Геннадий ИВАНОВ. ЛИКУЙ, ДУША!.. Из новой книги стихов

 

Геннадий ИВАНОВ

ЛИКУЙ, ДУША!..

Из новой книги стихов

 

* * *

Таинственно и безбрежно

Шумит мировой океан.

Земля – это берег надежды,

И он не случайно нам дан.

 

Мы здесь наполняемся верой,

Мы здесь открываем исток.

И сущим живя, не химерой, –

Ложимся лицом на Восток.

 

Ложимся, закрыв свои вежды.

Проснёмся в хоромах Отца.

Земля – это берег надежды.

Надейся и верь до конца…

 

* * *

Всё начиналось очень просто –

Как будто лодка мне дана:

Качнулся борт,

качнулся остров,

Кивнули дальние дома.

 

Никто не ждал меня на моле –

Но разве в том была нужда?

Ладонь, опущенная в море,

Вела неведомо куда!..

 

ДАЛЁКОЕ

                               Г.Фролову

Полосы снега метельного

Ветер проносит по льду.

Над занесёнными елями

Первую вижу звезду.

 

Краткая радость открытия…

Вот и другая горит!

Господи, что за события –

Только душа их хранит.

 

Бабушка часто в раздумии

Учит, чтоб я уповал:

Люди, что жили, не умерли –

На небе век их настал.

 

Пруд с ледянистой осокою,

Горки соломенных крыш…

Небо такое высокое –

Как до него долетишь?

 

Здесь на деревне всё ясно мне –

Эта позёмка и мгла,

Вон вековуха Настасья

В горнице лампу зажгла.

 

А в небесах – уж не лампу ли

Тоже под вечер зажгли?

Есть ли там избы с полатями?

Много ль на звёздах земли?..

 

Есть ли там снежные россыпи?

Песни поют ли? О чём?

Разве с такими вопросами

Справишься с детским умом.

 

И по тропе припорошенной

Я возвращаюсь домой –

Светит изба мне окошками,

Греет дымком над трубой.

 

НОЧНОЙ РАЗГОВОР

У ворона чёрные перья,

У ворона чёрная грудь –

В минуты тоски и доверья

Летит он ко мне отдохнуть.

 

Летит и садится напротив,

На гору прочитанных книг –

Я делаю отдых в работе

И слушаю вредный язык.

 

А ворон лишь клювом склонённым

Коснётся любого листа –

И голосом хриплым и сонным

Одно говорит: «Суета».

 

У ворона чёрные перья,

У ворона чёрная грудь.

Но есть ещё ветер за дверью

И есть неизведанный путь…

 

Ты слышишь ли, птица ночная, –

Не только там плач или стон,

Там вечные силы без края!..

«Попробуй!» – ответствует он. 

 

КОГДА ПОГАС НА ГОРИЗОНТЕ СВЕТ

Когда погас на горизонте свет

И от миров повеяло кочевьем,

Я всё глядел на уходящий след

При свете кормового освещенья.

 

И думал я, что жизнь, как этот след,

Недолго вьётся, мчится и играет,

Что чуть подальше – и его уж нет,

И он в волнах бесследно исчезает.

 

Но всё хотелось на него смотреть…

Работал винт, поток воды толкая,

И нёсся след – исчезнуть, умереть,

И смысл, и очертания теряя.

 

* * *

Вот и Волги берег молчаливый –

Никого сейчас на берегу:

Холод, ветер, катер торопливый,

Небо, словно в зимнюю пургу.

 

Против ветра в небе бьётся птица,

Медленно летит она. Куда?

Что сейчас в душе её творится?

Холод. Ветер. Зыбкая вода.            

 

…Надо жить, хотя так трудно верить

В лучший смысл земного бытия,

Надо приходить на этот берег,

Чтоб тоска развеялась твоя.

 

Ведь уже не раз такое было:

Так же сердце от неверья стыло,

А потом, откуда ни возьмись,

Начиналась, продолжалась жизнь.

 

СОЛДАТ

Пехота заснеженным склоном

Ушла на метельный закат,

А в поле ночном и холодном

Остался упавший солдат.

 

Он умер не сразу, он долго

Лежал на горячей крови.

Он думал для жизни и долга

Собрать ещё силы свои.

 

Когда понемногу стемнело,

Спокойные звезды взошли, –

Хотел он разбитое тело

Поднять от земли.

 

Но видел лишь ворон летевший,

Скосивший на воина глаз,

Как жадно и как безутешно

Локтями он взламывал наст.

 

СЧАСТЛИВАЯ

Смеялась и пела, смеялась и пела –

Стирать и готовить, и шить не умела.

 

Но это до срока, потом то и дело

Стирала,  готовила, шила – и пела.

 

И счастья другого вовек не хотела!

 

ПЛЫЛИ ЗВЁЗДЫ, КРУЖИЛА ДОРОГА

Плыли звёзды, кружила дорога,

Было лето у всех на виду,

И ромашки из сонного лога

Излучали свой свет в темноту.

 

Из кино возвращались ватагой,

И смеялись, и пели легко.

В погребах покрывалось сметаной

Днём надоенное молоко.

 

Было лето. Да было ли это?

Я ли дом проходил стороной?

В ярко-красных промоченных кедах

Возвращался под утро домой…

 

И уже на холодной подушке

Я ли слышал тогда в полусне,

Как весёлая ранняя мушка

Всё о счастье трезвонила мне!

 

МОТИВ

Ходила девка веник мыть на пруд –

В тот день узнал я, как её зовут.

 

Потом случайно встретил за селом –

Узнал, что не тоскует ни о ком.

 

А в третий раз, при звёздах, при луне,

Узнал, что будет плакать обо мне.

 

* * *

Поля зелёные, коричневые пашни,

В душе любовь и к небу, и к земле –

И оттого немного даже страшно,

Что ничего не надо больше мне.

 

Иду пешком из Ханино в Слепнёво,

Иду тележной узкой колеёй,

Я знаю жизнь и горькой, и суровой,

Но нынче это в недрах, под землёй.

 

Всё где-то там до времени таится

И жутко машет острою косой.

А здесь – ромашки, ветер на пшенице,

И я иду в рубашке и босой!..

 

* * *

Сиреневый клевер, сиреневый клевер!

И туча под солнцем – в синих лучах!

Я полю родному всю душу доверил

И слушаю в клевере птах.

 

Прошедшую тучу они провожают,

Взвиваются выше и звонче поют!..

И звуки заботливо так подбирают,

Что каждую песню, как гнёздышко, вьют!

 

НА РОДИНЕ

Зачем надо пробовать клевер на сладость?

Зачем нам нужна эта малая радость?

Зачем это надо –

                             ходить целый день

И слушать, и слушать тоску деревень?.. 

 

В АРКТИКЕ

Душа познала, что это такое,

Когда тоску восторгом утоля,

Глядишь вперёд, на поле ледяное,

На белый мир с надстройки корабля!

 

Порой тут есть такое ощущенье,

Что век далёк, что в вечной тишине

Ещё не начиналось исчисленье.

О, как душа возвысилась во мне!

 

Ещё часы не пущены как будто,

Ещё творенье мира предстоит.

Ещё душа не знает о минутах –

От бренности гнетущей не болит.

 

Ещё тут всё свежо и незнакомо,

Ещё не искупались мы в крови –

Ещё как будто можно по-другому

Устроить мир – по правде и любви.

 

* * *

«Или в ноздри песок, или деньги в карман» –

Так помор говорил, выходя на путину.

Уплывал в неизвестность, во мрак и туман,

И смотрела жена ему в спину.

 

Беломорский песок под ногами скрипит.

Нынче время настало другое –

Пароходов огромных  один только вид

В сердце чувство внушает покоя.

 

Но покуда есть море и есть небеса,

Реет, реет меж ними тревога,

Отражаясь тоской у матросов в глазах,

Возникая в домах, у порога…

 

* * *

Свистит, свистит норд-ост,

Ночная зыбь корабли качает.

За тех, кто в море, поднимем тост,

Кто в час полночный беды не чает.

 

За тех, кто верит в свою звезду,

Кто очарован незримой далью…

И я поверил, и я иду:

В душе – с любовью, в глазах – с печалью.

 

Ревун кричит, разрывая тьму.

В такую непогодь скалы отвесней.

Свистит норд-ост! Не мне одному

Понятна такая песня!

                                           Мурманск

 

ГОРИТ КОСТЁР

Горит костёр на тёмном побережье,

Горит вдали от дома моего.

Я стал другим. Ну разве мог я прежде

На расстоянье греться от него.

 

* * *

Сонным полуденным зноем

Взрыхлена белая пыль –

Девушка ходит босою,

Слушает давнюю быль.

 

Как этой летней дорогой,

В жарких покосах и льнах,

Вдаль мы пошли от порога,

Ветер горел на губах!

 

Как ты, по-русски простая,

Плакала, счастья боясь…

Может, пролётная стая

Где-нибудь помнит про нас.

 

Слушай в орешнике птицу,

Плачь над разбитым мостом –

Только в слезах и продлится

Всё, что случится потом…

 

ИСТИННЫЕ ЦЕННОСТИ

Казалось бы, всё перепуталось

Самым искуснейшим образом,

И этот клубок никому не распутать:

Человек с мелкой душой

Занимает океанское место

А человек среднего ума

Делает вид, что блистает, как гений.

А этот, воплощение всех пороков,

Втёрся в доверие и стал специалистом

По нравственным вопросам…

И вроде всё это удаётся,

И никто не возмущается путаницей –

Мир играет в странную игру.

 

Но все вместе и каждый в отдельности

Знают,

По крайней мере, догадываются,

Что это только игра,

А Истинные Ценности надёжны, –

Что девы судьбы

Без малейшего затруднения

Ткут из этого клубка

Каждому соответствующий холст

И шьют каждому

Соответствующую рубашку.

 

* * *

Волны Охотского моря

Плавно качают припай,

Будто бы всё говорят мне:

«Было, ушло, забывай…».

 

Сопковый берег колымский,

Мёрзлый, обветренный кряж…

Многие, многие люди

Прокляли этот пейзаж.

 

Я представляю их взгляды

В мутно-туманную даль.

Вижу в глазах за слезами

Гнев, перешедший в печаль.

 

Где-то здесь есть Провиденья

Бухта, но даже и тут

Будто затмение было –

И не на десять минут…

 

Волны Охотского моря

Плавно качают припай,

Будто бы всё говорят мне:

«Было, ушло, забывай…».

 

Долго ещё в этом небе

Будет опять и опять

Что-то нам душу тревожить,

Что-то как пепел витать.

                                        Магадан 

 

* * *

                             Верхом на Пегасе юноша Беллерофонт

                                             пытается штурмовать небо,

                                     но боги сбрасывают его на землю.

                                                                      Греческий миф

Поэзия принадлежит земле –

Полям и рощам, ветру и прибою,

Глазам девичьим, женской доброте,

Первопроходцам, мудрецам, влюблённым…

Поэзия принадлежит земле.

 

И сколько б мы ни поднимались в небо,

И как бы дерзко или же смиренно

Богам не заявляли о себе,

Нам не откроются глубины неба –

И снова скачет по земле Пегас.

 

Богам как будто очень интересно

Знать наше мненье о земной юдоли:

Мы знаем этот мир, а что до неба –

То что же можем мы сказать о нём? –

Как муравей о жизни человека…

 

Поэзия принадлежит земле –

Беллерофонт напрасно  рвётся в небо.

 

…Но если он не будет рваться в небо,

Крылатый конь угрюмой клячей станет –

Брюзгливым будет, злым Беллерофонт.

И что же он расскажет о земле?..

 

ОЖИДАНИЕ

Тёмный ларь. В нём разные одёжи.

Среди старых лоскутов, белья

Есть обновы – в них её положат,

Чтобы любо приняла земля.

 

Восемьдесят лет ей миновало,

Дочка с мужем ждут похоронить –

И она сама уже устала

По избе да у крыльца ходить.

 

Всё же что-то радость доставляет –

Лучик солнца или печка в хмарь,

Но всего ей радостней бывает

Открывать на гроб похожий ларь.

 

ПАМЯТЬ

Тёплый ветер прогибает поле –

По цветам бежит и по пшенице.

Годы… годы… я уже без боли

Вспоминаю канувшие лица.

 

В мире зримом стёрты их морщины,

В мире зримом стёрты их улыбки.

То, что было жизнью и кручиной,

Стало где-то новым полем зыбким.

 

И в незримом мареве и свете

Что-то и цветёт, и колосится.

Наша память – это тёплый ветер,

По цветам бежит и по пшенице…

 

ДИВО

Подошёл мужик к ердани*.

Что такое? Словно в бане,

Дева в проруби сидит,

У неё бесстыжий вид.

 

Это, видимо, «моржиха».

Но откуда это лихо

В нашей тихой стороне.

«Не знакома она мне».

 

– Ты б хотя чего надела.

Голышом – ну разве дело? –

А ему в ответ:

– Полезай купаться, дед!

 

Ртом пускает пар девица,

Шумно плещет. Дед дивится:

– Вот настали времена,

Не понятно ни хрена.

------------------------------

Ердань (иордань) – прорубь. 

 

СТРОКА

Я на дворец глядел вельможи,

На золотой его дворец –

Как пламень, в темноте окошек

Светился осени багрец.

 

В них отражались липы, клёны

И солнце за Москвой-рекой.

Хранили окна, как иконы,

В себе торжественный покой.

 

А в парке – гроты и пещеры,

Скульптуры, лестницы, мостки,

Блистала белая Венера

В закрытой нише у реки!

 

Какая церковь над рекою!

Какая чистая река!

И Пушкина живой строкою

Дворец отмечен на  века!

 

Она всю красоту венчает.

Хоть что, казалось бы, в строке?..

Но было б без неё печальней

Скульптурам этим и реке.

 

* * *

Как пустынно без церкви кладбище,

Без деревни – пустынны поля.

Я теперь прохожу, будто нищий,

Там где жизнь начиналась моя.

 

Зарастают деревни бурьяном.

Кто-то выглянет в редком окне.

Басовитые песни баянов

Только в памяти слышатся мне.

 

И теперь лишь на чудо надейся.

Что же стало с тобой, человек?

Люди русские, словно индейцы,

Доживают в бурьянах свой век.

 

СТРЕКОЗА

Бирюзовыми глазами

Поглядела стрекоза.

Поглядела,

Полетела –

И летала с полчаса.

 

А потом напротив села

На листок передо мной,

Затрещала,

Зазвенела

Перетянутой струной.

 

И трещала не напрасно.

Я взглянул в её глаза

И сказал:

«А ты прекрасна,

Ты прекрасна, стрекоза!».

 

РЕКА ТЕКЛА…

Река текла, склоняя по теченью

Кувшинок стебли. Я поплыл по ней

С каким-то безоглядным увлеченьем!

Внизу был холод ила и корней.

 

На берегу траву щипали козы,

И собиралась вдалеке гроза,

Летели рядом бабочки, стрекозы,

Заглядывали ласточки в глаза…

 

Была такая лёгкость и беспечность,

И к сердцу не примешивался страх.

Река текла. И жизнь текла. И вечность

Текла куда-то в Божьих берегах.

 

* * *

Нет, они ни в чём не виноваты,

Кто уехал из родимых мест, –

Ехали не в царские палаты,

Был у них безрадостным отъезд.

 

Раскидало нас по белу свету

От земель курляндских до Курил.

Но нигде такой отрады нету,

Как среди отеческих могил.

 

Потому и тянемся, как птицы,

В свой холмистый малолюдный край,

Потому светлеют наши лица –

Будто не разруха здесь, а рай.

 

* * *

Соблазнили народ, соблазнили,

Заглушили сознанье греха –

А потом же его и казнили…

И доныне в крови лемеха.

И в крови борозда и дорога,

И брусчатка, и стены в крови…

 

И теперь соблазнителей много,

Уводящих от горней любви.

Процветающих целою кликой,

Уводящих от праведных дней,

От России, доныне великой,

От забот сокровенных о ней.

 

* * *

Россия много насолила

И тем и этим на веку:

Француза била, турка била,

Вгоняла пруссака в тоску…

 

Победы те в архивной пыли

Должны уж были бы лежать,

Но их в Европе не забыли,

Хоть и не любят вспоминать.

 

Вот только стань Россия слабой,

Откуда что тогда возьмись –

Повалят жадною оравой,

Припомнят всё тебе, держись.

 

* * *

Со мною разговаривает рожь.

Колосья шепчут, что уходит лето,

Что скоро поле всё пойдёт под нож…

И вспомнилось из Нового Завета –

 

Что мы колосья тоже, и придёт

Великий срок последней самой жатвы,

Снопы свезут на Божий Обмолот,

И будет всё, о чём читали жадно.

 

И будет всё, о чём читали впрок,

Что страшно и таинственно, и  дивно.

Но так должно быть. Милосерден Бог.

Мука  и мука – это неразрывно.

 

Со мною разговаривает рожь.

Колосья шепчут, что уходит лето.

По сердцу зябко пробегает дрожь –

То дрожь любви из Нового Завета

 

* * *

Окропи меня, батюшка, грешника,

Намолённой водою святой –

Разных бесов большого приспешника.

Окропи меня, батюшка, грешника,

И спасительных тайн удостой.

 

Я в грехах бесконечных покаялся

И мечтаю быть чистым, как свет.

Я в грехах бесконечных измаялся,

Дни и ночи похожи на бред.

 

Знаю, знаю, что грязь поналипшая

Долго будет меня тяжелить,

Но душа моя – нет, не погибшая,

И хочу я её сохранить.

 

Окропи меня, батюшка, грешника

Намолённой водою святой.

Не хочу я быть больше приспешником

Этой похоти мира пустой.

 

ВЕЧЕР В ЯНВАРЕ

(Свято-Данилов монастырь)

Святая Троица – в хитонах, босиком…

А снег идёт – пушистый, освещённый

Подсветками мозаики на храме.

Святая Троица, Россия, монастырь.

 

Душа моя, тебе здесь хорошо.

Летят, кружат снежинки лепестками

Цветов далёких, неземных цветов –

И всё вокруг сегодня неземное.

 

И кажется, что могут со стены

Сойти три ангела в такой чудесный вечер

И могут по сугробам босиком

Легко пойти – сугробов не сминая!..

 

* * *

Вот и осталась неделя,

Только неделя – а там

В синюю полночь апреля

Пасха пожалует к нам.

 

Да, на исходе недели,

Что там ни говори,

Самые тёмные ели

Будут сиять изнутри!

 

* * *

Началась неделя Страстная.

Неделя страданий Христа.

Апрель. Дорога лесная.

Ещё нет ни одного листа.

 

Вот Христос пронесёт свой крест тяжёлый

На место казни, на кресте умрёт,

А потом воскреснет – и лес весёлой

Жизнью  наполнится, оживёт.

 

И всё в России наполнится светом,

Верой в доброе торжество.

Повеет победой, повеет летом,

И Господь не забудет никого.

 

Только надо пройти эту неделю Страстную,

Пройти, прося прощенья у Бога.

На Пасху мы все сидим у Господа одесную,

Это потом будет грозно и строго.

 

* * *

Там поля весенние,

Там пруд, налитый всклень,

Там острова да остовы

Родимых деревень…

Там жаворонок вьющийся

Да заячьи кусты…

Там всё благословляют

Небесные Персты!

                       27 апреля 1997г., Пасха

 

* * *

Куда бегут все эти «мерседесы»,

Все эти дорогие катафалки?

Они везут покойников духовных –

А я живой, а я иду пешком…

 

Конечно, всё не так прямолинейно,

И всё не так, наверно, безнадёжно,

Но всё-таки никак я не поверю,

Что вот они Россию и спасут.

 

Монах спасёт Россию и священник,

Спасут Россию воин и крестьянин,

Спасут Россию тихие молитвы

И громкие орудия спасут.

 

В БЕЖЕЦКЕ

Порой я прихожу сюда с цветами,

Стою у низкой кованой ограды.

Нет на земле могилы Гумилёва,

За свой талант он был убит и скрыт.

 

Нет на земле могилы Гумилёва,

Но есть могила матери его –

Здесь можно постоять и поклониться

И матери, и сыну, и земле…

 

А впрочем, что могила? У поэта

Могилы нет, поскольку нет и смерти –

Есть жизнь в стихах. И век, и два, и столько,

Пока читает кто-нибудь стихи.

 

…Нет на земле могилы Гумилёва.

Себе он это явно напророчил:

Его стихотворенье «Завещание»

Прочтите – он могилы не хотел.

 

Он землю  м ё р т в о й  называл, мечтая

Уйти из жизни не в неё, а в небо –

Хотел, чтоб «труп закутанный» подняли

На яркий «кипарисовый костёр»…

 

* * *

Эта речка простая, как рифма «река-облака».

Отражаются в речке коров чернобоких бока,

Отражается глиняный розово-красный обрыв,

Отражается некий, до времени скрытый, мотив.

 

Отражается в речке, наверное, Божья строка,

Что вмещает в себя и реку, и над ней облака,

Что вмещает в себя и деревни, и поле, и  лес.

И великую тайну земных и небесных чудес.

 

Вот за этой строкой и пришёл я на берег реки,

Мне безрадостно в мире без этой зовущей строки.

Я хожу и надеюсь, плыву и надеюсь и жду –

Я без этой строки в буреломе тоски пропаду.

 

ПО ЦАРСКОЙ ТРОПЕ

По Царской тропе мы идём.

Я царь, ты царица.

Под нами, сверкая огнём,

Чёрное море искрится!

Воздушно и солнечно тут,

Внизу реют птицы.

Навстречу нам тоже идут

Цари да царицы.

…………………….

Немало печалей в судьбе

И горя в отчизне.

И всё же, по царской тропе

Проходим –

По жизни!

 

* * *

Есть реки, которые вдруг пропадают из виду,

Уходят под землю и долго текут под землёй.

Россия – такая река, и теперь её ищут,

А где она выйдет, об этом не знает никто.

 

Плывут пароходы и яхты плывут с катерами,

Рыбацкие лодки плывут по реке да баржи –

И всё пропадает под землю, плывёт под горами…

Плывут города и деревни,  и солнце во ржи…

 

ОДУВАНЧИКИ

Боже, сколько цветёт одуванчиков,

Этих жёлтых цветов – миллион!

Столько много цветёт одуванчиков –

Словно жёлтый мне видится сон.

 

Чтоб так много цвело одуванчиков –

Никогда я не видел, нигде.

Что ж так много цветёт одуванчиков?

Это к радости или к беде?

 

Говорят: ни к тому, ни к другому –

Просто выпало много дождей…

Всё же это к чему-то такому,

Отчего на земле веселей.

 

Боже, сколько цветёт одуванчиков!

Боже, это Твои чудеса –

И к тебе полетят одуванчики

Белым пухом потом в небеса.

 

САМА УЗНАЕТ…

Ноги в тёплой пыли утопают,

Волны жара от спелой ржи…

Годы жизни моей убывают,

Прибывают они для души.

 

Утка в озере встала на цыпочки –

Плещет крыльями воду на грудь…

Отыграет весёлая скрипочка,

Никуда никому не свернуть.

 

Отпоёт, отыграет, отрадует,

Отпечалит – а что же потом?

Сердце в бездну незримую падает…

Ничего мы не знаем о том.

 

Ну и ладно. Что попусту спрашивать.

Мир прекрасен, и жизнь хороша

И дана, чтобы душу  в ы н а ш и в а т ь…

Всё сама и узнает душа.

 

* * *

Говорил один священник –

С жалостью, а не надменно:

Сразу за порогом церкви

Разверзается геенна.

 

Это трудно понимать нам.

Трудно стать пасомым стадом.

Это трудно даже перед

Разверзающимся адом.

 

* * *

Я твержу себе снова и снова,

Что уж было написано «Слово

о погибели Русской земли»,

Но ведь выжили,

П р е в о з м о г л и.

 

* * *

Ни тропаря, ни кондака не зная,

Стою стыдливо, слушаю, молюсь.

Я за тебя молюсь, родная Русь.

Не может стать бесовскою святая.

Я за тебя молюсь, святая Русь.

 

За обновленье русского народа.

Пусть наносное сгинет, отпадёт,

Пусть сохранится в Боге наш народ,

Лукавого пускай не ищет брода…

Да сохранится в Боге наш народ.

 

Пускай его рассеются враги.

Прошу: «России, Боже, помоги».

 

ЧИТАЯ «БЕСОВ»

Читаю «Бесов»… Верховенский,

Ставрогин, Шатов…

                                    Боже мой,

На них какой-то мрак вселенский,

И души их объяты тьмой.

 

Что говорить – они ведь бесы,

И всё понятно с этой тьмой.

Но к ним немало интереса

У публики передовой…

 

Ах, публика передовая,

Ну почему всегда ты там,

Где ложь и наглость? Как слепая

За ними ходишь по пятам.

 

ВЕЛИКИЙ ЧЕТВЕРГ

(Моление о чаше)

В Гефсиманском саду Он упал на колени.

«Отче!» Он говорил, как простой человек.

Обступали Его, как распятия, тени.

И в ответ ничего Ему Бог не изрек.

 

Эта чаша страданий Его не минует.

Значит, видимо, нету другого пути.

А иначе – великое зло торжествует.

А иначе – никак нас, людей, не спасти.

 

НЕОПАЛИМАЯ КУПИНА

Россия то живёт, то умирает,

То снова миру слово говорит…

Терновый куст горит –

                                и не сгорает.

Так и – горя – Россия не сгорит…

 

КОГДА ЖЕ?..

Засыпан пышным снегом огород,

И снег переливается, блестит…

Сидит по избам малый мой народ,

Он топит печки да тепло хранит.

 

Сверкает платьем подвенечным снег.

Забыли тут, когда последний раз

Шумела свадьба в этот скорбный век.

…Всё меньше, меньше остаётся нас.

 

«Россия, Русь! Храни себя, храни!» – 

Молил Рубцов. Но как нам сохраниться,

Когда кругом нагрянули они –

Чужие, ненавидящие лица.

 

И не война как будто, а война.

Хоть командиры есть, а будто нету.

Когда же ты опомнишься, страна?

Сживут ведь нас, совсем сведут со свету.

 

* * *

Трудилась жизнь, она во мне хотела

До срока душу отделить от тела.

Но я не смог помочь ей в этом деле,

Хотя не слишком хлопотал о теле.

 

Но – о душе я думал тоже редко.

Прости, душа, тебя я впутал крепко

В излишества земные, во грехи…

И в этом виноваты не стихи.

 

ЧТО БУДЕТ С НАМИ?

Что будет с нами, да что будет с нами…

Если не будем себя защищать,

Нам не позволят быть даже рабами –

Нас убивать будут, не укрощать.

 

В нашей безвольной, безропотной стыни

Всё нам припомнят и всё нам зачтут:

Наши победы и наши святыни

Испепелят, изолгут и сотрут…

 

Хватимся вдруг, чтобы вырвать зубами,

Но будет поздно. И надо понять:

Нам не позволят быть даже рабами.

Так что не стоит об этом мечтать.

 

* * *

На первый план выходят комики.

На первый план выходят гномики.

На первый план выходят гомики.

Рыдай, великая страна.

 

А где  Ильи твои с Добрынями,

Донские Дмитрии да Жуковы?

Где Сергии твои?

                             Все в Сербии?

Так с Сербии возьмём пример!

 

Чтоб эти комики и гномики

Скорей бежали в свои домики

И понимали, что не место им

На первом плане быть у нас.

 

А ЧТО НАРОД…

А что народ? Народ в терпенье,

В извечной муке и в труде.

В вине находит он забвенье?

Забвенья нет ни в чём, нигде.

 

Копают люди огороды,

Картошку садят – как всегда,

Как все нормальные народы.

Что до беды… Вся жизнь беда.

 

* * *

В этом мире хорошо и плохо,

В этом мире грустно и светло.

Но какая б ни была эпоха,

А зимой за окнами бело.

 

Снег идёт так чисто, благодатно,

Делает пушистым всё кругом,

Чёрные закрашивает пятна,

На стекло садится мотыльком.

 

Снежный воздух радостен для внучки!

Мы пойдём  по снегу погулять.

«Дедушка, возьми меня на ручки».

Снег, Россия, внучка – благодать!

 

* * *

Вот уже и вечер,

Вот уже и ночь…

И никто не может

Никому помочь.

 

Только сами, сами

Можем мы найти

То, что нам поможет

Всё-таки идти.

 

…Вот уже и утро,

Вот уже и  свет.

И молитва в сердце

Как  на всё ответ.

 

* * *

После зимних ледяных щедрот

На природу я смотрю, как школьник…

Бабочек любовный треугольник

Полетел в соседний огород.

 

Птахи заливаются, лучится

Солнышком прогретый небосвод…

Надо жизни заново учиться,

Жизнь она ведь только настаёт!

 

Как отрадна рукоять лопаты!

Как свежо копается гряда!

И лесные звонкие палаты

Хороши для песен и труда!

 

НА ВЫСТАВКЕ

(У портретов М.Лобанова, Ю.Селезнёва, В.Распутина…)

Пророки наши с лицами повстанцев.

Я вас люблю за искренность души,

За ваше доблестное постоянство,

Что вы за Родину, а не за барыши…

 

Что вы не свыклись с отведённой ролью.

Идёт неотменимая борьба.

Не примирились вы с угрюмой болью –

Не  свыклись, что России, мол, труба.

 

* * *

Жена с утра воркует,

Воркует и поёт.

Жена с утра ликует

И завтрак подаёт.

 

А вы мне: жизнь напрасна.

А вы мне: жизнь пуста.

Я знаю: жизнь прекрасна,

Как ягода с куста!

 

* * *

У меня от тоски загражденье

В три – не меньше – кольца.

И скажу я себе в день рожденья,

Что хранит меня Бог, подлеца.

 

Снова радуюсь марту родному,

Снова радуюсь новой весне…

От метро продвигаюсь я к дому.

Солнце в небе! Наталья в окне!

 

ОКНО

Щавель выцвел. И жизнь выцветает,

И поблекли мои небеса…

Что теперь мою душу питает,

И какие теперь чудеса?

 

Мою душу питает надежда,

Что мне всё-таки будет дано

Для стихов, для стихов неизбежных,

В этих суетных буднях  о к н о.

 

* * *

Дождь накапал полное корыто –

Мыться будем дождевой водой!

Радость эта здесь не позабыта,

Не забыт и ковшик расписной.

 

Здесь живёт затейливый крестьянин.

Оттого и мило на душе,

Что с любовью тут живёт хозяин,

Как живут не многие уже.

 

Он колодец выстроил, как терем,

Дом украсил тонкою резьбой…

У него не покосились двери,

И доволен жизнью домовой.

 

А душа распахнута по-русски.

Он не станет проклинать житьё.

И хозяйка выставит закуски

Явно в удовольствие своё!

 

ГОВОРЯТ…

Говорят, что ласточки – из рая.

А цветы? А дождика вода?

Всё из рая  то, что, умирая,

Нам хотелось видеть бы всегда.

 

НЕ УНЫВАЙ!

Всю ночь за окошком грозило,

Гремело, сверкало, лилось…

Какая-то мощная сила,

Какая-то, может быть, злость.

 

Но утро настало. Настало.

И солнце, сияя, взошло.

И мощная сила пропала,

И всё улетучилось зло.

 

БАБОЧКИ

Бабочки, как тряпочки, летают –

Настины цветные лоскутки.

Подлетают, будто бы играют –

Настиной касаются руки.

 

А лучи у солнца – золотые!

Всё кругом сияет, будто рай!

Бабочки, как платьица цветные,

Как наряды – Настя, выбирай!

 

ХАФИЗ

На могилу Хафиза в прекрасном и древнем Ширазе

Приезжают, приходят за мудрым советом иранцы.

Продавец предлагает в конвертах цитаты поэта –

Покупай и читай и к себе самому примеряй.

 

Я гадать не люблю не по Пушкину, не по Хафизу,

Но сегодня Хафиза я взял и газели читал –

И подумалось мне, что для многих из нас, как и прежде,

Будут добрым советом такие поэта слова:

 

«На колесе судьбы, смотри, как много праха!

От алчности беги. Цени свой скудный хлеб».

 

* * *

Из пункта А – то бишь из ада,

До пункта Б – то бишь до Бога,

Проложена не автострада,

А вдрызг разбитая дорога.

 

Прошёл по твердому – и снова

Скользишь и падаешь, хоть плачь.

Но нет у нас пути иного

И нет у нас других задач.

 

* * *

Мне нравится слово «народ».

Народ – он идёт не вперёд.

Народ – он идёт не назад.

Живёт он – и этому рад.

 

Бывает порой и не рад.

Бывает, что сам виноват.

Но главное то, что народ

Предателей переживёт.

 

МАЙСКОЕ КИНО

Почему-то я люблю автоматы.

Почему-то я люблю пулемёты.

Я люблю, когда наши солдаты

Подрывают немецкие дзоты.

 

Я люблю наши быстрые танки

И  катюши, катюши, катюши…

Мы должны быть сильнее, чем янки,

В небесах, на морях и на суше.

 

СТРИЖИ В МОСКВЕ

Прилетели стрижи

покорять этажи.

Выше всех небоскрёбов летают.

Над Москвою – стрижи,

над Москвой – виражи!

И стрижиные звоны

                                 витают…

 

«Надо жить! Надо жить!» –

                     слышу я у стрижей.

Это нам –  

         постояльцам своих этажей.

 

И СНОВА – ЖИЗНЬ!

Белые хлопья каштанов цветущих

С розовым цветом внутри…

Мыслей не надо угрюмых, гнетущих.

Всё расцветает – смотри!

 

И одуванчиков жёлтые краски,

Зелень и листьев, и трав…

Все они сбросили снежные маски.

Всякий ликующий – прав!

 

Было безумно, но мы дотерпели.

Вот и наградою нам

Тонко, свирелисто птицы запели!

Сердце прильнуло к цветам!

 

Наша весна – это Божия милость.

Дивно в родной стороне.

Бог не оставил – и жизнь заструилась

В реках, в полях и во мне…

 

* * *

Ликуй, душа!

Ты видела так много

Прекрасных дней.

Ликуй, душа!

Ты чувствовала Бога

В судьбе своей.

 

Вот потому,

Когда всё стало остро,

Вот в эти дни,

Я говорю и повторяю просто:

Спаси и сохрани!

 

В ЗАРЕЧНОМ

1.

В закрытом городе Заречном,

где производят «Искандеры»,

быть стыдно грустным и беспечным.

Душа исполнена здесь веры.

 

Не всё расхищено безбожно,

и возрождение возможно.

 

2.

Что сказать вам, пензяки,

всей душой поэта?

Как бы ни были горьки

наши дни и лета,

надо жить, пути торить

с чувством крепкой веры.

Надо жить, любить, творить,

делать «Искандеры»!

 

АНАТОЛИЮ СТЕПАНОВУ

1.

Земляк мой дорогой, Степанов Анатолий,

Гуляешь ты сейчас среди родных раздолий.

 

В мобильный телефон поёшь мне о просторе,

О Высочке моём, о памятном угоре…

 

Ты дышишь во всю грудь, ты всем доволен, Толя.

Ты в натуральном, брат, а я в мобильном поле…

 

В мобильном поле нет ни травки, ни угора.

На родину пора. И я поеду скоро.

 

А ты мне говори, Степанов Анатолий,

Как хорошо тебе среди родных раздолий!

 

2.

Не тоскуй, Анатолий Степанов,

Если всем не хватает стаканов.

Приезжаем сюда мы не пить,

А родную сторонку любить.

 

Вот они Горни –

Где мои корни.

 

Вот они дали –

Где мои печали.

 

Вот она дорога

От земли до Бога.

 

Вот небеса –

Где главные чудеса.

 

Воздух родины льётся и льётся,

И душе безоглядно поётся!

Дорогой Анатолий Степанов,

Здесь и вовсе не надо стаканов.

 

ПТИЦЫ

На Кавказе в этот раз я не увидел ни одного орла.

Странно.

 

Мой друг Магомед сказал,

Что орлам стало противно смотреть

На нынешних горцев –

И они улетели…

 

Это, видимо, горькая шутка.

Но как-то не по себе делается,

Когда подумаешь,

Что вдруг птицы на самом деле

Поймут,

Что мы не достойны их чудесных песен,

Их стремительных и гордых полётов,

Их красоты –

И покинут нас.

 

Нынешняя жизнь в России

Мало достойна прекрасных птиц.

 

ВЕЧНОСТЬ

Когда-нибудь все кончатся туманности,

И мы вернёмся к ясной первозданности.

 

Но после этой ясной первозданности

Ведь нам опять захочется туманности.

 

Но есть ли путь обратный – до туманности

Из той, обетованной, первозданности?

 

* * *

Держитесь, люди  русские, держитесь!

Друг другу помогайте, не ленитесь.

Нам надо выжить, выстоять, подняться,

Чтоб никого на свете не бояться.

 

Чтоб не грозили нам, не унижали,

Чтоб наконец-то мы соображали –

Кто друг, кто враг, что в нас самих спасение.

Тогда и будет наше Воскресение!

 

УКРАИНЦУ      

                           Украина – це Европа, це – не Азия.

                                            Из письма  из Харькова                                            

Це не Европа, Фёдор, не Европа.

Це Африка, мой друг, це Сомали.

Наслушался ты, Федя, агитпропа

И сильно оторвался от земли.

 

Ты посмотри кругом и поразмысли:

Куда вас тащат? Стравливают, жгут…

О москалях вколачивают мысли.

В Европу вас не пустят и не ждут.

 

Вы им нужны лишь как враги России.

А вы и рады бегать и тусить…

Россия вам, конечно, не по силам,

Но будете пытаться укусить.

 

Зачем вам, Федя, эта роль собачки?

Зачем вам, Федя, жалкие подачки?

Да и Европа, Федя, уж не та,

И от неё у многих тошнота.

 

В САМОЛЁТЕ

Большая страна, и она мне размерами нравится!

Не надо, ребята, кромсать, продавать и дарить.

Россия простором, Россия полётом и славится!

Тут есть вдохновенье – и думать, и петь, и творить.

 

Просторы, они собирались большими усилиями,

Они в государство собрали великое нас.

Россия, Россия – безбрежные реки под крыльями!..

Нам наши просторы ещё пригодятся не раз.

 

* * *

Куда-то ехал, до какой-то станции.

Летел. И плыл – и напрягал весло…

Поэзия – последняя инстанция.

Когда уже ничто не помогло.

 

Когда оставил все заботы, промыслы.

Когда не надо никуда бежать,

Всё позади – все поиски и полосы…

Тогда приходит эта благодать:

 

Стихи писать… Неторопливо, вдумчиво.

Стихи писать как главное из дел.

И радоваться по такому случаю,

Что день настал такой, и ты успел...

 

СВИДЕТЕЛЬ

Я видел поэтическое дерево –

Я видел Соколова, Передреева,

И Кузнецова, Тряпкина,  и Сухова…

Я видел их и слышал, и любил.

 

Казанцева, Жигулина, Горбовского,

И Решетова, но березниковского…

Рубцова я не видел, но поистине

Он рядом, ближе многих ближних был.

 

Да, это было дерево так дерево.

Душа при нём жила, любила, верила.

Застал я время дивное в поэзии,

Чему я рад и по чему грущу.

 

И альманахи были интересные,

И вечера поэзии чудесные.

И много значили тогда для многих строки

В Москве и в Питере, и во Владивостоке…

 

* * *

                              Ищите родину…                    

Ищите родину… Ищите…

А что мне родину искать,

Когда она мне так известна

От первых дней моих, как мать.

 

Её поля, её заботы,

И песни, праздники, цветы,

Её страданья и щедроты,

Её смиренье и мечты…

 

Она всегда во мне, со мною,

Её и сумраки, и свет.

Да, да, она всегда со мною,

Как мама, хоть её уж нет…

 

* * *

Ветер по Волге бежит как по полю пшеницы…

Милая родина, край полевой и лесной.

Жизнь тяжела, но кругом добродушные лица,

Будто овеяны вечной какой-то весной.

 

Родина, родина… Сам я сегодня в задоре!

Хоть понимаю, к какому идёт всё концу.

Отгоревали и это мы – новое – горе,

А горевать бесконечно у нас не к лицу.

 

Милая родина! Голубоглазые  дали!

Есть ещё в сердце к тебе потаённая блажь.

Есть и надежда: когда-нибудь сгинут печали…

Кончится время безумных разрух и продаж…

 

ПРОЩАНИЕ С РАСПУТИНЫМ

Валентин Григорьевич, прощайте.

Вас уносит самолёт в века…

Вы нас и оттуда выручайте.

Нам без Вас унынье и тоска.

 

Самолёт над Волгой, над тайгою,

Над любимым краем полетит…

Слёзы набежавшие не скрою.

Вас живым душа моя хранит.

 

Валентин Григорьевич, прощайте.

Тёплый, светлый, мудрый и родной…

Над Байкалом вскрикивают чайки,

Кто-то тихо плачет над страной.

 

НА РОДИНЕ ВАЛЕНТИНА РАСПУТИНА   

Сегодня Усть-Удинск приснился мне.

Приснился как  мечта, как образ дали…

О, слава Богу, мы туда попали,

Там были наяву, а не во сне.

 

Полдня мы ехали, потом по Ангаре

Мы плыли, плыли на большом пароме.

Кругом всё было в жёлтом октябре,

Все ждали встречи, удивленья, кроме

 

Распутина, который был глубок,

Печален был и говорил не много…

Да, здесь Матёра, родина, исток,

Но это всё уже не ближе Бога.

 

* * *

Через тучи процеженный свет –

То рассеянный, а то как вспышка…

Этот день – как нарядный буклет.

Эта жизнь – как хорошая книжка.

 

Дочитать до последней строки,

До последней таинственной точки…

Постоять у последней реки,

Посмотреть на осоку и кочки…

 

Постоять, посмотреть, подышать…

Помолиться с последней надеждой.

И в душе ощутить благодать,

Может быть, небывалую прежде.

 

* * *

Встаёт луна – кормилица поэтов.

И снова ночь, и звёзды, и мечта…

Как жить нам без рифмованных куплетов?

Никак нельзя, иначе – суета.

 

Она заест, она совсем загонит,

Она и сердце вырвет, и глаза…

Потом уже и музыка не тронет,

И не увидишь больше небеса.

 

Нет, не пустое – все эти куплеты,

И не пустое – звёзды и луна…

Вот потому рождаются поэты,

И потому приходит к нам весна!

 

* * *

Глазницы изб и крыш проломы…

И редко где колодца звень.

Чтоб чьи-то выросли хоромы,

сгубили столько деревень.

 

Теперь не крепостное право

и не насильственный колхоз.

Теперь свобода –

                              как потрава,

и все деревни –

                         под откос…

 

Глазницы изб и крыш проломы…

Свистит невидимая плеть.

Чтоб чьи-то выросли хоромы,

Пришлось народу умереть.

 

* * *

Эти звёзды – как наши печали…

Нет им счёта и нету конца.

Все надежды мои отзвучали,

Лишь осталась одна – на Отца.

 

Что простит, что он так милосерден,

Как никто и нигде, никогда…

Человек и печален и смертен,

Но средь звёзд есть такая звезда!..

 

И зовётся она Вифлеемской…

Высока, далека-высока.

Светит, светит  надеждой вселенской.

И ничтожна любая тоска.