Владимир СПЕКТОР 
Владимир СПЕКТОР
МОДНО БЫТЬ «ПРОТИВ». НЕ МОДНО БЫТЬ «ЗА»
* * *
Стихи не убеждают.
Побеждает автомат.
И правда стремительно
теряет силы.
Ты, кажется, верил в победу,
загадочный брат,
Не зная, что память
расстреляна с тыла.
Прицелы не сбиты,
и тлеет огонь баррикад,
Не мёртвые души
идут на погосты.
Живые уходят туда,
и пути нет назад.
И даже в стихах всё
смертельно не просто.
* * *
Если не слышать друг друга,
Можно оглохнуть от взрыва,
Где в динамите страсти
Клокочут гордыня и спесь…
Парящее эхо испуга
Рождается молчаливо.
И, кажется, злое счастье
В судьбе «тяготеет доднесь»…
* * *
Я, к сожаленью, видел это –
Плевок ракетный, роковой…
И стало окаянным лето,
А тень войны над головой
Накрыла сумраком смертельным
Любви погасшие зрачки,
Где отразился понедельник
Началом траурной строки.
* * *
Заводской трубы погасшая сигара –
Это время «некурящих» городов.
Вместо дыма или пара – тень «пиара».
И ещё – майданный пар орущих ртов.
Справедливость ныне – в кошельке гордыни,
А забывчивость наивностью зовут.
В небеса восходят трубы Украины,
Под безмолвный и бездымный свой салют.
* * *
Кто – за солнце, а кто – за луну.
Кто – за звёзды конвойных погон…
В новый день невзначай загляну,
Как в транзитный соседний вагон.
Там, во тьме, продолжается спор,
И конца разногласиям нет –
Кем обещан просторней простор,
Свет светлей, и счастливей билет.
* * *
На повороте визжат тормоза.
Модно быть «Против». Не модно быть «За».
Модно награды давать палачу…
Модно быть гадом.
Но я – не хочу.
* * *
Канонадное эхо кузнечного цеха
похоже на эхо войны.
Гулко ухает молот,
и пресс, словно пушка грохочет,
Наполняя кошмарами сны,
заглушая дыхание мирной страны,
Где над смертью мучительной
кто-то безумно хохочет…
А не так далеко разрушает покой
канонадное эхо стрельбы.
Брат на брата идёт,
хмуро глядя в прицел автомата.
Не судьбу выбирая, а словно рабы,
погружаясь в болото борьбы,
Забывая, что эхом витает
над каждым расплата…
* * *
Подобно рыбкам на сковороде,
Танцуют в шоу телеперсонажи.
Маршрут проложен от «везде» к «нигде»
Сквозь жизнь, похожую на распродажу,
Где тень креста затмила тень Христа,
Где, что ни день, – то пляски всё дороже…
Сквозь жизнь, где обжигает доброта.
И где от зависти – мороз по коже.
* * *
Сбой в системе координат.
Видишь – нормою стало предательство.
И не климат в том виноват,
И не личные обстоятельства.
Просто пала горизонталь,
Заменив содержание формою,
Где, устав от закалки, сталь
Утвердила предательство нормою.
* * *
Облака плывут с востока,
И державен их поток.
Безразлична им морока –
Запад прав или Восток.
Им, наполненным дождями,
Важен только свой маршрут
Над полями, над вождями,
Что пришли и вновь уйдут.
* * *
Жизнь продолжается, даже когда очень плохо.
Кажется – вот оно, время последнего вздоха.
Кажется, кажется, кажется… Но вдруг, нежданно
Ёжик судьбы выползает из злого тумана,
И открываются новые, светлые двери…
Так не бывает? Не знаю. Но хочется верить.
* * *
Включалась «Ригонда» – и бодрость лилась через край.
«Маяк» был умелым художником «нежного света».
«Кудрявая» слушала вместе со всеми «Вставай»!
И я подпевал про «борьбу роковую за это».
Но слышались в пении вовсе иные тона.
«Ригонда» мигала своим заговорщицким глазом,
Меняла пластинки, и с ними менялась страна,
И я просыпался, как все, как сегодня, – не сразу.
* * *
Тускнеют зеркала,
хоть отраженье длится
Эпохи, что прошла,
и чья печать на лицах,
Как отзыв и пароль,
опознанные взглядом.
А в нём – сквозь радость боль,
и жизнь сквозь смерть – всё рядом.
* * *
Обмену не подлежит
Дорога в один конец.
Меняются миражи,
Меняется ритм сердец.
Но этот незримый свет –
Он твой лишь. И в этом суть.
Нет смысла менять билет,
Когда не дано свернуть.
* * *
Долгожданный, как в прошлые годы трамвай,
Проявляет себя интернет.
Он кипит, словно круто настоянный чай,
Даже если заварки в нем нет.
На друзей и врагов поделил монитор
Всех, врастающих в злую игру.
Приговором вдруг брезжит экранный простор
На безлюдно-трамвайном ветру…
* * *
Всё бывает нежданно-негаданно,
Непредвиденно и опрометчиво.
Даже если дорога накатана,
Даже если доказывать нечего.
Лишь признанья в любви своевременны,
Даже если войной обесточены.
Даже если мигает растерянно
В такт разрывам звезда полуночная.
* * *
Незаконченность мира, любви, перемен,
Неизбывность, но не обреченность.
Забываю, прощаю встающих с колен,
Злобу их обратив во влюблённость.
Облака из души воспаряют туда,
Где им плыть, небеса укрывая,
Где, рождаясь, надеждою манит звезда,
Обретая законченность рая…
* * *
Надо учиться забывать,
по небу памяти летать
свободно и легко.
Примерно так, как в листопад
парит, взмывая наугад,
как гений над строкой,
Какой-нибудь кленовый лист,
или шальной парашютист
над миром и войной.
И я парю в твоих глазах,
забыв, что есть война и страх.
А в небесах – весь мир со мной…
* * *
Где-то на окраине тревог,
Где живут бегущие по кругу,
Вечность перепутала порог,
И в глаза взглянули мы друг другу.
Черствые сухарики мечты
Подарила, обернувшись ветром
В мареве тревожной маеты,
Где окраина так схожа с центром.
* * *
Хрупкое равенство дня и меня,
И времени горький осадок.
А за спиною – всё та же возня,
Где вкус равнодушия – сладок.
Дней оголтелость упрячу в карман,
Тёплой ладонью согрею…
Тают обиды, и гаснет обман.
И даже враги – добрее.
* * *
Не радикулит мешает подняться с колен –
Просто леность завистливой злобы.
Кто-то плакал, а кто-то хотел перемен –
На коленях ползут нынче оба.
Запивая враждой каждый жизни глоток,
Не любя, не скорбя, забывая…
Взгляд с колен никогда не бывает высок,
Даже в сторону ада и рая.
* * *
Не выкорчевываю корни – извлекаю.
Любовь и дружбу не делю, не вычитаю.
Читаю мысли, что считают – повезло.
И умножаю, умножаю, умножаю
Печаль и слёзы на удачи. И не знаю,
Как вывести за скобки боль и зло.
И алгебру с гармонией не разделяя,
Я цену правды познаю – не вычисляю,
И степень милосердия ценю сильней.
Есть план решения, но нет пока ответа,
И доказательств теоремы тоже нету.
И длится, длится извлечение корней.
* * *
Суровый Бог деталей подсказывает: «Поздно».
Уже чужое эхо вибрирует во снах,
Где взрывы – это грозы, а слёзы – это звёзды,
И где подбитый страхом, чужой трепещет флаг.
Суровый Бог деталей оценит перемены,
Чтобы воздать детально за правду и враньё,
Чтобы сердца любовью наполнить внутривенно,
Чтоб излечить от злобы Отечество моё.
* * *
Всех ненавидящих – прощаю.
Смотрю в упор – не замечаю.
А вижу, как трава растёт.
Её ведь тоже – топчут, топчут,
Она в ответ растёт, не ропщет,
Растёт, как будто бы поёт.
Поёт под злыми каблуками,
Под равнодушными плевками.
Над нею – неба блеск живой.
И, ненавидеть не умея,
Она, беспечно зеленея,
Растёт – то песней, то травой.
* * *
От поцелуев до проклятий
(ты слышишь, Карл (или Аркадий?)),
От канонадного разгула
(с востока, кажется, подуло)
До чаепитий на диване
(с дрожащей ложечкой в стакане),
Сквозь эхо прошлых разговоров
(и пересудов липкий ворох),
Сквозь дальний мрак и близость света
(летящего под вой ракеты)…
Везде ОНА – как в сериале,
(в дворце, в землянке и в подвале),
Везде ОНА – до слёз, до дрожи.
(Ты чувствуешь)? Я тоже, тоже…
* * *
Негромкая мелодия судьбы,
В которой, словно птицы для полёта,
Настроены на пение все ноты,
Но глуховата партия трубы.
Трубы, которая пророчит суд,
И голос счастья тоже глуше, глуше,
Но где-то ангелы поют – послушай.
Вдруг, песенку моей судьбы поют.
* * *
Дни уходят в аут, как мячи в игре
После паса и удара мимо цели.
«Что там за столетье нынче на дворе?»,
А в ответ: «Атас! К войне опять поспели».
Век за веком – в аут. День за днем – бои.
Где-то мимо цели, где-то – прямо в сердце.
Делим поле бранью на «враги – свои»,
И не замечаем – время ходит в берцах.
* * *
Условно делимы на «право» и «лево».
Как славно незримы «король, королева,
Сапожник, портной»…
Это со мною и с целой страной,
Где всех поделили почти безусловно
На «любишь – не любишь», на «ровно – не ровно»,
А будто вчера –
Жизнь беспечной была, как сестра,
Страна, где так быстро привыкли к плохому,
Где «эныки-беныки» вышли из дому,
А следом свинец,
Хочешь – не хочешь, но сказке – конец.
* * *
Абрикосов золотой запас
Съеден. Лишь остатки – вон, в пыли.
А остатки времени сейчас
Делятся на дни и на рубли.
Присмотрись – виднеется сквозь прах
Абрикосовый нектар и цвет.
И сгорает на моих кострах
Золотой запас угасших лет.
* * *
Где-то вдалеке,
На пустой реке –
Надувная лодка, рыба плещет.
И осенний пляж,
Тишины той страж,
Словно разорившийся помещик.
Ты не береди
Пустоту в груди.
Вот уже и даль реки в тумане.
Над пустой рекой
Дышится легко…
И судьба – как в матовом экране.
* * *
Сорвавшийся с дерева лист –
только вниз,
Хотя есть и цвет, и запас высоты.
Под ветром взлетая,
как будто на «бис»,
Он с ветром, увы, лишь на «Вы», не на «Ты».
А кажется, кажется –
длится полёт,
И манит, и манит ещё высота…
Он падает, жухнет,
и, словно, поёт,
Пытаясь, пытаясь, пытаясь лета…
* * *
Захлебнулась одиночеством гармонь.
Память старика – сплошной простор.
За какую клавишу ни тронь –
Только эхо, а не разговор.
Только эхо старых песен в тишине
И улыбки мимолётной свет.
Но ещё летит, летит ко мне
Эхо взрыва всех ушедших лет.
* * *
Принимаю горечь дня,
Как лекарственное средство.
На закуску у меня
Карамельный привкус детства.
С горечью знаком сполна –
Внутривенно и наружно.
Растворились в ней война,
И любовь, и страх, и дружба...
* * *
- Ты слышишь, как сердце стучит у меня?
- Нет, это – колёса по рельсам…
- Ты видишь – дрожу я в сиянии дня?
- Ты мёрзнешь. Теплее оденься…
- Ты видишь – слезинки текут по щекам?
- Нет, это дождинки – к удаче…
- Ты чувствуешь – я ухожу к облакам?
- Я вижу, я слышу… Я плачу.
* * *
Всё это нужно пережить,
Перетерпеть и переждать.
Суровой оказалась нить
И толстой – общая тетрадь
Судьбы, которая и шьёт,
И пишет – только наугад.
Я понимаю – всё пройдёт.
Но дни – летят, летят, летят…