Александр АНДРЮШКИН. «ТОПОТ, ХОХОТ И ТЬМА». Об одноимённом романе Юрия Серба

 

Александр АНДРЮШКИН

«ТОПОТ, ХОХОТ И ТЬМА»

Об одноимённом романе Юрия Серба

 

«Топот, хохот и тьма» – название нового (третьего по счету) романа петербургского писателя Г.А. Лебедева, взявшего себе, ещё во времена американских бомбардировок Югославии, псевдоним «Юрий Серб».

Признаюсь, я не сразу оценил этот роман, опубликованный в 2015 году одновременно в калининградском журнале «Берега» и в петербургском издательстве. Не только не оценил, но даже позволил себе критические замечания на презентации романа, проходившей в петербургском Доме писателя. Однако книга стояла на полке как бы гипнотизируя, и вот наступило переосмысление…

Сюжет таков. Молодого американца Вершмана Госдепартамент США направляет в Россию в долговременную командировку, цель которой двояка. Во-первых, это чисто утилитарные задачи: проверить отчёты «правозащитных» организаций, обсудить новые заявки на гранты и т.д. Вторая часть его миссии сложнее и её, напутствуя Вершмана в поездку, его босс формулирует так: «Почему до сих пор не распалась их страна, как по-вашему?.. Думайте, размышляйте постоянно об этом: почему до сих пор не состоялся распад? Это моя просьба к вам. Сам я постоянно об этом думаю».

«Вот уж не верю!» – захотелось сказать после прочтении этих фраз. Почудилось мне в этом не очень красивое самолюбование, нередко встречающееся: «вот, дескать, какие мы, русские, необычные и загадочные, вот как нами интересуется заграница!».

Размышлений американца о России в романе, действительно, хватает, причём они ведут, как бы логически, к раздумьям о первом лице государства (президенте). «Верит ли он в Бога?» – вот что пытается понять Вершман, и опять, прочитав это, я испытал какую-то неловкость, что ли… И не я один: над тем же самым иронизировал в своей рецензии и критик Геннадий Муриков («Закулисье истории. Дневник критика», опубликовано на сайте «Русское поле»).

Но теперь, перелистывая книгу, я думаю: а, собственно, почему бы и нет? Неестественно было бы, если бы о русской культуре много думал какой-нибудь приехавший в нашу страну иностранный инженер или бизнесмен, или даже разведчик, имеющий конкретные технические задачи. У специалиста, как правило, голова занята проблемами его специальности, но у Вершмана-то сама работа состоит в том, чтобы помогать утверждению в нашей стране «демократии и плюрализма», он-то даже и обязан постоянно думать о русском характере, традициях...

В общем, не критиковать надо Юрия Серба, а восхититься этим многомерным образом, причём не сконструированным, а как бы «подсмотренным» в самой жизни. Его Вершман весьма напоминает недавнего посла США в России Вершбоу, хотя в романе Вершман – американец вполне себе новоиспеченный: родился он вообще-то в Эстонской СССР в еврейской семье в 1980 году; русский язык для него родной и к русским людям (особенно к женщинам) он относится вполне благожелательно. Только в нужный момент с милой улыбкой напоминает, кто он такой и за что получает свою зарплату…

Реалистично ли предположить, что такого человека, по сути дела эмигранта, могут назначить на столь ответственную работу? Как сказать… Да, важные военные вопросы поручались в Америке генералу Пентагона Шаликашвили, а недавние псевдо разоблачения президента Путина в фильме Би-Би-Си озвучил представитель Минфина США Шубин. Но то – эмигранты как минимум во втором или более дальнем поколении, а вот так чтобы в первом?

Скажем прямо: случай нетипичный, но на то это и герой романа, он уникален, и развязка, как увидим, это подтверждает…

Теперь – о заглавии. «Топот, хохот и тьма» – это то беснование антирусских и антиправославных сил, которое проходит через весь роман лейтмотивом. Вначале мы встречаем этот мотив в так называемом «ритуале инициации» Вершмана в Америке. Да, он с юности живет в Америке, доказал свою преданность Западу, и всё-таки его миссия в России – это некое повышение по службе, за которое нужно платить. И вот что происходит:

«Он был как выжатый... нет, не лимон: как растоптанный овощ… Вершман участвовал в ритуале посвящения... Нет, не он участвовал, а в нём участвовали, принимали участие, подвергали ритуалу.

Да, он просто был объектом воздействия – хотя и поводом для торжества, торжища, для хоровода анонимов, надевших маски и окруживших его, как бычка-недоросля на уличной корриде. Только Вершман мог еще завидовать бычку: тот всегда во власти собственных инстинктов и не связан чужими правилами, а Вершман был наг, жалок и опутан договорными табу, с которыми заведомо согласился заранее. Такова была цена восхождения – обязательное прежде падение, с погружением в кричащий унизительный хаос. И это ещё не вся цена – только первый взнос. Только дурак не понимает этого, а циник расслабляется и уверяет себя, что получает удовольствие.

Значит, Вершман не участвовал, а подвергался…».

Итак, «погружение в кричащий унизительный хаос»… Не хотелось бы брать на себя смешную роль человека, объясняющего то, на что можно лишь намекнуть, – а там уж пусть читатель сам догадывается или не догадывается. Серб именно намекает на то, что одновременно существует и не существует. Мы, действительно, не знаем этого (ведь не работали же в ЦРУ), но, наверняка, в какой-то форме инициация у сегодняшних «служителей дьявола» происходит и в реальности. Не в средневековых, конечно, формах, когда бросали иконы в отхожее место или плевали на Евангелие…

Затем «топот, хохот и тьма» ещё не раз возникнут в романе, уже во время поездки Вершмана по России. И не обязательно в связи с самим Вершманом: в том сибирском городе, где происходит основная часть действия, он оказывается вовлечённым в сложную интригу, в которой переплелись местная политика, криминал, бизнес… Один из тех, кто в этом городе противостоит силам зла, – простой милиционер, майор Иван Колобродько, пытающийся и построить здоровую, нормальную семью (вторую, после развода), и остаться (вот наивный!) хотя бы чуть-чуть незамаранным той грязью, в которую втягивает его собственное начальство.

И Колобродько подвергается атаке сатанинских сил… Он ночует в квартире у своей новой жены Марии, и вот что происходит:

«Колобродько слышал сквозь сон тяжёлое сопение и топот потной орды, чей запах щекотал ему ноздри, затем орда стала топать под окнами и подняла нестерпимый галдеж. В итоге Колобродько проснулся, какое-то время слушал нестихающий гвалт, но едва он встал к окошку, как орда с хохотом покатилась – и рассыпалась злорадным дребезжащим смешком…   Почему враги злорадствуют? – задавал себе вопрос Колобродько. Потому что они нас оседлали и помыкают нами, распоряжаются нами и всем, что ни есть нашего. Как же им не гоготать?».

 

* * *

Русофобия – сквозная тема романа. Ею заражены и американцы, и многие действующие лица – россияне. Вероятно, русофобия – это некий психофизиологический комплекс, схожий с наркоманией или алкоголизмом; так сказать, «алкоголизм для непьющих»…

На русофобию «подсаживают», к ней приучают, подобно тому как алкоголиком или наркоманом тоже «помогают» стать новичку уже втянувшиеся в это занятие. В приобщении к алкоголизму и наркомании, кстати, тоже порой присутствует «обряд посвящения», сходный с тем, которому подвергся Вершман. У русофоба в мозгу, вероятно, выделяются какие-то особые вещества, делающие это чувство ненависти к России (и его практическую реализацию) крайне приятным. Есть пассивные русофобы, всего лишь наслаждающиеся восприятием пропаганды (на определенных радиостанциях, телеканалах), есть русофобы весьма активные: замышляющие и выполняющие антирусские интриги, теракты, изобретающие направленное на Россию новое оружие и даже целые доктрины («Стратегическая оборонная инициатива», например). Наконец, готовящие и начинающие военные походы всё для того же: чтобы уничтожить ненавистную им страну…

Некоторые из этих оттенков русофобии изображены в романе «Топот, хохот и тьма». Причем со стороны автора к этим людям ненависти нет, есть художнический зоркий глаз, умение вжиться в их душу и показать её изнутри. Ведь они порой – люди не только обаятельные, но и добрые, умные… А кто сказал, что алкоголиками и наркоманами становятся одни злодеи или тупицы?

…Я не буду прибегать к приёму «чем кончится, не скажу, дабы не сбивать читательский интерес». Я скажу, чем кончилось: Вершман из-за крохотной неудачи вдруг приходит в ярость и решает наказать русских так же, как это сделал Магницкий, чуть не задушивший самого себя в тюрьме. Американец в романе Серба приставляет к виску травматический пистолет и стреляет, может быть, надеясь, что травматика окажется несмертельной…

Но выстрел смертелен, и прятать труп приходится ни кому иному как майору Колобродько… Это не единственная в романе ошибка майора – честного русского человека, но запутавшегося в разных проблемах, да ещё и осаждаемого этим бесовским «топотом и хохотом» (он думает, что у него просто проблемы с артериальным давлением).

У майора порой темнеет в глазах, и он, сам себя не помня, проходит целые километры городских кварталов; в довершение всего, дочку от первого брака у него отнимают органы опеки, и Колобродько, преследуя одно из официальных лиц, открывает огонь в супермаркете из оружия уже не травматического, а боевого… Слава Богу, огонь не на поражение (как это сделал другой пьяный полицейский офицер, Евсюков, ошеломивший всю страну своей неадекватностью); Колобродько стреляет просто в пол, но всё равно невменяемость его теперь очевидна для всех, и большие проблемы ему гарантированы даже в том случае, если не найдут труп Вершмана…

Найдут ли труп американца, мы не знаем (в романе это не показано), но, скорее всего, найдут, а значит, ещё чьи-то «головы полетят», и Вершман из загробного мира свершит свою месть. Вот тогда, наверное, и начнутся настоящие «топот, хохот и тьма»…

На этом можно бы и закончить рецензию талантливого романа. В нём нет нехороших людей, все, вроде бы, весьма симпатичны, в том числе, и американцы, но происходит трагедия. Поистине, бес вселился в действующих лиц; правят бал не поддающиеся контролю потусторонние силы…

Роман достоин того, чтобы его найти и прочесть («Берега», № 2015). Это отнюдь не примитивный политический боевик, где герои грубо разделены на плохих и хороших. Плохих людей, повторюсь, в романе как будто бы и вовсе нет, далек автор и от столь, увы, распространенных у нас и насквозь лицемерных «возмущалок» по поводу «коррупции», «беспредела» и даже русофобии… В доказательство этого я закончу рецензию ещё одной цитатой из романа, в которой автор не без иронии, но и не без сочувствия описывает работу федерального министра внутренних дел.

От министра «требовалось не просто контролировать «раскрытие» преступлений, объявленных на всю страну журналюгами, – нужно было в каждом случае решить систему уравнений политической алгебры: есть ли «событие преступления»;  если – да, то кто его совершил, в целях ли собственных, или неких третьих сил; преступника ли надо искать – или кандидата на эту роль; наконец, не в последнюю очередь, не окажется ли вся эта работа вторжением в чужую компетенцию. Потому что в компетенцию «внутренних органов», которыми ведал министр, не входили интимные секреты государства... В любой стране спецслужбы соперничают между собой за влияние… то, что защита высоких интимных секретов и выявление (с искоренением) всяких низменных безобразий – это разные заботы государства, министра не смущало».

 

                                                                                         Санкт-Петербург