Станислав ЗОТОВ. ПОЭЗИЯ ДЕКАБРИЗМА. К 200-летию выступления дворянских революционеров

 

Станислав ЗОТОВ

ПОЭЗИЯ ДЕКАБРИЗМА

К 200-летию выступления дворянских революционеров

 

В самой истории декабризма в России много поэтического: «К мечам рванулись наши руки, и – лишь оковы обрели...» – писал декабрист князь Александр Иванович Одоевский из Сибири, с каторги, отвечая на известное поэтическое послание Пушкина: «Во глубине сибирских руд храните гордое терпенье, не пропадёт ваш скорбный труд и дум высокое стремленье». Дум высокое стремленье... Пушкин знал, о чём писал. Он знал о стремлении этих дворян освободить крестьянство от оков крепостничества, при всей разности планов Павла Пестеля, руководителя Южного тайного общества (он выступал за республиканский строй в России) и Никиты Муравьёва, идеолога Северного тайного общества (тот предполагал сохранение в России конституционной монархии), в одном пункте они сходились безусловно – крепостное рабство в России должно быть уничтожено.

В Европе последние остатки крепостничества были ликвидированы в ходе наполеоновских войн, а в России, победившей корсиканского узурпатора, русские крестьяне так и не получили свободу, несмотря на безусловный патриотический подъём, который проявил весь русский народ, поднявшийся на борьбу с нашествием «двунадесяти языков». Война за свободу России, общая на поле боя и в тяготах похода судьба офицеров, аристократов и даже князей с солдатами, сблизила лучших представителей дворянства с народом, с простыми русскими людьми, заставила их посмотреть на крепостных крестьян как на граждан своей страны, а не как на собственность помещиков. Выразитель идей декабризма (так уж будем называть это политическое течение, хотя до декабря 1825 года было ещё далеко) молодой выпускник лицея Александр Пушкин писал в 1819 году:

Но мысль ужасная здесь душу омрачает:

Среди цветущих нив и гор

Друг человечества печально замечает

Везде невежества убийственный позор.

Не видя слез, не внемля стона,

На пагубу людей избранное судьбой,

Здесь барство дикое, без чувства, без закона,

Присвоило себе насильственной лозой

И труд, и собственность, и время земледельца.

Склонясь на чуждый плуг, покорствуя бичам,

Здесь рабство тощее влачится по браздам

Неумолимого владельца.

Здесь тягостный ярем до гроба все влекут,

Надежд и склонностей в душе питать не смея,

Здесь девы юные цветут

Для прихоти бесчувственной злодея.

Опора милая стареющих отцов,

Младые сыновья, товарищи трудов,

Из хижины родной идут собой умножить

Дворовые толпы измученных рабов.

О, если б голос мой умел сердца тревожить!

Почто в груди моей горит бесплодный жар,

И не дан мне судьбой витийства грозный дар?

Увижу ль, о друзья! народ неугнетённый

И рабство, падшее по манию царя,

И над отечеством свободы просвещённой

Взойдет ли наконец прекрасная заря?

Пушкин состоял в это время членом декабристского литературного общества «Зелёная лампа», что являлась, можно сказать, идеологической лабораторией дворянской революционности. Эта революционность сложилась в среде просвещённого дворянства исходя из опыта европейских антимонархических революций, прежде всего Великой французской революции с её плакатным, но ярким лозунгом «Свобода, равенство, братство!», с масонскими установками и ритуалами, присущими первоначальным декабристским обществам. Но надо сказать, что эти первичные декабристские масонские ложи (такие как ложа «Трёх добродетелей», основанная князем Трубецким и другие) не являлись филиалами западноевропейских старинных лож, они формировались в среде русского патриотически настроенного дворянства, их основателями были русские военные, прошедшие суровую школу борьбы с европейскими интервентами.

Итак, следующим фактором, породившим революционные намерения даже у некоторых князей древних родов, был русский патриотизм. Так среди офицеров гвардейских полков, выведших своих солдат на Сенатскую площадь, были: князь Евгений Оболенский, князь Александр Одоевский, князь Дмитрий Шепин-Ростовский, а руководить всем выступлением взялся князь Сергей Трубецкой, избранный «диктатором» всего этого планируемого политического переворота. Те аристократические фамилии, к которым принадлежали эти князья, известны со времён основания Руси, многие были потомками Рюрика, основателя древнерусского государства. В 1821 году император Александр Павлович запретил деятельность масонских лож в России, и будущие декабристы никак не возразили на волю государя, ложи были распущены. Однако с этого момента начинается деятельность тайных обществ, пришедших на смену «Союза спасения», или «Союза благоденствия», существовавших прежде. И уже идеология этих тайных обществ стала гораздо более революционной и даже бунтарской по отношению к монархии Романовых.

В Южном тайном обществе, действующим среди офицеров 2-й армии, расквартированной на Украине, эти революционные тенденции приняли наиболее резко обозначившийся характер. Именно там командиром Вятского пехотного полка полковником Павлом Пестелем была написана «Русская правда», документ нового государственного устройства для России. В России этим документом учреждалась республика, высшим законодательным органом становилось «Народное вече», состоящее из 500 депутатов, которое избирало «Державную думу», что должна управлять страной в перерывах между заседаниями веча. Но Державная дума (фактическое правительство России, состоящее из 5 членов) не была бесконтрольным органом, её контролировал т.н. «Верховный собор» из 120 депутатов – прообраз Верховного Совета советских времён.

Самое главное в проекте Пестеля было то, что крепостное право отменялось, крестьянам выделялась половина земли помещиков, а представители всех сословий и наций России уравнивались в своих правах и получали название «коренного народа русского», если он были православными. Мусульмане выделялись в особое казачье сословие и получали автономию на своих землях. И наконец: Россия становилась унитарным государством без внутренних межнациональных границ. Скажите, разве это не патриотическая по своей сути программа? Россия – единая и неделимая, избавленная от классовой и межнациональной розни. Где процветает промышленность и торговля (Пестель предполагал перенести столицу России в крупнейший торговый и промышленный центр – город Нижний Новгород, город простого и работящего русского люда в отличие от дворянской Москвы и чиновничьего Санкт-Петербурга), а правительство контролирует постоянно заседающий орган – Верховный собор.

Самовластья быть не может в таком государстве, ведь глава Державной думы избирается на один год, дальше происходит ротация. Это и была бы подлинная демократия, чего конечно не мог потерпеть великий князь Николай Павлович, фактически узурпировавший власть в стране, заставив в ночь на 14 декабря (по старому стилю) присягнуть себе любимому всех высших сановников империи, несмотря на то, что буквально за две недели до этого, после получения известия о кончине императора Александра Павловича в Таганроге, он сам и гвардия, и Сенат присягнули его старшему брату Константину Павловичу. Таким образом к утру 14 декабря в России сложилась парадоксальная ситуация – в ней появились сразу два императора – Константин и Николай! Но Константину гвардия уже присягнула, а Николаю теперь заставляли переприсягать. Скажите, могло ли такое беззаконие не вызвать протест наиболее сознательной части гвардии и офицеров декабристов? Конечно, не могло и протест состоялся. В упрёк декабристам часто ставят желание некоторых из них расправиться с новоявленным императором Николаем, но решительных действий к этому предпринято не было, а вот один из руководителей Северного тайного общества поэт Кондратий Рылеев прекрасно осознавал, чем неуспех выступления грозит ему и его товарищам, он написал пророческие строки о себе:

Известно мне: погибель ждёт

Того, кто первый восстаёт

На утеснителей народа, –  

Судьба меня уж обрекла.

Но где, скажи, когда была

Без жертв искуплена свобода?

Погибну я за край родной –

Я это чувствую, я знаю...

И радостно, отец святой,

Свой жребий я благословляю!

В этой романтической исповеди в стихах уже звучала какая-то обречённость, словно Рылеев предощущал предательство князя Сергея Трубецкого, избранного предводителем восставших частей, согласившегося на такую роль и... не явившегося на Сенатскую площадь, издали наблюдавшего, как расстреливают доверившихся ему людей, в то время как он спасался в доме австрийского посла, свояка, ведь сестра жены князя была замужем за этим иностранным дипломатом. Положено много усилий, чтобы оправдать Трубецкого, но предательство есть предательство, тут уж никуда не денешься. Трубецкого царь Николай помиловал, поменял ему смертную казнь на каторгу в Сибири, позже заменённую поселением, и даже разрешил, как мы знаем, жить там с женой, а вот гениального русского поэта Кондратия Рылеева приговорил к мучительной казни в петле. Тот оборвался и успел сказать палачам перед повторным повешением, что «счастлив тому, что дважды умирает за Отечество!». За свободное Отечество, добавим мы от себя, а это и есть в высшей мере пример истинного патриотизма.

Так и получилось, что выведенными войсками на Сенатской площади командовали офицеры декабристы в чинах не выше поручика. Потому декабристы и не предпринимали никаких решительных действий, хотя у них была такая возможность в первые часы выступления, когда на помощь новообъявленному императору Николаю ещё не пришли присягнувшие ему части гвардии. Но постепенно на площади собирались восставшие части. Сначала пришёл лейб-гвардии Московский полк (не весь, часть осталась в казармах), его вывели на площадь младшие офицеры Бестужев и князь Щепин-Ростовский. Цепь охранения восставших возглавил князь Евгений Оболенский. Его и выбрали декабристы новым «диктатором» выступления вместо струсившего Трубецкого. Но Оболенский избрал неверную тактику действий, он предположил, что другие полки гвардии будут постепенно переходить на сторону декабристов, увидев их стойкость в деле противостояния Николаю.

Потом к Московскому полку примкнули лейб-гвардии Гренадерский полк во главе с Сутгофом и Пановым, и Гвардейский морской экипаж во главе с Бестужевым и Арбузовым. Набралась внушительная военная сила численностью до 3 тысяч бойцов. Но эти части стояли недвижимо на площади возле памятника Петру Великому, не предпринимая никаких решительных действий. Исторический писатель Дмитрий Мережковский в своём романе о декабристах «14 декабря» даже назвал эти странные действия восставших «стоячей революцией» и вложил эти слова в уста Евгения Оболенского, дескать, декабристы «выстаивали» свою революцию.

Но на самом деле в этом сказалось некое романтическое отношение молодых революционеров к выбору характера своих действий. Они желали продемонстрировать «чистоту рук», отказ от насилия, которое привело бы к жертвам. Потому всё это «восстание» вылилось, по сути дела, в такую вооружённую демонстрацию тех частей гвардии, которые остались верны присяге императору Константину, считая великого князя Николая узурпатором и путчистом. Офицеры декабристы и их солдаты твёрдо верили в присягу наследнику престола цесаревичу Константину, его считали императором, потому резко враждебно встретили на площади генерал-губернатора Санкт-Петербурга Андрея Михайловича Милорадовича, которого уважали, как старого русского полководца, соратника и Кутузова и Суворова, но в данном случае он в их глазах оказался изменником присяге Константину.

Потому на все призывы Милорадовича подчиниться новому императору Николаю даже простые солдаты отвечали криками: «Уходи отсюда, ты изменник, двум императорам присягал!». Но Милорадович не уходил, он разъезжал на коне вдоль строя восставших и продолжал ругать их, в свою очередь называя изменниками. Князь Оболенский пытался отогнать лошадь Милорадовича, коля её штыком, но по случайности легко ранил генерала в бок. Милорадович не уезжал. Тогда штатский человек, Пётр Каховский, выстрелил в него из пистолета, и генерал был тяжело ранен. Его увезли с площади, вскоре он скончался, но радовался перед смертью, что погибает от «гражданской» пули, выпущенной не солдатами, солдат он любил. Пётр Каховский, этот первый в истории России террорист-индивидуалист, вообще был человеком безрассудным, замешанным в неблаговидных делах, даже в элементарном воровстве, уволенный за то с военной службы, только накануне тех событий примкнувший к декабристам. Вокруг большого политического дела всегда вьются подобные сомнительные типы, тут уж ничего не поделаешь! Участь его была горька, он был повешен, оборвался, повешен дважды...

Но зато уж царь Николай расплатился с декабристами по полной! Пока не подчинившиеся его власти полки стояли недвижимо на площади, «выстаивая» свою революцию, его генералы сумели согнать в центр Петербурга другие части гвардии и прежде всего гвардейскую артиллерию генерала Сухозанета, картечь которой и решила дело. Погибло до полутора тысяч человек, причём, не только солдат-декабристов, расстреливаемых в упор, но и множество простого народа, собравшегося вокруг и попавшего под выстрелы николаевской артиллерии. И самое печальное было то, что среди больших воинских начальников, расстреливавших декабристов, много было участников тайных обществ, которые разделяли взгляды декабристов, но в решающий момент не решились нарушить субординацию и выступить против незаконного нового императора Николая с его странной «переприсягой». В конце концов в политике всё решает воля и желание победить, а героический романтизм протестантов хорош только в поэзии...

...В темнице есть певец народный,

Но – не поэт для суеты:

Срывает он душой свободной

Небес бессмертные цветы.
 

Но похвалой не обольщенный

Не ищет раннего венца. –

Почтите сон его священный,

Как пред борьбою сон борца.

Так писал князь Александр Одоевский, находясь в казематах Петропавловской крепости. Именно он потом уже из Сибири напишет Пушкину в своём знаменитом ответе на его послание. Ответит от лица всех своих товарищей по каторге:

...Но будь покоен, бард! – цепями,

Своей судьбой гордимся мы,

И за затворами тюрьмы

В душе смеёмся над царями.

Всё-таки они были безудержными романтиками, люди того необычного поколения! Везде они видели символы и роковые знаки. Когда жена князя Волконского (одного из руководителей Южного тайного общества, арестованного вместе с Пестелем) прибыла к нему на каторгу и увидела своего мужа в кандалах, то она бросилась целовать прежде всего не мужа, а его цепи...

...Мечи скуём мы из цепей

И пламя вновь зажжём свободы,

Оно нагрянет на царей –

И радостно вздохнут народы!

Князь Александр Одоевский, виднейший поэт из среды осуждённых к каторге декабристов, по прошествии многих лет в Сибири написал прошение о помиловании на «высочайшее» имя царя Николая Павловича. И царь его «помиловал» – отправил рядовым на Кавказ, на войну с горцами, где поэт и умер в 1839 году, но не от пули горца, а заразившись жестокой кавказской малярией. И он был не один такой. Блестящий русский писатель и декабрист Александр Бестужев-Марлинский также был отправлен рядовым на войну на Кавказе и погиб в бою с горцами. Так узурпатор власти в свою очередь жестоко посмеялся над и так уж лишёнными всех прав людьми.

Вся история декабризма – это история высокого патриотического духа, озарённого ещё ореолом героической романтики, сами декабристы считали, что они страдают за святую Русь, за русский народ, за свободу и конституционное устройство государства. Были ли они правы? – Во многом были, в чём-то заблуждались, но мы до сих пор искренне поражаемся их силе духа и высокому благородству идей!

Средь пылающих огней

Идут под затворы молодцы

За святую Русь.

За святую Русь неволя и казни –

Радость и слава!

Весело ляжем живые

За святую Русь.

Дикие кони стреножены

Дремлет дикий их пастух;

В юртах засыпая, узники

Видят Русь во сне.

За святую Русь неволя и казни –

Радость и слава!

Весело ляжем живые

За святую Русь.

Шепчут деревья над юртами,

Стража окликает стражу, –

Вещий голос сонным слышится

С родины святой.

За святую Русь неволя и казни –

Радость и слава!

Весело ляжем живые

За святую Русь.

Зыблется светом объятая

Сосен цепь над рядом юрт.

Звезды светлы, как видения,

Под навесом юрт.

За святую Русь неволя и казни –

Радость и слава!

Весело ляжем живые

За святую Русь.

Спите, равнины угрюмые!

Вы забыли, как поют.

Пробудитесь!.. Песни вольные

Оглашают вас.

Славим нашу Русь, в неволе поём

Вольность святую.

Весело ляжем живые

В могилу за святую Русь.

1830 год. Александр Одоевский – стихи на переход партии каторжан из Читы на Петровский завод.