Владимир КОЗЛОВ. ЧЁМ ПАХНУТ ЗВЁЗДЫ? Отзыв на одноимённую книгу Нины Шамариной

 

Владимир КОЗЛОВ

ЧЁМ ПАХНУТ ЗВЁЗДЫ?

Отзыв на одноимённую книгу Нины Шамариной

 

«Иногда мне кажется, что детство – круглое лето с ленивыми душистыми долгими-долгими днями, ласково согретыми солнцем, в которых нет ни дождя, ни ветра, хотя, конечно, были и дожди, и грозы», – так начинается одна из глав мемуарной книги Нины Шамариной. Это предложение могло бы стать эпиграфом ко всему повествованию в рассказах «Чем пахнут звёзды».

Мы видим взросление девочки, принятой в школу в шесть лет, пообещавшей учительнице учиться только на пятёрки и сдержавшей слово, человека прилежного и наблюдательного.

«На светло-синем небе загорается первая звезда маленькой точкой без лучей. Тонюсенький месяц повисает на третьей снизу ветке яблони, и эта яблоня отделяется от остальных, выдвигается на первый план, солирует».

Таинственный мир окружает девочку, и в сердце её рождается желание познавать, делать открытия, удивляться и восхищаться. Она входит в этот мир как в храм, и он принимает её ласково и нежно в свои объятия.

«Тихо спускается ночь, и мама зажигает свет… Взрослые изредка переговариваются, а я держу на согнутом локте клонящуюся к столу голову. Сон смыкает веки, но я упрямо таращусь: «Нет, я не сплю», но наконец сдаюсь и, ныряя в прохладу своей постельки, чувствую, как медленно плывёт и вращается Земля, чтобы через несколько часов подставить Солнцу свой бок».

Мир хрупок, хрустален, тронь – зазвенит. Ощущение зябкости и зыбкости. Красят полы. «От входной двери до противоположной ей стены на кирпичах покоится пружинистая шершавая доска. Стоя на её середине, так весело качаться!». «А назавтра, проснувшись, первым делом ловлю солнце, отражённое от блестящих половиц. Мамы нет, она уже на работе, и я трогаю окрашенный пол сначала пальцем, потом ладонью, потом, вскочив на ноги, пробегаю по узким планкам пола, как по клавишам: до – ре – ми – до! А той широкой великолепной доски уже нет, только те места, где лежали кирпичи, свежеокрашены. Рядом белеет записка: «Не трогать, не наступать!». Но напрасно. На квадратике у маминой кровати навсегда остался отпечаток моего мизинца».

С раннего детства Нину приучали к труду. Она белила в доме печку, ухаживала за совхозными телятами: кормила, убирала, загоняла их на место в клетку. «Совхозные телята – как детдомовские дети: ни кличек, ни имён, ни своеобразия, если только нечто из ряда вон. Так народились однажды двойняшки – рыжие, беломордые, и я назвала их Яшка и Дашка; постепенно привыкла окликать их по имени и тётка. Бычок Яшка и рос быстрее, и рыжий цвет его шкуры переливался красным, отливал медью; Дашка светлела, становясь светло-жёлтенькой, словно анемичный ребёнок, не прибавляла в весе… Дашку пустили на мясо; я, узнав об этом, долго отказывалась есть, но потом привыкла».

С теплом в сердце пишет Нина Шамарина о своих родственниках, познавших тяготы войны и почти никогда о ней не рассказывавших. Мама работала шофёром, возила уголёк на шахтах Донбасса сразу после его освобождения от фашистов в 1943 году. Муж тёти Оли – Кузьма – доставлял на «полуторке» в тыл раненых с поля боя…

В коротких рассказах – история страны, воплощённая в судьбах простых людей: детей и взрослых. Всем тем, кому сейчас за шестьдесят, вышедшим в большую жизнь из советского детства, вспомнится и радиоприёмник «Югдон» с тряпочным фасадом, с проигрывателем пластинок под деревянной крышкой, чай из жёлтой пачки с нарисованным на боку слоном, заваренный в фиолетовом с золотыми вензелями чайничке из сервиза «Кобальт», карамель без обёрток в блестящих крупинках сахарного песка…

Помимо описательных глав, рассказывающих о природе родного края, о работе на току, в поле, есть главы, полные драматизма, оставляющие зарубки на сердце. К таким относится рассказ «Матроска». Мама Нины была одинокой, и зачастил в их дом сероглазый «залётный» дядя Женя. К дню рождения он подарил девочке матроску. «Матроска! Чудо, что за матроска! Тёмно-синяя, юбка в складочку и ослепительно белый матросский воротник с синеньким корабликом. Я вертелась перед зеркалом, налюбоваться не могла. Мама вошла с кухни: «Надо же! Впору. Туфельки куплю тебе синие», – и засмеялась счастливым смехом». Дядя Женя попросил Нину уговорить маму приехать к нему в гости на Новый год. Мама надела красивое крепдешиновое платье с веточками мимозы по всему полю, дочка – матроску с синим корабликом на белом воротнике. Вначале ехали на автобусе, потом – на электричке. В доме дяди Жени их никто не ждал. Гостей было много, мама и дочка притулились за огромным столом на одной табуретке и не нашли ни одной чистой тарелки. А глубокой ночью жена дяди Жени приказала маме вернуть подарок – матроску с синим корабликом на белом воротнике. «Троллейбусы ещё не ходили, и мы поплелись на вокзал пешком. Но и электрички ещё не ходили… ночь, да и праздник. Я дрожала в шубейке, надетой на голое тело, задрёмывала и снова просыпалась, вертясь на жёсткой и холодной вокзальной скамейке, и даже мамины руки не могли меня согреть. В одну из суббот февраля мама пришла с работы поздно, держа под мышкой большой свёрток. В свёртке была матроска. Тёмно-синяя, юбка в складочку и ослепительно белый матросский воротник с синим корабликом».

Чем пахнут звёзды? Звёзды пахнут детством.

«Сейчас звёзды не такие, да их вообще, считай, нет! Нет, не мироздание стало другим – я стала другою. Город своими фонарями застит ночной дрожащий зыбкий свет… Лет десять назад я почти увидела то, близкое, живое небо моего детства: мы с дочерями приехали в гости к моей старшей сестре, засиделись за столом; стемнело, и звёзды стали заглядывать в окно – те самые, крупные, мохнатые, как будто всё время ждали меня».

Закрываешь последнюю страницу мемуарной книги Нины Шамариной, и тепло становится на душе, словно на дворе «лето с ленивыми душистыми долгими-долгими днями, ласково согретыми солнцем, в которых нет ни дождя, ни ветра…».