Александр АНДРЮШКИН. КНИГИ, КОТОРЫЕ ОСТАНУТСЯ… К 90-летию Анатолия Белинского

 

Александр АНДРЮШКИН

КНИГИ, КОТОРЫЕ ОСТАНУТСЯ…

К 90-летию Анатолия Белинского

 

Одному из старейших петербургских прозаиков, Анатолию Ивановичу Белинскому, 20 октября 2016 года исполнилось девяносто лет.

Плодовитым писателем Белинского назвать нельзя: он выпустил всего один роман («Звезда заветная», 1985), с полдюжины повестей, рассказы, книгу литературных мемуаров «Без гнева, с пристрастием» (2013). Всё написанное им, наверное, уместилось бы в четырёх-пятитомном собрании сочинений, однако вес этой прозы, думается, значительно превосходит её небольшой объём.

С 1984 по 1996 год Белинский возглавлял редакцию художественной литературы «Лениздата», т.е. крупнейшего партийного издательства города на Неве; и в постсоветские времена он не ушёл на покой: вот уже двадцать лет руководит издательством петербургских писателей «Дума» и ещё и сейчас, в девяностолетнем возрасте, сдает книги в печать.

Отдавая должное организаторским заслугам Белинского, в писательской среде никогда не сомневались, что он – талантливый и своеобычный прозаик. Для того, чтобы дать почувствовать вам вкус прозы Белинского, я процитирую отрывок из его повести о Дзержинском «Хлеб этих лет» (1993), в повести говорится о Сибири в начале 20-х годов ХХ века:

«Едва только забрезжил рассвет, Карасевич оделся и ушёл из города, оставив в постели истерзанную, искусанную женщину… Карасевич оставил женщине, с которой провёл ночь, две тысячерублевые бумажки. Фунт хлеба на Казачьем базаре в Омске в тот день стоил шестнадцать тысяч рублей».

Замечу сразу, что в повести о Дзержинском садистический смысл данного эпизода оправдан: Карасевич – белогвардеец, точнее – бандит времён Гражданской войны. Но Белинский не избегал показать и неимоверные жестокости нынешних времён, например, повесть «Побочные обстоятельства» (1997) рассказывает о том, как трое бандитов похитили миллионера с целью получения выкупа. Эта повесть, как и другие произведения Белинского в детективном жанре, основана на реальном уголовном деле. Если же попробовать суммировать в одной фразе главную тему прозы Белинского, то это будет: «показ души человека в экстремальных ситуациях, в том числе, во время пыток и беспощадной борьбы». Как будто бы похоже на жанр триллера? В чём отличие от триллера, я поясню позже, но вначале нужно сказать о том, откуда же ведёт начало интерес писателя к показу подобных характеров и ситуаций.

В книге Белинского «Без гнева, с пристрастием» читатель найдёт и свидетельства о временах перестройки, и воспоминания о собственном детстве писателя в Винницкой области на Украине, о корнях же своих прозаик говорит, что никогда по-настоящему ими не интересовался, впрочем, сообщает, что «маму лет в тринадцать отдали в услужение в богатую еврейскую семью в городе Умани. В этом услужении она была работницей на все случаи жизни, но мама никогда плохо не отзывалась о своих хозяевах».

В том же месте книги автор пишет, что отец его происходил из захудалого польского шляхетского рода «Билиньских».

В анкетах советских лет, конечно, свою биографию писатель подавал иначе, но глава обкома КПСС Григорий Васильевич Романов разглядел, думается, не анкету, а человека, когда в 1980 году утвердил кандидатуру Белинского на должность секретаря партийного бюро Ленинградской писательской организации.

Романов угадал в Анатолии Белинском того, кем он и был на самом деле: упорного труженика, всегда служившего государству не за страх, а за совесть. Белинский одинаково старательно нёс службу в армии, затем короткое время работал на заводе (во время учёбы в Литинституте), затем продолжал идеологическое служение, уже будучи писателем.

Советская власть в Ленинграде (за исключением кровавых эксцессов революции и первых послереволюционных лет) всегда была в то же время властью русской – это я могу засвидетельствовать как ленинградец в третьем поколении, на основе моих многочисленных бесед с ветеранами. Поэтому и Анатолий Белинский, будучи преданным своему делу коммунистом, в то же время верно служил России, и здесь не было противоречия. Его первая повесть «Мост через Фонтанку» была посвящена работе токарей на заводе; о жизни в разные советские годы в Ленинграде (и не только в нём) мы узнаём из повести «Четыре ветра» и из необычной книги «Письма прошлого века» (2008), представляющей собой подлинную переписку писателя с собственной женой. Автор этих строк с живым интересом прочёл вроде бы простые бытовые письма, но двух весьма культурных людей: Ф.А. Белинская была доктором химических наук, а в наблюдательности, пожалуй, не уступала мужу-прозаику. Главное, что останавливает внимание в их переписке (помимо примет времени), это глубокая любовь и верность двух людей.

Наконец, нужно сказать о детективных повестях Белинского, и оттолкнусь я от суждения Сергея Чупринина, который в литературном словаре «Жизнь по понятиям» (М., 2007) в статье «Правдивость в литературе» написал: «Подавляющее большинство правдивых, с потерями и жертвами пробившихся к читателю произведений русских писателей советской эпохи невозвратимо ушло в архив».

Думаю, что Чупринин в этом суждении ошибся и что в архив скорее уйдут книги рыночных издательских серий, начиная с Акунина и даже Брусникина (псевдоним того же Чхартишвили для трёх его исторических, якобы «качественных» романов). Отличие этих триллеров от лучших детективов советской школы, во-первых, в том, что традиционные детективщики русской школы больше работали и работают с подлинными уголовными делами, а, во-вторых, они всё-таки не были вынуждены так лихорадочно спешить, как это заставляет делать рынок. В отношении детективных повестей Белинского можно с уверенностью сказать, что это – психологическая и идейно нагруженная проза самого высокого образца.

Это повести «Овальный портрет» (2006), «Под гримом» (2006) и «Побочные обстоятельства» – о последней из них я уже сказал, что она – о похищении тремя бандитами «богатенького буржуя», который столь упорно молчал о местонахождении своих денег, что троице пришлось его пытать. Участие в пытках психологически сломило наиболее молодого и совестливого из трёх бандитов, Валеру, который невольно проболтался о преступлении, и оно было раскрыто.

«Валерка смотрел на всё происходящее невидящими глазами. Он не мог думать ни о чём, кроме того ужасного, страшного, что осталось уже позади, но, оставшись там, в прошлом, всё равно было рядом с ним, было в нём самом. И никак не забыть, ничем не заслониться от той ночи, ничем не заглушить ужас того, что это же он сам, Валерка, своими руками бил, вязал, толкал плот в воде, а из мешка на плоту доносился глухой, протяжный, звериный стон… это же он, Валерка, бил кирпичом по голове живого человека…».

Белинский умеет создать в повествовании сильный и явный подтекст, так что читатель понимает: когда сказано, что «что это же он сам… своими руками бил, вязал и т.д.», то говорится это не об уголовнике Валерке, а обо всех нас, о тех, кто был в той или иной степени приобщён к работе советской власти, в том числе – её пропагандистского аппарата. Так следует из подтекста, доказывать наличие которого – дело неблагодарное, нужно читать всю повесть.

Да, советскую власть либералы обвиняют кое в чём незаслуженно, но не будем впадать и в излишний защитительный пафос, рисуя бывшую советскую державу «белой и пушистой». Приходилось и напряжённо трудиться, и бороться с реальными, а не мнимыми врагами, а борьба имеет свои, порой очень некрасивые, законы, о которых столь парадоксальным образом напоминает нам Белинский. В общем, и детективные повести, и вся проза Белинского – непростая, не относится к категории однозначно прочитываемой, и говорить, что она легко может «уйти в архив», я бы не спешил.

Автор этих строк далеко, конечно, не достиг возраста юбиляра, и, быть может, самому Анатолию Белинскому мои выводы покажутся неверными. Но мне кажется, что в литературе, как и в других областях жизни, есть те, кто действует, и те, кто более склонен описывать или объяснять чужие действия. Порой те, кто действуют, не имеют дара слова, но есть и достаточно редкий тип пишущих людей дела, а в нём – ещё более редкая категория: хорошо пишущих. Мне кажется, что Анатолий Иванович Белинский принадлежит к этой последней категории людей.

Пожелаю ему счастья в его девяностолетний юбилей и позволю себе ещё раз выразить мнение, что его книги в  русской литературе останутся.

 

Санкт-Петербург, 2016