеров, настроений, устремлений и чаяний.

 Дело это непростое, даже мудрёное, но оно, бесспорно, должно, просто обязано приносить поэту моральное удовлетворение. Собственно, поэтический дар – счастье, личное счастье конкретного человека, наделенного талантом, стремящегося им в полной мере воспользоваться и настойчиво, последовательно творить. «Областью личного счастья» потому предельно точно, поэтично и назовет Людмила Татьяничева в одном из стихотворений свою духовную причастность к стремлениям, заботам, радостям и тревогам своего бурного времени, в котором ей многое виделось, чувствовалось, ощущалось, и идеалы которого она осознанно принимала.

 Людмила Татьяничева… Дочь Урала, поэтесса особого склада, тонкий психолог, на протяжение нескольких десятков лет дарившая массовому российскому и советскому читателю то высокое, призывное, ораторское, то радостное, мелодичное, то гневное, а то и по-женски мягкое, проникновенно-лиричное, но неизменно правдивое, наполненное жизненными реалиями, несущее новые впечатление и духовные ценности, открывающее красоту и умиротворение слово.

 Мне бы только суметь,

 Мне бы только успеть

 О народе своем

 Полным голосом спеть!

 Вот так предельно лаконично, но емко, уверенно поэтесса огласит в 1973 году в стихотворении «Мне бы только успеть» из последнего ее сборника «Магнитогорские пальмы», свою основную художническую и сугубо гражданскую цель. Цель, над осуществлением которой она плодотворно трудилась на протяжении всей творческой жизни, увы, прервавшейся после тяжелой болезни довольно рано, 8 апреля 1980 года, когда поэтессе было только 64 года.

 Людмила Татьяничева, чья 110-летняя дата со дня рождения приходится на 19 декабря 2025 года, действительно всегда страстно желала быть певцом и вдохновенным стихотворным летописцем своего народа. И в этом огромную роль сыграл её богатейший личный опыт, воплотивший в себе судьбу того трудового поколения, к которому она и принадлежала, и ставший основой творчества поэтессы.

 Принадлежность к трудовому народу, к легендарной Магнитке – первенцу советской металлургии, к сильным и уверенным в своих способностях людям огня и расплавленного металла, к рабочим героического Урала – стального хребта страны, жила в Татьяничевой постоянно. О юности, о трудовых буднях на Магнитке, куда решительно направилась, бросив после окончания двух курсов обучение в институте цветных металлов в Свердловске, она никогда не забывала. Эта светлая память её – уроженку города Ардатова, детство которой прошло в глухом селе Хлыстовка Чамзинского района Мордовии, куда она после смерти отца вместе с матерью – учительницей Агриппиной Степановной, женщиной одаренной и доброй, переедет, – согревала, вдохновляла, давала возможность рассуждать и сопоставлять прожитые годы с современностью.

 Как в мех, закутанный в куржак,

 Прошитый жесткими ветрами,

 Стоял бревенчатый барак,

 Не без труда обжитый нами.

 

 Когда в печурке гас огонь,

 Лишь уголек в золе маячил,

 Ты согревал мою ладонь

 Дыханьем бережным, горячим.

 

 Мелькают годы, города,

 Но сквозь любые расстоянья

 Я сердцем чувствую всегда

 Тех лет горячее дыханье.

 О горячем дыханье в одноименном стихотворении Татьяничева писала в 1951 году. К тому времени молодость уже прошла, но её живое восприятие в памяти поэтессы осталось. Вообще же молодые годы и для неё самой, и для её ровесников были не просто трудными, а порой и трагическими. Но они были пламенными, переполненными романтикой созидания, верой в свои возможности, а также и в то, что их поколение своими руками творило историю большой страны. И творило сознательно, с гордостью и огромным энтузиазмом. Благо, прекрасна была и сама молодость как таковая – светлое, энергичное, азартное время жизни, время душевных порывов и чистых переживаний, мечтаний, любви… Потому и посвящала поэтесса этому времени в последующие годы лучшие свои строки. А сами прожитые годы и расстояния уже никак не могли нарушить её кровного родства с землей юности, с Уралом, с любимой Магниткой.

 «Живо вспоминаю, – рассказывал ветеран стройки, бывший бетонщик, поэт Михаил Люгарин, – первую встречу с Людмилой Константиновной Татьяничевой летом 1934 года. Раздался стук в дверь, и на приглашение «войдите» у порога появилась стройная, красивая, черноглазая девушка с узелком в руках. Моя фамилия была ей знакома по стихам, опубликованным в журналах «Рост» и «Штурм». Так она стала четвертым жильцом в нашей каморке, кроме меня, жены и маленькой дочери».

 Отработав на стройке, возвратившись в скромное жилое помещение, размещавшееся в бараке, молодые комсомольские поэты начинали писать стихи за единственным имевшимся у них столом. А ночью он сдвигался в угол, и Людмила ладила себе постель прямо на полу, разложив на нем газеты.

 Так и проходили её будни. Так на незабываемой Магнитке, в шумной и задорной литбригаде «Буксир» начиналась её литературная деятельность. Рядом же с ней активно писали стихи и поэмы рабочие поэты, бетонщики и столяры, крановщики и машинисты, фактически и составлявшие удивительное магнитогорское поэтическое братство, вырастившее в своих рядах двух известных, чрезвычайно талантливых и самобытных русских советских поэтов – Бориса Ручьёва и Людмилу Татьяничеву.

 «Десять нелегких прекрасных лет прожила я в Магнитогорске – городе, который был и остается для меня неповторимым, – с особым теплом и нежностью вспоминала Людмила Константиновна. – Там прошла моя молодость. Там воочию увидела «размаха шаги саженьи».

 Урала гордое обличье

 В твоих чертах, Магнитогорск!

 На пустырях, в мороз и темень,

 Одетый в камни и цемент,

 Возник ты величавой темой

 Еще не сложенных легенд.

 Поработав в заводском цехе, Татьяничева выдвинется на журналистскую стезю. И работа в городской газете предоставит ей реальную возможность общаться с разными людьми, вникать в существо множества общественно значимых событий и ситуаций, действенно при сём расширить и свой политический кругозор. В беглых и взволнованных её репортажах со строительства Магнитогорска и металлургического комбината, а вместе с тем и собственной души, поначалу просматривалась некоторая торопливость. Молодая журналистка и поэтесса явно спешила. Но и поспевать за стремительным движением всех городских процессов у неё не всегда получалось. Город и стройка от неё как бы требовали большего. А она между тем в своей поэзии пыталась вырваться на простор строительных площадок, дабы слушать там разноязыкий рабочий говор и ядреный юмор, однако тут же возвращалась к личным переживаниям, совсем не совпадавшим с социальной панорамой времени.

 Вот, например, строки, написанные Татьяничевой в 1935 году, вроде бы лиричные, но и одновременно несколько путанные, как бы выпадающие из пафосных реляций того времени:

 Мы стоим у подножия красной горы,

 Над горою висят неподвижно орлы,

 И не крылья их держат,
                                              а солнца лучи,

 От которых в тени высыхают ручьи.

 Если б ты захотел, можно б на гору влезть,

 На её крутизне тропы верные есть.

 Если б ты захотел на вершину взойти,

 Мог отгадку одну там нежданно найти…

 Нет цветов на вершине,
                                          лишь камень-гранит,

 А на камне одно только слово горит.

 Это слово в твою написала я честь…

 Ты его никогда не сумеешь прочесть!

 «Как поэт Татьяничева родилась на Урале, – подчеркивал известный русский советский поэт Василий Фёдоров. – Кто бы ни подвигал её на поэтическую стезю, смею утверждать, что её крестным отцом в поэзии стал Урал. С юных лет он выдвинул её на передний край борьбы. И она гордилась этим, называя свою комсомольскую юность прекрасной. Свою любовь к Уралу она выражала как стихами, так и прямыми высказываниями в статьях о очерках. «Мне посчастливилось жить на Урале в интереснейшее время», – признается она в одном из очерков, при этом географически у неё возникает свой золотой треугольник – Свердловск, Магнитогорск и Челябинск. А имя Урала она объясняет сплавом двух понятий: «Ур» и «Ал», что в переводе означает – «Земля золотая». Само это изыскание говорит уже о многом, прежде всего о любви к легендарному краю».

 Я без Урала не могу,

 Урал всегда со мною.

 Рассуждая далее об уральской первооснове творчества Татьяничевой, Василий Дмитриевич писал: «Стихотворение – всегда синтез многих чувств и размышлений; даже в то, написанное, казалось бы, по определенному поводу, входит жизненный опыт всей предыдущей жизни. Именно в этот магнитогорский период из разрозненных впечатлений молодой еще жизни начинает складываться единство тех сил, на которые поэтесса будет опираться на протяжении всей своей творческой жизни. Единство труда, природы и поэзии составит для неё нерасторжимое триединство. Урал во всем его многообразии, особенно Урал металлургический, даст ей зримые образцы и убедительнейшие примеры этой нерасторжимости».

 Дороже должностных регалий,

 Дороже почести любой

 Услышать, как звенит в металле

 Строка,
                    рожденная тобой.

 «Тематический круг её стихов обширный – в нем и публицистика, и лирика с тонким пониманием природы и душевными движениями человека», – отмечал тут же Фёдоров, при этом подчеркивая, что Татьяничева заметно отличалась от других советских поэтесс. «Если у других тематический круг чаще всего сугубо женский, то у Татьяничевой он более широк, – был убежден Василий Дмитриевич. – Она смело вторгается в сферу, казалось бы, мужской поэзии со всеми чертами суровости и гражданственности». И суровость эта, не говоря уже о гражданственности, формировавшейся прежде всего в силу мировоззрения, зарождалась смолоду, в тех непростых условиях, в которых начиналась ее сознательная жизнь. Жизнь, особо подчеркнем, трудовая, созидательным трудом всецело наполненная.

 Не случайно её поэзия была близка людям простой трудовой биографии. Уж они-то прекрасно знали, в чем выражается поэтическая гражданственная мысль и как следует в этой связи славить труд – главный источник не только всего общественного благополучия, но и вдохновения индивидуального человека, благодаря конкретной трудовой деятельности познавшего радость сугубо трудовых свершений и побед. И при сем добротные стихи Татьяничевой исключали всякую позу, неискренность, наигранность, неестественность интонации. Посему и рассуждая об истоках своей родословной, поэтесса заявит:

 Ни в летопись,
                               ни в громкие былины

 Он не был вписан, мой безвестный род,

 Но он уходит в тот массив глубинный,

 Название которому – народ!

 По существу, Татьяничева привнесет в советскую поэзию довольно большую тему (в советское время ряд критиков считали эту тему огромной), затем разрабатывавшуюся многими другими поэтами. Это тема индустрии, тема рабочего класса. И Людмила Константиновна четко осознавала, что писать о рабочем классе следует вдумчиво, оценивая текущие события с позиции хозяина страны, принимающего все происходящее как личное, кровное дело.

 …Знаю,

 Пронижет сердце насквозь:

 – Что рабочие скажут? –

 Как совесть
                           прямой вопрос.

 Поэтесса всегда была творцом цельным, последовательным – и в годы становления, и в пору расцвета своего яркого дарования она не меняла устоявшихся привязанностей и не изменяла той высокой, глубинной гражданственности, которая во многом и отличала её творчество, не обделенное к тому же и лирической задушевностью. Следовательно, Татьяничева неизменно оставалась поэтом одной любви и одной страсти.

 Духовное становление Татьяничевой ускорит Великая Отечественная война. В годы всенародного испытания поэтесса всей душой, всей цельной, устремленной натурой и осознает могучую силу слова. Поймет она и то, что слово нельзя растрачивать, как прежде, торопливо, всуе, не в полной мере вложив в него все заветные мысли. В июле 1941 года Людмила Константиновна вступит в ВКП(б), и в её поэзию таким образом придет совсем иная лирическая героиня. Фактически же поэтесса переживет нечто вроде нового обретения себя как личности и творца. Придут к ней и необходимые в условиях военного лихолетья сокровенные чувства, достоверные образы, пронзительные по животворной силе слова.

 Вообще же в годы Великой Отечественной войны поэтесса вместе с народом посуровела, и слово её тогда звучало не только нежно, но и призывно, в нем слышался также плач терпеливой русской солдатки. А вместе с тем Татьяничева убедительно демонстрировала извечную женскую силу и клятвенную любовь, вырывавшиеся из её уст в самые жуткие дни военных лет. Вот, к примеру, строки, написанные в грозном 1942 году:

 Мой друг, мой далекий ровесник,

 Когда ты бросаешься в бой,

 С тобой моя верная песня

 И сердце мое с тобой.

 На поле невиданной битвы

 Иду за тобой, любя.

 Писем моих молитвы

 Да будут хранить тебя.

 Если ты будешь ранен,

 Склонится сестра над тобой,

 Омоет рука родная

 Раны живой водой.

 Во имя любви и жизни

 Пощады к врагу не знай.

 С тобою твоя Отчизна,

 Твой милый отцовский край.

 И даже погибнешь если,

 Мне скажут твои друзья:

 Сердце солдата – в песне,

 А песню убить нельзя!

 Война сформирует в Татьяничевой и женщину-поэта, и женщину-мать, и женщину-патриотку. Все сможет она аккумулировать в своих стихах, которые продолжали дышать любовью, тоской по самым родным, но и верой в силу нашего оружия, способного принести долгожданную победу.

 Мы разучились плакать в этот год.

 И наши песни сделались иными.

 Про этот год жестоких непогод

 Словами рассказать какими?..

 Пусть голос мой
                          дойдет к тебе, как жизнь,

 Сквозь гул ветров,
                             летящих в пекло боя.

 Земля в огне.
                            Земля кровоточит.

 О, как болят, как ноют в сердце раны,

 Когда шуршат сухой травой в ночи

 Родных могил безвестные курганы…

 Над ними птицы песен не поют,

 Над ними кружат вражьи самолеты,

 И черные оскаленные доты

 Родную землю яростно клюют.

 Но все равно в твою не верю смерть.

 Тебе, живому, не скажу: воскресни!

 Крепчает бой.
                            Зовет на Запад месть.

 И скорбь слагает пламенные песни.

 Военная тематика, обращение к тем огненным годам, вдовья горечь будут присутствовать и в послевоенных стихах поэтессы. В 1957 году она напишет небольшое, но глубокое стихотворение «У могилы неизвестного солдата», в котором задумывалась о том, что сердца не должны неметь от тоски и память людская обязана жить и напоминать о всем пережитом:

 У грубого простого обелиска

 Остановилась и склонилась низко.

 Волной тяжелой волосы седые

 Упали ей на плечи молодые.

 Могилу неизвестного солдата

 Цветами убрала она богато:

 Гвоздикой красной,
                       медоносной кашкой,

 Шиповником
                        да белою ромашкой.

 Потом она присела в изголовье

 И песни пела
                            горестные, вдовьи.

 Она, наверно, потому их пела,

 Чтоб сердце от тоски не онемело.

 Имеется в арсенале поэтессы и еще одно удивительное стихотворение, написанное более полувека назад, в 1974 году. Называется оно «Участник последней войны» и размышляла в нем Людмила Константиновна о том, что однажды последний участник Великой Отечественной войны, перед тем как переступить порог вечности, сможет провозгласить, что именно на нем и закончатся войны на земле. Увы, это гражданственное, сугубо женское и материнское стремление поэтессы окажется неосуществимым. И, наверное, сама Татьяничева, жившая активной общественной жизнью, понимала нереальность этого своего посыла, этой доброй мечты. Но ей хотелось верить и верой этой ободрять и вдохновлять своих сограждан, всех тех, кто прошел через горнило войны и тех, кто о ней получал знания из книг, фильмов и рассказов реальных участников и очевидцев.

 В этот праздничный полдень весны

 Мне далекий
                            представился год:

 Вот последний участник войны

 В полный рост перед миром встает.

 Скорбной памяти
                                   вечный огонь

 В его взгляде упорном горит.

 Вскинет воин сухую ладонь

 И с потомками заговорит:

 – Век за веком,
                               за ратью рать

 Гибли нашей отчизны сыны,

 Чтоб мог я вам
                                 твердо сказать:

 – Я участник
                            Последней войны! –

 Скажет так
                            и в легенду уйдет

 За другими героями вслед.

 …Мне далекий представился год,

 Май. Девятое.
                               Площадь Побед.

 Это стихотворение в настоящих заметках приведено без сокращений. Да и трудно их сделать, поскольку каждое слово здесь имеет глубинный смысл. Для нас же сегодня, когда Россия в ходе Специальной военной операции воюет за свою независимость, самобытность и вообще за весь Русский мир, важно понимать, что наша «Площадь Побед» с нами, она вдохновляет наших бойцов, помогает им быть сильнее, мужественнее, выносливее. Она же влияет и на то, чтобы с ними неизменно оставались гражданский долг, совесть и всё то лучшее, что было и есть в жизни каждого человека. А всё лучшее, была убеждена Татьяничева, вместе с совестью остается в душе. И это душевное богатство должно сопровождать человека на протяжении всей жизни.

 Откинув бремя повседневности,

 В ночной целительной глуши

 Перебираю драгоценности,

 Хранимые на дне души.

 Их у меня не так уж много,

 Но больше и не надо мне.

 При подведении итогов

 Они не падают в цене!

 Не важно –
               молодость иль старость.

 Дорога есть.
                            И я – иду.

 Все лучшее –
                            в душе осталось.

 И сердце с совестью в ладу…

 Сердце Татьяничевой в послевоенные годы продолжало оставаться таким же чутким и отзывчивым, как и ранее – до войны и в годы военных испытаний. Она по-прежнему станет браться за разработку старых тем и воспевать окружающую действительность, труд и натруженные руки, родные края и всю любимую и ненаглядную Россию, которая для Людмилы Константиновны проявлялась буквально во всём, во всех жизненных ситуациях, исканиях и мечтах.

 Руки, руки,
                      добрые подруги,

 Вечно выручаете меня!

 К сердцу прижимаю
                                      свои руки,

 Темные от стужи и огня.

 Для чужого взгляда
                                     некрасивы, –

 Ну так что же?
                                 Экая беда?

 У великой матери –
                                        России –

 Руки тоже в ссадинах труда!

 «Людмила Константиновна Татьяничева никогда не «модернизировала» время, не ускоряла его и его отношения к себе, – отмечал видный русский советский поэт Валентин Сорокин. – Она прекрасно понимала, что её время принадлежит ей, её верному и сильному поколению. И творчество должно быть сильным, смелым, устойчивым, а главное – нужным, не подённым, высоконравственным…

 Удивительной нежностью дышат сдержанные паузы, горьковатые вздохи стихов Людмилы Татьяничевой. Строгая и суровая правда – герой её поэзии. Та правда, что ничего общего не имела с иными «правдолюбцами», любителями «открытых» и иных сенсационных писем-однодневок, не поднимающихся выше факта и собственных скоротечных эмоций.

 У Людмилы Татьяничевой правда, смелость, как и положено, – обстоятельна, живуча, незыблема, потому что эта смелость рождена не эгоизмом, а глубокой душевной болью за все, что омрачает жизнь, человека, Родину. Эта смелость – верность, я бы сказал, ахматовская порядочность и патриотизм – то долговечное и высоконравственное, что и дает большому таланту большую долю…».

 Высочайший патриотизм Татьяничевой, её верность большой и малой Родине, её гордость за принадлежность к русскому народу, её любовь к русской речи, её стремление всегда быть с Россией – просматривались в творчестве поэтессы всегда. Но, может быть, эти мысли наиболее убедительно прозвучали в стихотворении с красноречивым названием «России», написанном в грозном 1942 году:

 Страданьем омой мою душу,

 Надеждой меня успокой.

 Так море на жаркую сушу

 Бросает свой тихий прибой.

 Твоя я от века поныне.

 Верна твоей грозной судьбе.

 И воля моя, и гордыня,

 И сила, и слабость – в тебе.

 Ты мной беспредельно любима.

 Прими мой дочерний поклон

 За кипенно-белые зимы,

 За синий, как лен, небосклон.

 За русскую речь,
                                 за молитвы

 Суровых прабабок моих.

 И даже за то, что средь битвы

 Мой сын не остался в живых…

 Жизнь – вещь суровая. И Татьяничева об этом знала предостаточно. Однако есть в ней и то, что всегда согревает. И на первый план у неё выдвигалась Отчизна. Её дух, её существо Людмила Константиновна ощущала предельно остро и в том полном удивительном разноцветье, которые и присущи нашим необъятным просторам.

 И в самом обычном наряде

 Мила ты, Отчизна, до слёз.

 К лицу тебе русые пряди

 Твоих ненаглядных берёз.

 К лицу тебе снег твой алмазный,

 Твой каждый ромашковый лог.

 Но вся эта красота наблюдалась в России Советской. И об этом не стоит забывать. И она не скрывала своих коммунистических убеждений, писала о Ленине, выражала при сём свою искреннюю поддержку Советской власти.

 Города и заводы новые,

 И Кремля купола старинные,

 И ракеты,
                       в полет готовые.

 Россиянок радушье строгое.

 И ромашек улыбки детские.

 Но особенно то мне дорого,

 Что Россия моя –
                                     Советская!

 Множество стихов напишет поэтесса об Отчизне и её отдельных местах – городах, регионах, известных местах, по-своему дорогих её сердцу. Это такие стихотворения, как «Магнитогорск», «Строителям Магнитостроя», «Среди имен любимых и родных…», «Любить Урал», «Урал», «Синегорье», «В нашем краю», «Ангарск», «Ангаре», «Я о России…», «Живу я в глубине России», «Уралу», «Россия моя», «Сибирские кедры», «Солончаки», «Чем выше небо над Россией», «Россияне», «Как ты скромна в своем величье», «Я у старого дуба спросила…», «Я без Урала не могу…», «На горных тропах», «Мы нашу Отчизну растили», «Рожденные огнем», «Рассвет в горах Дагестана», «Отгремели грозы…», «Высокий берег», «Могучий корень», «Живуны», «Город нефтяников», «Ты опять со мною, лето», «Путь в Москву», «Крыши», «Балтика», «Таежный аэродром», «Братство», «Мордовская речь», «Лирическое завещание», «Малахит», «Кедр», «Горы», «В море», «Корабельный бор», «Будущее море», «Земля пустыни», «Байкал», «Сарана», «Родные горы…», «Речка Мама1», «Июль в тайге», «Еловый лес», «Прошлогодняя рябина…», «Ах, какие январи…», «Июльская ночь на Оби», «Юг и север», «Суздаль», «Ах, река, река Исеть…», «К названьям рек…», «Ангарские волны» и другие.

 В звезде рубиновой, как в призме,

 Дороги сходятся, лучась…

 Россия. Родина.
                                  Отчизна –

 Прочна понятий этих связь.

 Она прочна и нерушима,

 Как сила братского родства.

 Как хлеб и соль – необходима,

 Как сущность сложности – проста.

 «Россия, Родина, Отчизна» – так просто и содержательно назовет Татьяничева данное стихотворение, вышедшее из-под её пера в 1972 году. И эти слова составляли для неё единое целое. То целое и нерасторжимое, ради чего стоило жить, гореть, творить, дружить, совершать добрые поступки. Кстати, Людмила Константиновна была дружна со многими своими коллегами-поэтами и писателями. А таким творцам, как Павел Бажов, Иван Молчанов-Сибирский, Вера Инбер, Евгений Пермяк, Павел Васильев, Николай Рыленков, Мустай Карим, Халимат Байрамукова, Расул Гамзатов, Кайсын Кулиев, Алим Кешоков, Наталья Кончаловская, Сергей Баруздин, Файзу Алиева, Александр Дементьев – поэтесса посвящала свои стихи.

 С 1965 года и до конца жизни Людмила Константиновна жила в Москве, десять лет, с 1965 по 1975 год, трудилась секретарем Союза писателей РСФСР, избиралась членом правления Союза писателей СССР, печаталась в «Правде», «Советской России», «Литературной газете», «Огоньке», «Октябре», «Знамени». Книги же её выходили в центральных московских издательствах. В 1971 году поэтессу за книгу стихов «Зорянка» удостоят Государственной премии. Ну и сама Москва для неё станет, разумеется, родной. Собственно, Татьяничева стремилась москвичкой стать давно, но обстоятельства ей этого долгое время не позволяли.

 Мой путь к тебе, Москва,

 Как русла рек
                    скалистого Урала.

 В пути рождались
                              зорние слова:

 В душе моей
                          Россия вырастала.

 И колосом литым,
                                   как на гербе,

 Звенела на полях её пшеница…

 Десятки лет
                             я ехала к тебе,

 Страны моей,
                             судьбы моей
                                                        Столица!

 Татьяничева, не устававшая признаваться в любви к Отечеству, мечтала лишь о том, чтобы оно неизменно цвело. Об этом она в 1967 году поведает в стихотворении «Лишь цвело бы мое Отечество»:

 Что мне надо?
                         Скажу по совести:

 Непременней всего на свете

 Я хочу, чтоб ни войн,
                                ни горестей

 Не изведали наши дети.

 Чтобы жили они красиво, –

 И с людьми,
                        и с работой ладили.

 Чтобы душу мою – Россию

 Они чтили превыше матери.

 Для себя не прошу и малого:

 Лишь цвело бы мое Отечество

 И поверило в знамя алое

 Все великое человечество!

 Человечество в знамя алое, в большинстве своем, к сожалению, не поверило. Хотя вопрос этот неоднозначный, даже спорный, поскольку и до сих пор по миру проживают миллионы наших сторонников, всех тех, кто благодарен России, СССР, кто не забыл бескорыстную помощь, оказывавшуюся нашим государством многим развивающимся странам, а также всем тем, кто боролся за самоопределение и независимость. Самой же Татьяничевой, к счастью, переживать величайшую трагедию преступного развала Советского Союза не пришлось. И перечитывая сегодня вышеприведенные строки почему-то думается о том, что наши воины в ходе СВО освобождая населенные пункты от укронацистов, зачастую рядом с государственным флагом Российской Федерации вывешивают красные советские полотнища. При этом многие из наших доблестных бойцов-освободителей не жили в Советском Союзе и красному знамени в свое время не присягали. Тогда почему же им дорого красное знамя с серпом и молотом? Да потому, наверное, что в них генетически заложено кровное и духовное родство с предками, со славной нашей историей, с нашими выдающимися свершениями и победами во главе с Великой Победой 1945 года. Потому, что все мы – единый народ, чтящий свое прошлое. А в прошлом нашем недавнем, советском, были такие духовные пастыри и подвижники, как Людмила Татьяничева, всей своей жизнью и творчеством заявлявшая:

 Мне бы только суметь,
                               мне бы только успеть

 О России моей
                               полным голосом спеть…

 Чтоб за всю доброту
                                  отплатить ей добром,

 Нужно песням звенеть
                                     серебром, серебром.

 Слишком пламенна медь,
                          слишком празднична сталь,

 Мою нежность излить
                                    они смогут едва ль.

 Нежность к русской земле,
                                на которой росла,

 Где цветам и ручьям
                                     я не знаю числа.

 Людмила Татьяничева, вне всякого сомнения, являлась творцом удивительным и неповторимым. Хотя известный русский советский поэт, драматург, общественный деятель, многолетний главный редактор журнала «Огонек» Анатолий Софронов замечал, что «находил черты сходства Татьяничевой с другими советскими поэтессами». А посему далее он писал: «Есть в поэзии у неё сестры. Я бы назвал славные имена Ольги Берггольц, Зульфии, Сильвы Капутикян… Есть что-то общее между строчечной сутью Людмилы Татьяничевой и стихами названных мною поэтесс».

 Да, у этих замечательных советских поэтесс, представлявших Россию, Узбекистан и Армению, было нечто общее. И в первую очередь у них имелся яркий, потрясающий, животворный талант. К тому же они были очень сильными, волевыми, убежденными и целеустремленными женщинами. Татьяничева же о женской красоте и силе в 1958 году напишет выразительные строки, которые посвятит замечательной русской советской писательнице, ныне порядком подзабытой Антонине Коптяевой:

 У русских женщин есть такие лица:

 К ним надо приглядеться не спеша,

 Чтоб в их чертах могла тебе открыться

 Красивая и гордая душа.

 

 Такая в них естественность, свобода,

 Так строг и ясен росчерк их бровей…

 Они как наша русская природа, –

 Чем дольше смотришь, тем еще милей.

 Людмила Татьяничева давным-давно по праву своего незаурядного таланта и огромной работоспособности заняла в отечественной литературе свое достойное, почетное место. Фактически же она относится к столпам нашей русской советской поэзии. Поэзии чистой, возвышенной, глубокой, высокохудожественной, берущей за душу, не оставляющей равнодушным…

 О творчестве Людмилы Константиновны можно многое поведать. И каждое её творение возможно подробно разобрать, причем однозначных оценок может не последовать, ведь творчество поэтессы читатели воспринимают по-разному. У каждого, по большому счету, своя любимая и неповторимая Людмила Татьяничева. И пускай так будет и впредь!

 Завершить же настоящие заметки хотелось на мысли о том, что Людмила Константиновна была исконно народной поэтессой и свое поэтическое призвание она какой-либо привилегией не считала, о чем в 1963 году и заявила в стихотворении «Моя привилегия»:

 Я не ждала от жизни привилегий.

 Считала счастьем быть такой, как все.

 Весною холить робкие побеги.

 Качать в ладонях веточку в росе.

 В жару со всеми я томилась жаждой.

 Сухарь последний другу берегла.

 И вот в пути запела я однажды

 Ту песню,
                      что не петь я не могла.

 Я рыла доты,
                            строила заводы

 И в зелень одевала пустыри.

 С народом вместе прожитые годы

 За мною встали,
                                 как богатыри.

 Да, я не знала праздности и неги,

 Но оттого не стала я бедней.

 И то, что я живу без привилегий,

 Считаю привилегией своей.

 Пускай же продолжает жить поэзия этой «привилегированной» самим русским народом поэтессы. Пускай к ней приобщаются наша молодежь. И, конечно, пускай живет светлая память о самой Людмиле Татьяничевой – русском советском самородке, всецело посвятившем себя служению России.